Невероятное паломничество Гарольда Фрая

На следующее утро Гарольда разбудили чьи-то крики. У Рича пропал нож. Обыскали близлежащее поле, склоны холмов и кусты; пришлось признать, что нож украл Уилф. Гарольд почти сразу же обнаружил, что вместе с ножом пропало и пресс-папье с блестками — подарок для Куини.

«Горилла» сообщил, что Паломник Уилф завел страничку на «Фейсбуке», у которой уже больше тысячи подписчиков. Там он выложил истории о своих походных приключениях и о спасенных им людях, туда же поместил и несколько молитв. Своим поклонникам Уилф обещал, что новые подробности о нем появятся в воскресных газетах.

— Я предупреждал, что это добром не кончится, — процедил Рич, испепеляя Гарольда взглядом сквозь пламя походного костра.

Исчезновение юноши глубоко растревожило Гарольда. Отходя от лагеря, он с надеждой всматривался в ночной мрак, ожидая его возвращения. В городах он заходил в пабы и приглядывался к молодежным ватагам, тщетно отыскивая среди них исхудалые, болезненные черты Уилфа, прислушивался, не раздастся ли поблизости его безумный смех. Он чувствовал, что все-таки где-то недосмотрел за пареньком и в этом, как водится, остался верен себе. Гарольд снова начал страдать бессонницей и в иные ночи совсем не мог уснуть.

— У вас усталый вид, — заметила ему Кейт.

Они оба удалились от отряда и сидели в кирпичном тоннеле, выложенном вдоль русла реки. Вода в ней застоялась и больше напоминала зеленый бархат, нежели текучую жидкость. Берега поросли мятой и кресс-салатом, но Гарольд утратил былой интерес к травам.

— Я очень отдалился от своего начала. Но и к окончанию слишком мало приблизился. — От зевка он сотрясся всем телом. — Как вы думаете, почему сбежал Уилф?

— Просто ему надоело. Никакой он не злодей, а так… Уилф еще молодой, стержня в нем нет.

Наконец хоть кто-то заговорил с Гарольдом без излишнего пафоса, как в первые дни похода, когда еще никто не имел на его счет никаких предвкушений, в том числе и он сам. Гарольд по секрету признался Кейт, что Уилф очень напоминал ему сына и что предательство по отношению к Дэвиду мучило его в последние дни даже больше, чем вероломство по отношению к Куини.

— Когда Дэвид был еще ребенком, мы с женой увидели, как он умен. Он все время сидел, запершись в комнате, и делал уроки. Если ему не ставили хороших оценок, он расстраивался до слез. Но потом его дарования обернулись против него же. Дэвид был каким-то заумным. И очень нелюдимым. Он поступил в Кембридж и начал попивать. Сам я в школе всегда был отстающим, поэтому преклонялся перед его способностями. Зато в жизненных неудачах мне равных нет.

Кейт рассмеялась — ее подбородок гармошкой сложился на груди. Гарольд заметил, что, несмотря на резковатые манеры этой женщины, ему делается как-то спокойнее в обществе ее внушительных телес. Кейт призналась:

— Я никому не говорила, но мое обручальное кольцо несколько дней назад тоже исчезло.

Гарольд вздохнул, понимая, что доверял Уилфу вопреки всем и вся, но причиной тому была отчасти и привычка находить в каждом человеке врожденное доброе начало. Теперь такому доверию приходилось положить предел.

— Это ничего, что кольцо пропало. Я недавно развелась со своим бывшим. Сама не знаю, зачем я его все это время носила… — Она посмотрела на руку без кольца, согнула пальцы. — Будем считать, Уилф сделал для меня доброе дело.

— Чем еще я мог ему помочь, Кейт?

Она улыбнулась:

— Невозможно спасти всех до единого.

Кейт помолчала, а потом спросила:

— А сейчас вы видитесь с сыном?

Гарольду было больно это слышать.

— Нет.

— Наверное, скучаете по нему? — продолжала расспрашивать она.

После Мартины еще никто не интересовался его сыном; во рту у Гарольда пересохло, а сердце невольно заколотилось. Ему хотелось объяснить Кейт, каково обнаружить своего юного отпрыска в луже рвоты, отнести его в постель, утереть ему лицо, а утром притвориться, будто ничего такого не видел. Он был не прочь поведать ей, каково ребенком наткнуться на мужика, то бишь на своего отца, валяющегося примерно в таком же состоянии. Хотелось допытаться: «Как же это случилось? При чем тут я? Неужели это я виноват?» Но Гарольд промолчал. Негоже взваливать на Кейт подобное бремя. Он лишь кивнул и ответил, что да, он очень скучает по Дэвиду.

Обняв колени, Гарольд припоминал, как отроком лежал у себя в комнате и прислушивался к тишине, в которой больше не было матери. Он вспомнил, как ему впервые сообщили об отъезде Куини и как он от неожиданности плюхнулся на стул, потому что она даже не зашла попрощаться. Он будто наяву увидел побелевшее от ненависти лицо Морин, услышал, как с треском захлопнулась за ней дверь гостевой комнаты. Он заново прожил свой последний визит к отцу.

«Мне очень жаль, — сказала ему санитарка. Она взяла Гарольда за рукав и почти насильно утянула прочь. — Вы же видите, он разволновался. Лучше вам сегодня уйти».

Поспешая за ней, Гарольд оглянулся напоследок, и все, что он запомнил: тщедушный человечек бросался в него ложками и вопил, что у него нет никакого сына.

Разве такое выразишь? Придется пересказать целую жизнь. Можно, конечно, попытаться и найти слова, но для Кейт они будут исполнены совершенно иного смысла. Можно сказать: «мой дом», но она вообразит этот дом по-своему. Нет, этим никак не поделишься…

Они еще посидели вместе и помолчали. Гарольд слушал, как шелестит ветер в ветках ивы, как колышутся ее листочки. В сумерках сияли свечки кипрея и раскрывшейся к вечеру ночной фиалки. Со стороны лагеря доносились смех и крики: Рич в потемках затеял игру в пятнашки.

— Уже поздно, — наконец сказала Кейт. — Вам надо поспать.

Они вернулись к остальным, но сон все не шел. Голова Гарольда была полна неотступных дум о матери в поисках каких-нибудь утешительных воспоминаний. Но на ум приходил только холод, пронизавший дом его детства, запах виски, въевшийся даже в его школьную одежду, и пальто на подкладке — подарок к шестнадцатилетию. Впервые Гарольд всецело отдался страданию от того, что родился не нужным ни отцу, ни матери. Он снова долгие часы пробродил в темноте под небосводом, усыпанным крохотными звездочками. В памяти возникали образы Джоан — как она муслила палец, чтобы перевернуть страницу журнала о путешествиях, или скашивала глаза на отца, трясущимися руками тянувшегося к бутылке; но ни разу не обнаружил он случая, чтобы она поцеловала сына в макушку или хотя бы пообещала, что все у него будет хорошо.

Задавалась ли она хоть когда-нибудь вопросом, что с ним потом сталось? Как он живет-поживает?

Он будто наяву увидел ее отражение в зеркальце пудреницы. Джоан подводила губы яркой помадой и делала это с такой старательностью, что ему чудилось, будто она под краской пытается удержать что-то, ему неведомое.

На него вдруг волной нахлынули переживания: Гарольд вспомнил, как однажды перехватил ее взгляд. Она бросила на середине какое-то занятие и застыла с раскрытым ртом — наполовину мать, наполовину просто Джоан. С бешено бьющимся сердцем, отчего голос у него предательски задрожал, собравшись с духом, Гарольд спросил: