Неведомые поля (сборник)

Тьма. Тьма. ТЬМА!

...тот, с ножом, вне пределов досягаемости. Отступает, подходит вплотную, снова шарахается прочь. Ждет, ждет, я его вижу краем левого глаза. Старуха все вопит и вопит. Еще один вскакивает мне на спину, пытается меня задушить, хохочет, кряхтит. Резко откидываю голову назад, чувствую, как ломается нос, он падает, пинаю его между ног. На меня бросается человек с ножом, хватаю его за запястье, ломаю его — да! Третий, с пистолетом, пугается, стреляет, «хлоп!», мусорный бачок шатается и опрокидывается. Он бросает пистолет, бежит, и я теряю его в переулке.

Когда я возвращаюсь, тот, которого я пнула, извиваясь на боку, ползет к пистолету. Увидев меня, замирает. Старуха наконец исчезла, человек с ножом привалился к стене склада.

— С—сука, ты мне руку сломала, бля!

Он снова и снова повторяет «сука». И другие слова. Я подбираю нож и пистолет и ухожу, ищу, куда их выкинуть. Со стороны реки небо светлеет, красиво.

Тьма...

...перекатываюсь по земле, пытаюсь отобрать автомат у плачущего человека. Он дерется, кусается, лягается, пытается ударить меня автоматом. Кругом толпа, люди: ноги, туфли, слишком близко, сумки, пакеты, слишком близко, кто—то наступает мне на руку. Тела на земле, некоторые шевелятся, большинство нет. Он бьется и воет у меня в руках, его бросила жена, он потерял работу, у него забрали детей, «голоса, голоса!». Внезапно сдается: глаза закатываются, он обмякает, он безопасен. Я отбиваюсь от разъяренного человека, на руках у него неподвижная девочка, он хочет автомат: «Дай мне этот автомат, дай его сюда!» Я встаю на ноги, стою над стрелком, меня окружают со всех сторон, теперь я защищаю его. Полиция.

Вращающиеся огни, красный, синий, белый, окружают нас со всех сторон, человека поднимают на ноги и уводят, почти уносят, его ноги почти не касаются земли. Он по—прежнему плачет, голова у него запрокинута, как будто шея сломана. Повсюду тела, большинство из них мертвые. Я умею отличать мертвых.

Один полицейский подходит ко мне, благодарит за то, что я предотвратила новые смерти. Я отдаю ему автомат, он достает блокнотик. Он хочет знать, как все было: что произошло, что я видела, что я сделала потом. Доброе лицо, веселые глаза. Я начинаю рассказывать.

...и потом тьма.

«Куда я деваюсь?»

Вот когда меня окутывает тьма — сразу после того, как меня выхватывают из одного сражения и переносят в другое, — где я нахожусь в это время? Этих промежутков времени просто не существует, никаких воспоминаний, кроме смазанных битв. Ни имени, ни потребностей, ни желаний, никакой связи ни с чем — только мое собственное отражение в витрине или в луже... Где я живу? Кто я такая, когда я там, а не тут?

И живу ли я вообще?

Кто я?

Нет, я не «кто». Я не могу быть кем—то. Я — нечто. Ходячее оружие, орудие, слепая сила, которую использует кто—то или что—то, мне неизвестное, с целью, которой я не понимаю.

Но...

Если я изначально задумана как оружие, сознательно создана с одной определенной щелью, для чего тогда я задаю вопросы? Автомат того бедолаги не интересовался ни собственной сущностью,

ни сущностью своего хозяина, ни тем, куда его вешают, когда он не нужен. Нет, я явно нечто большее, чем просто оружие: я способна...

