Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

– Гульнара – красивое имя, – улыбнулась Фирузе. – Так мою бабушку звали.

– Малика будет, – тут же решила её свекровь.

***

Несмотря на то, что особой радости появление Малики на свет семье не принесло, Патимат и Али провели все традиционные мероприятия, встретили гостей, приняли подарки и угостили всех на славу самыми вкусными блюдами. Только родственников Фирузе на празднике не было, её родителей не стало несколько лет назад, а с дальней родней она не общалась, потому что никого не знала, да и жили они не близко.

Новорождённую девочку выносить к гостям не стали, и Фирузе тоже не показалась там, чтобы не прогневить высшие силы. Только Патимат и две её старшие сестры

пришли к ним в комнату, вымазали щеки и лоб девочки кровью жертвенного барана и положили в её колыбельку листы Священного Писания.

Неизвестно, что из этого помогло Малике выжить, но первые полтора года она, слабенькая и худенькая, то и дело находилась между жизнью и смертью. В конце концов, мать, в то время уже снова беременная, совсем махнула на младшую дочь рукой, и бабушка Патимат, решив, что хуже уже не будет, вынесла внучку на холодную веранду и положила на топчан, накрытый старым тулупом:

– Здесь спать будет! – заявила она невестке, вышедшей за ней следом.

– А если помрёт? – бросила Фирузе на свекровь недоумевающий взгляд.

– Всё равно к тому идёт, – ответила та.

Но Малика не умерла. Она стала потихоньку крепнуть и к трём годам совсем забыла, что такое болезни. Маленькая и худенькая, она быстро семенила рядом со старшими сёстрами Хавой и Саидой, когда те шли работать во двор или в огород. Помогала девочка не только там, но и на кухне. Саида отдала ей свою скалку, и малышка ловко управлялась с ней, раскатывая кусочки теста на то или иное блюдо.

Когда же она подросла, ей поручили уход за домашней птицей. Хава, как старшая из дочерей, управлялась с коровами, Саиде достались бараны и козы. Вместе они собирали хворост и даже рубили дрова. А ещё девочки были обязаны присматривать за новорождённой сестрёнкой Заирой, родившейся на удивление крепкой и здоровой. Али снова был недоволен женой и когда узнал, что она произвела на свет четвертую дочь, хотел выгнать её из дома, но тут за невестку вступилась Патимат:

– Опомнись, безумный! – одёрнула она сына, когда он пришёл сообщить ей о своём решении. – Кто лучше Фирузе умеет ткать ковры? Она же первая мастерица на всю округу! К ней отовсюду едут и платят хорошо. На что жить будем, если она уйдёт? Ты подумал об этом своей головой? И так на тебя Аллах прогневался, раз посылает только дочерей. С кем в старости останешься? Разойдутся они все по чужим углам, кто на тебя работать будет? Эх ты! Горе моё! Иди-иди, нечего пялить на меня свои глаза. Мирись с женой, без неё совсем пропадёшь.

Али послушался мать и больше разговор о том, что хочет выгнать Фирузе даже не поднимал. Да и вообще он уже понял, как это удобно, когда в твоей семье столько женщин. Они успевали делать по дому все, а он только отдавал им распоряжения и благосклонно принимал заботу о себе. Может быть поэтому, когда спустя несколько лет Фирузе родила ему пятую дочь Ийман, он не сердился и только махнул на жену рукой:

– Посмешили народ и хватит, больше я ничего не хочу.

Удивительно, но из всех дочерей Фирузе не любила именно Малику. Она не могла забыть, как намучилась с ней во время родов и сколько бессонных ночей провела потом у её люльки. А ещё хорошо помнила упрёки мужа в том, что родила такую слабенькую, а значит, совсем никчёмную дочь.

Али никогда не был для Хавы, Саиды, Малики и Заиры настоящим отцом. Они не имели права подойти и обнять его, просто поговорить с ним, попросить помощи или защиты. Ему и в голову не приходило, что дочери могут нуждаться в этом. Он общался с ними отрывисто и строго, просто раздавал указания и никогда не одаривал ласковым словом или улыбкой. Только Ийман, их пятая дочка, чем-то тронула его чёрствое сердце, но и к ней он никогда не подходил и требовал

от жены, чтобы она забрала малышку, если та сама семенила к нему.

