Невероятно насыщенная жизнь (Журнальный вариант)

— Газировочки бы, — сказал Витька.

Полковник посмотрел по сторонам и увидел на противоположном углу кафе-мороженое ресторана «Москва».

— Есть идея, — сказал полковник, — мы сейчас пойдем есть мороженое и пить газированную воду.

— Н-ну… — сказала бабушка.

— И шампанское. Холодное. Полусухое.

— Полусладкое, — сказала бабушка и улыбнулась.

И все-таки со мной случаются иногда неожиданные вещи: думаешь, думаешь — вот бы случилось, и случается. Не совсем так, как думаешь, но что-то около того. Мы сели за столик, а полковник (я его теперь буду называть все время полковником — так удобнее, а то «Василий Андреевич» — слишком длинно, а «дядя Вася» — как-то сладко) пошел заказывать для нас мороженое.

— Какой отличный человек, — сказала бабушка, доставая пудреницу.

— Ага, — сказал Витька. — Дядя Вася, мне два сливочных, одно ореховое, одно земляничное и три разных! Ассорти!

— А тебе? — спросил меня полковник от буфета.

Я помахала рукой. Не потому, что я уж такая скромная, а потому, что мне действительно было сейчас все равно. Полковник кивнул. Бабушка пудрилась. Витька пыжился. А я посматривала по сторонам. Этот кусочек кафе, где продают мороженое, был совсем маленьким. Вообще-то кафе большое, но оно уходит на несколько ступенек вниз, и там люди пьют кофе и едят, а здесь, у самого входа — таким угольничком — едят мороженое и сидят мальчишки и девчонки, которые ужасно хотят казаться взрослыми. Девчонки громко смеются, щурят глазки и незаметно — это они думают, что незаметно, — поправляют юбочки. А мальчишки потихоньку курят сигареты и пускают дым под стол. Я даже засмеялась: сидит с двумя девочками Коля Иванов — он сейчас в десятом — такой важный, его все побаиваются, мне-то его бояться нечего — он меня даже и не знает.

Ну, вот, он сидит с двумя девочками, славные такие девчонки, одну я, кажется, тоже знаю, и пускает дым под стол, и такой довольный, такой храбрый. Я посмотрела на него и подумала, а как бы он пускал дым под стол там, на том парадном подъезде? Понимаю, что несправедливо, а подумала и все. И еще я подумала: а что такое доброта? Вот нажать кнопку — и никаких тебе Фуфлей, или, как его там, Фуфел, никаких тебе Хлястиков (я почему-то уверена, что этот Хлястик — подлый), никаких тебе врагов. И белобрысых с веснушками не будет. Откуда он только взялся?! И Веньки Жука не будет. Не будет и все! А Г. А.? Тоже не будет? А папы? А мамы? А полковника? А Витьки? А бабушки?

— Маша! — крикнул полковник.

— А? — спросила я, очнувшись.

— Иди-ка, помоги мне.

— Я пойду, — сказал Витька и выскочил из-за стола.

— Какой отличный человек, — сказала бабушка. Она уже кончила пудриться и начала подкрашивать губы. — В нем есть что-то аристократическое.

— Офицер… — сказала я.

— Ты злая, Маша, — сказала бабушка и убрала помаду в сумочку.

— Прости, бабушка, — сказала я.

И вот тут я увидела, что какая-то девчонка машет мне из-за самого углового столика. Я присмотрелась и узнала Юльку из нашего класса, а рядом с ней, конечно, Зоенька. Я помахала Юльке в ответ, а она замахала еще сильнее — звала меня. Я развела руками, дескать, не могу, занята. Тогда она вылезла из-за своего столика и подошла к нам.

— Здравствуйте, Антонина Петровна, — сказала она очень ласково. — Здравствуй, Маша. Вы тоже мороженое едите?

— Здравствуй, Юленька, — сказала бабушка. — Я тебя давно не видела. Ты почему…

— Я только что приехала, — ласково сказала Юленька, — с юга. Я так соскучилась по Машеньке. — И она наклонилась, чтобы меня поцеловать.

