Невероятно прекрасна
Шрифт:
— Прости, что я был так строг с тобой, сынок. Я был не очень хорошим человеком и не очень хорошим отцом, и теперь этого не исправить, — сказал Маркус-старший, отмахиваясь от слабых попыток Маркуса все отрицать. — Но я хочу, чтобы ты знал, что я оставил лодку тебе; переписал ее на твое имя сегодня днем, и то немногое, что у меня есть тоже. — Он перевел взгляд с Маркуса на Беку, которая теперь стояла одна на песке перед Королем и Королевой.
— Ты хорошо устроил свою жизнь, мальчик. Это все, чего я когда-либо хотел для тебя. Не важно останешься ты здесь или нет, главное найди то, что делает тебя счастливым, и схвати это обеими
Гуртеирн вытряхнул кожаный мешочек, и яркий изумрудный кулон цвета океана скользнул в его ладонь.
— Это сохранит тебя в безопасности, пока мы не вернемся домой и мои маги не сделают трансформацию постоянной, — сказал он, передавая его отцу Маркуса. — Надень его себе на шею прямо перед погружением, и ты сможешь плавать и дышать, как один из нас, пока мы не изменим твою форму.
Король и Королева еще раз кивнули Беке и исчезли в волнах вместе со своей стражей. Маркус-старший на мгновение заколебался, потом улыбнулся Маркусу и Беке.
— Берегите друг друга, — сказал он и вошел в море.
* * *
Бека сидела на влажном песке и смотрела, как пена завивается кружевом на берегу, а потом отступает. Совсем как жизнь — что-то всегда приходит, а потом уходит. Красивая, непредсказуемая, неумолимая в своих бесконечных и постоянных изменениях. Как бы ты ни хотел, чтобы все оставалось по-прежнему, этого никогда не случалось.
Иногда она менялась к лучшему. Иногда к худшему. Но она всегда менялась.
Маркус стоял у кромки прибоя, глядя на воду так, словно мог заглянуть в тайные царства под ней. Или, может быть, просто задумался; трудно было сказать. В любом случае, она не могла винить его. Через некоторое время он подошел и сел рядом с Бекой.
— Ты плачешь, — немного удивленно сказал он. — Ты никогда не плакала.
Она слегка пожала плечами, ее футболка и джинсы казались странно тесными после длинного, струящегося платья, которое она надевала на встречу с Королевой. Ее сердце тоже сжалось, как будто вокруг него образовались металлические прутья, затягиваясь в полосы настолько прочные, что она чувствовала, как они врезаются в плоть, заставляя ее сердце биться чаще.
— Ты плачешь из-за моего отца? — спросил он. — Потому что я думаю, что с ним все будет в порядке, так или иначе.
— Я тоже так думаю, — сказала Бека, глядя на его лицо в лунном свете, такое любимое и такое сильное. Как она могла выбрать жизнь, в которой никогда больше не увидит это лицо? Сможет ли она это выдержать?
Маркус придвинулся чуть ближе, смахнув слезу, медленно скользнувшую по ее щеке.
— Если ты не плачешь о моем отце, тогда что случилось, Бека? — Он наклонился и поцеловал место, где была слеза, заставляя железные прутья сжаться еще сильнее. — Я могу помочь?
— Не думаю, — сказала она. — Видишь ли, завтра мой день рождения.
Он моргнул.
— И ты не любишь дни рождения?
Она тихонько рассмеялась.
— Обычно я люблю дни рождения. Но завтра мне исполнится тридцать, и я стану полноправной Бабой Ягой, после двадцатипятилетнего обучения. Если я буду продолжать пить Живую и Мертвую воду, пути назад не будет. Я стану настоящей Бабой Ягой и могущественной ведьмой до конца своих дней. Так что, как видишь, это мой последний шанс; я должна выбрать раз и навсегда, быть ли мне ведьмой или Человеком, как все остальные.
— Ты
никогда не сможешь быть такой, как все, — торжественно произнес Маркус. — И это хорошо, а не плохо.Бека фыркнула, вытирая глаза тыльной стороной ладони. Черт бы его побрал, меньше всего ей сейчас нужно, чтобы он был милым.
— Я думала, что больше не хочу быть Бабой Ягой. Я хотела нормальной жизни и собственных детей. Но последние несколько недель показали мне, что я действительно хочу быть Бабой. Я чувствую, что это мое предназначение.
— Тогда в чем проблема? — спросил он, явно сбитый с толку.
Она посмотрела ему прямо в глаза.
— Я люблю тебя, — сказала она. — В этом-то и проблема. Я люблю тебя больше, чем когда-либо думала, что смогу полюбить кого-то, и я не хочу тебя бросать. Но я знаю, что ты ненавидишь все эти магические штучки, и ты захочешь меня, только если я буду Человеком. Так что, если я хочу сохранить тебя, мне придется отказаться от магии, но я не могу вынести мысли о том, чтобы потерять ее. Вот почему я плачу.
К ее изумлению, Маркус громко рассмеялся и наклонился, чтобы обнять ее. В уголках его карих глаз появились морщинки, когда он сказал: — Я знаю, что был немного напуган, узнав, что жизнь действительно похожа на сказки, но я тоже многому научился за последние пару недель.
Он легонько поцеловал ее в губы, так что она смогла почувствовать изгиб его улыбки, а затем отстранился, чтобы сказать голосом, который звенел правдой: — Самое главное, что я узнал, это то, что я хочу тебя такой, какая ты есть — со всем этим безумным, волшебным, чарующим и приводящим в бешенство набором. Вот в кого я влюбился, даже если не осознал этого сразу. И вот кого я буду любить до конца своих дней. Не важно, какой путь ты выберешь, я хочу идти по нему вместе с тобой. Что касается меня, то я хочу остаться здесь и заниматься рыболовством на лодке отца. Но я также хочу организовать благотворительную программу, чтобы помогать детям, таким как Тито, тем, кто беден и болен, но им необходимо выходить свежий воздух и делать что-то веселое. Я мог бы брать их на день на лодку и давать их родителям отдохнуть. Но мне понадобится еще один член экипажа, чтобы помогать, теперь, когда мой отец ушел, а Чико возвращается в Мексику.
К ее изумлению, он опустился перед ней на одно колено и взял ее руки в свои.
— Я знаю, что ты будешь иногда отсутствовать, занимаясь Бабьими делами, но когда ты будешь рядом, я подумал, не согласишься ли ты поработать со мной на лодке. И, знаешь, выходи за меня замуж. Если ты не против остаться с немного сварливым бывшим морпехом и рыбаком с потрепанной старой лодкой и без денег, о которых можно только мечтать.
Он отпустил ее руки и вытащил из джинсов потрепанную черную бархатную коробочку, и она уставилась на него с недоумением.
— Знаю, — сказал Маркус с усмешкой. — Я тоже был немного удивлен, когда отец сунул его мне в карман, когда обнимал меня на прощание. Но оно принадлежало его матери, и думаю, он решил, что оно должно быть у тебя.
Крышка открылась, и в ней появилась единственная светящаяся жемчужина, оправленная в золотую филигрань. Бека подумала, что это самая совершенная вещь, которую она когда-либо видела.
Еще одна слеза скатилась по ее лицу, растапливая напряжение вокруг сердца, когда она почувствовала, что ее мир наполняется неожиданной радостью.