...размышлять. Размышлять в тот самый момент, как отбираю у хихикающей парочки канистру с бензином. Парочка склонилась над оборванной теткой, которая сонно моргает, сидя на тротуаре. Парень уже открыл зажигалку, уже готовится чиркнуть колесиком. Я бью их канистрой, пока они не падают на асфальт и не остаются лежать неподвижно. Я поливаю их бензином и швыряю зажигалку в канаву. Оборванная тетка принюхивается, фыркает — ей не нравится запах. Она встает и бредет прочь. Проходя мимо, она кивает мне.

И на миг, прежде чем меня снова окутывает тьма, я остаюсь стоять на пустынной улице, глядя ей вслед: оружие, которое пока не находится ни в чьих руках, ни на кого не нацелено, оружие, пытающееся осознать себя. Всего на миг...

И снова тьма. «Думай о тьме!»

...на этот раз вокруг светло, наступает вечер. Я вижу ее впереди, слишком далеко впереди, спокойную, хорошо одетую женщину, невозмутимо роняющую второго ребенка в реку, вьющуюся через город. Я вижу головку первого ребенка, его уже почти не видно, его несло течением. Третий ребенок отбивается и плачет, когда она поднимает его и выносит за парапет. Другие люди тоже бегут туда, но я пробираюсь сквозь толпу, я обгоняю всех, я уже там, и я изо всех сил бью ее, так, что она взлетает в воздух и врезается в вывеску, которую я не могу прочесть. Но ребенок уже в воздухе, он падает...

...И япадаю следом, я вхожу в воду всего через несколько секунд после него. С этим проблем не будет — я мгновенно подхватываю его — ее, это девочка, она плачет и захлебывается, но с ней все в порядке. Я оставляю ее на узком берегу — там, впереди, лестница, кто—нибудь спустится сюда и достанет ее, — и устремляюсь следом за остальными, сбрасывая обувь, чтобы не мешала плыть. «Я плыву...»

Где, как я научилась плавать? Это что, входит в обязанности оружия? Я рассекаю поду без малейших усилий, передвигаясь быстрее, чем люди, бегущие по дороге, — как я научилась работать руками и ногами именно так? Течение помогает мне, но оно же несет и детей все дальше и дальше. Впереди мелькает обращенное к небу личико, ребенок еще держится на плаву, но это ненадолго. Я плыву еще быстрее.

Это мальчик, он постарше той, первой девочки. Я подхватываю его, кладу себе на плечо, его рвет водой мне на спину — такое ощущение, что он успел проглотить половину реки. Но он все пытается показать вперед, вниз по течению, вслед третьему ребенку, тому, которого нигде не видно. С берега кричат люди, но на это нет времени, времени нет. Я запихиваю его под мышку левой руки и плыву дальше, гребя правой, используя ноги и спину как один большой плавник. Голову я держу над водой, смотрю вперед. Никого. Ни следа.

Умненький мальчик: он разворачивается и хватает меня за плечи, так что теперь я снова могу грести обеими руками. Но я не могу найти третьего... не могу...

Нет, могу. Вон он плывет, лицом вниз, совершенно безжизненно, вращаясь в потоке воды. Вторая девочка. Еще мгновение — и я хватаю ее, но теперь река рвет у меня из рук их обоих и вытащить их на берег, борясь с течением, не так—то просто. Но у нас все получится. Все получится.

Руки, лица, детей вырывают у меня из рук. С мальчиком и малышкой все будет в порядке, со старшей девочкой не знаю. Приехала полиция, двое полицейских склоняются над ней, двух других детей кутают в одеяла. Мне на плечи тоже набросили одеяло, а я и не заметила. Люди теснятся вокруг, хвалят меня, голоса у ниx далекие—далекие... Надо позаботиться о девочке.

Мать уже арестовали, двое полицейских крепко держат ее за руки, хотя она и не сопротивляется, послушно идет с ними. Лицо у нее абсолютно спокойное, никакого выражения; она смотрит на детей, не узнавая их. Мальчик смотрит на нее... Не буду думать об этом взгляде. Раз я оружие, мне не обязательно думать о таких вещах. Я направляюсь к неподвижной девочке.