— Осторожно! — закричала бабушка. — У нее… инфлуэнца!

Юленька отшатнулась. Ах, какая у меня все-таки отличная бабка.

— Ничего особенного, — сказала я, — просто насморк.

Мне даже не хочется говорить, как они лебезили вокруг полковника. А он ничего не замечал и их тоже угощал мороженым. Я еле-еле съела один шарик, Витька навалился вовсю, а бабушка выпила с полковником шампанского и раскраснелась, разрозовелась, рассиропилась и начала приглашать и Юльку и Зоеньку к нам в гости. Вот и пойми ее! А Витька тоже приглашал их в гости, и полковник тоже. А я думала: я же хотела, чтобы именно они меня увидели с полковником, и ведь я обрадовалась, когда Юлька меня на ухо спросила: не меня ли позвал этот полковник — Герой Советского Союза? И я же так гордо и независимо ответила, что да — меня, и вообще… А теперь этот противный полковник хохочет с ними, как будто меня тут и нет, а Зоенька тихим голоском спрашивает, что у меня с глазом и говорит, что от всяких глазных болезней помогает бодяга…

И Витька хохочет, а бабушка улыбается, а полковник очень серьезно соглашается с Зоенькой.

А потом, потом Юленька встает и так торжественно говорит:

— Вы меня простите, товарищ полковник, тут не совсем подходящее место, но я воспользуюсь случаем. Разрешите нам, — она обводит рукой меня и Зоеньку, — от имени класса пригласить вас к нам в шестой, простите, теперь уже в седьмой «б» на встречу с героем.

Вот дура! Я чуть не заорала от злости.

— С каким героем? — спрашивает полковник.

— Да с вами же! — говорит Юлька.

— Не знаю, не знаю, — говорит полковник, улыбаясь, — я скоро уезжаю. — И почему-то смотрит на меня.

— Полковнику надо отдохнуть, — совершенно разозлившись, говорю я. — А вы тут пристаете…

— До свиданья, — говорит Витька, — привет.

— Заходите, девочки, — говорит бабушка так ласково-ласково, и я уже совсем не знаю, как к ней относиться.

А полковник встает и провожает девчонок до двери. Они идут и довольно кисло улыбаются. А полковник возвращается, смотрит на меня очень сердито и говорит что-то совсем непонятное:

— Ты что, Мария, на меня инвентарный номер повесила, что ли?

А я не знаю, что со мной такое — мне хочется реветь и драться. Я выскакиваю из-за столика, роняю Витькино мороженое и вылетаю на улицу. Идет себе народ, идет, смеется, разговаривает и никому до меня нет дела. И нет ни одного человека, который бы меня понял.

— Здорово! Ты почему не пришла? — слышу я какой-то знакомый голос.

Ну, что сказать?! Это какая-то фантастика. Белобрысый Семен тут как тут, как будто его звали.

— Куда? — спрашиваю я.

— В садик на Некрасова.

— Чего тебе надо?! — ору я.

— Вот чудачка, — говорит белобрысый, улыбаясь. — Как бодяга?

Провалитесь вы все пропадом с этой бодягой.

— Чего тебе надо?

— Да ничего, — говорит он, пожимая плечами, — вчера надо было, а сегодня ничего. Сегодня я тебя случайно увидел. Смотрю: стоит и ревет.

— Я реву?

— Ну, не я же.

— Я не реву.

— Ну и правильно. Чего реветь-то.

— А я и не реву.

— Я и говорю. Хочешь мороженого?

Какой-то совершенно сумасшедший парень. Я ему ясно показываю, что мне до него нет никакого дела. Подумаешь, заступилась за него. Так если на его месте был кто-нибудь другой, я бы тоже заступилась — ведь трое на одного.

— Хочу мороженого, — говорю я, — идем.

— Куда? — удивляется он.

— Сюда, — говорю я и тащу его в кафе.

— Знаешь, — говорит он, — у меня на это дело денег не хватит.

— У полковника хватит, — говорю я.