Вообще, Фирузе с дочерями, как и Патимат, жили в одном крыле дома, а сам Али – в другом. Туда девочки не имели права входить без разрешения, и мать с бабушкой строго следили, чтобы они соблюдали это правило.

И только Малика однажды нарушила его, за что и поплатилась.

В комнате отца стоял шкаф с книгами. Он был небольшой, но очень красивый, резной. Чья-то умелая рука искусно вырезала на деревянной поверхности и раскрасила двух странных птиц с длинными хвостами и коронами на головах. Вокруг вились лианы с распустившимися цветами и гроздьями ягод. И каждая из птиц держала в клюве по одной крупной красной ягоде. Иногда, когда у девочки появлялась свободная минутка, а рядом никого не было, Малика тайком подбиралась к двери и, словно зачарованная, смотрела на это великолепие. Вблизи она видела шкаф только один раз, когда бабушка Патимат, всегда сама наводившая порядок в комнате сына, позвала среднюю внучку и попросила принести веник, который она забыла взять с собой.

С открытым ртом пятилетняя Малика впервые переступила порог этой комнаты и тут же протянула руку к шкафу, чтобы погладить одну из великолепных птиц.

– Не трогай! – строгим голосом потребовала бабушка Патимат. – Ты вечно всё пачкаешь или ломаешь. Всё, иди отсюда! Нечего тебе тут делать. Забыла, разве, что это папина комната и вам сюда нельзя? Пошла! Пошла!

Малика боялась строгую бабушку и даже не подумала спорить с ней, это было просто невозможно. А потому девочка послушно вышла из комнаты и занялась своими делами. Но великолепный шкаф забыть не могла и всегда пользовалась любой минуткой, чтобы подбежать к двери и хоть одним глазком в маленькую щёлочку посмотреть на чудесных птиц.

Однажды под вечер, убедившись, что в доме никого нет и все заняты своими делами, Малика снова оказалась у заветной двери и припала глазом к знакомой щели. Ей казалось, что птицы тоже рады видеть её и потому так весело смотрят на неё своими блестящими глазами.

– Вы красивые… Я вас люблю… – прошептала девочка и вздрогнула как от удара, услышав за спиной грозный возглас отца.

Медленно, очень медленно Малика повернулась и увидела перед собой его грузную фигуру. Позади него стояли ещё трое мужчин: два соседа Джамалутдин и Алиаббас, и двоюродный брат отца – Тимур. Все они возвышались над крошечной девочкой, хмуря брови. Ещё бы, они застали её в тот момент, когда она находилась на мужской территории дома, да ещё и подглядывала в комнату отца. Это был настоящий позор.

Не прикасаясь к дочери, Али пальцем показал ей на выход и пошёл за ней следом, оставив гостей одних.

Несколько коротких, резких слов мужа, брошенных ей в лицо, заставили Фирузе покраснеть от стыда. Она принялась извиняться за себя и за дочь, но Али уже ушёл, не желая слушать её оправданий.

Разгневанная женщина повернулась к малышке и заговорила звенящим от ярости голосом:

– Маленькая мерзавка! Как ты посмела так опозорить меня? Ты будешь наказана! Никто не будет разговаривать и играть с тобой три месяца!

Фируза вышла из комнаты, но тут же вернулась с ковшом, полным крупной соли и высыпала его у стены.

– Становись сюда на колени! Каждый день будешь вставать сюда, пока Аллах не простит тебя.

Малика послушно подошла и опустилась коленями на белую, слегка хрустнувшую под её весом соль. Острые крупинки тут же впились в нежную кожу, но девочка не стала плакать и молить о пощаде. Она знала, что её всё равно никто не пожалеет. Мать ушла, но Малика не сдвинулась с места. Ей приказали стоять на коленях, и она не имела права ослушаться.

Поделиться с друзьями: