Невероятные приключения Брыся в пространстве и времени

Екатерининский дворец ослеплял роскошью, как и Зимний, но Брысю было не до любований – среди снующих туда-сюда ног он боялся потерять из виду новую знакомую, ее коричневый хвост мелькал уже на лестнице. Если бы путешественник по историческим эпохам уделил чуть больше времени главам о самом Дворце, то знал бы, что бежит по паркету, по которому когда-то ступала нога его венценосного хозяина и друга Александра Второго – для своих покоев Император как раз выбрал первый этаж южного флигеля, с выходом в собственный сад.

Но бывший Личный Кот промчался без остановок вслед за Марго. Они миновали Большой зал, казавшийся бесконечным из-за обилия зеркал, многократно отражающих витиеватую золотую лепнину; царские столовые; Малиновую и Зеленую гостиные со стеклянными цветными пилястрами; Портретный зал, со стен которого укоризненно взирали на происходящее величественные Императрицы, и остановились лишь возле Янтарной комнаты, почти посередине Главной анфилады. Здесь тоже было многолюдно – драгоценные панели прятали под слои марли и ватина, а на полу с причудливыми узорами из разноцветной древесины лежали наготове листы фанеры.

– Люблю этот зал! Здесь будто бы живет Солнце! – Марго мечтательно сощурилась.

Так вот она какая, таинственная Комната! Каждый кусочек янтарных панно словно сочился медом всевозможных оттенков, от светлого, почти белого, до насыщенного темно-коричневого. Брысю даже почудился приторно-сладкий запах липкого лакомства, а позолота, приумноженная зеркальными пилястрами, и впрямь, придавала залу свечение.

На фоне затейливого рисунка «медовых» стен выделялись четыре картины в бронзовых рамах. Обладатель острого кошачьего зрения разглядел, что они не написаны маслом, а выложены цветными каменными пластинками, хотя настолько искусно, будто вышли из-под кисти художника.

– Это флорентийская мозаика! – просветила Брыся его спутница. – На них изображены пять человеческих чувств.

– Я вижу только четыре!

– Потому что Обоняние и Осязание разместились вместе!

Марго подвела нового знакомого к южной стене.

– Видите, юноша подносит девушке цветок и она вдыхает аромат – это Обоняние. А вот влюбленная пара нежно касается друг друга – Осязание!

Брысь вгляделся в персонажей мозаики, сидящих в каких-то древних развалинах. Ужасно захотелось поковырять когтем, чтобы окончательно убедиться, что перед ним не живопись! Эх, если бы не Этикет, он бы проверил! Углы красивой рамы украшали бронзовые веточки с ягодками, по виду – настоящая земляника! Тут уж ценитель прекрасного не удержался и, пружинисто подпрыгнув, царапнул одну.

– Рубин! – смущенно доложил он в ответ на осуждающий взгляд Марго.

– Нельзя так обращаться с экспонатами! – строго заявила музейная «сотрудница» и повела «экскурсанта» дальше.

На северной стене расположилось Зрение. Здесь все куда-то смотрели: старик в очках на берегу озера уткнулся в книгу, справа от него склонилась над водной гладью прекрасная девушка, слева – мужчина наблюдал в подзорную трубу за горизонтом, туда же устремила взгляд стоящая рядом с ним молодая женщина.

Еще две мозаики были на восточной стене. На одной – крестьяне разговаривали друг с другом с помощью длинных труб, символизируя Слух. А Вкус изображали три девушки и юноша, пирующие за столом, которым служила каменная плита. Тут же облизывала тарелку собака, напомнив пришельцу из будущего о Мартине и снова заставив волноваться, не сильно ли пес пострадал в драке.

– Правда, красиво? – горделиво спросила Марго, словно именно она создала эти шедевры своими изящными коричневыми лапками.

– Красиво-то красиво, только я думаю, достаточно было изобразить одного кота – получилось бы сразу даже не пять, а шесть чувств, ведь у нас, в отличие от Людей, имеются вибриссы!

Марго спорить не стала, удивляясь, как она сама не додумалась до такой очевидной истины!

Глава шестнадцатая. Послание в будущее

Постепенно, метр за метром, праздничная янтарная желтизна исчезла под толстой обшивкой, и Комната померкла, будто наступило солнечное затмение. От былой роскоши остались лишь несколько изумительной красоты комодов, чудный расписной потолок да витиевато-узорный паркет.

– Здесь точно оригинал? Я слышал, что в мастерской изготавливали копию! – задал Брысь волнующий его вопрос.

– Тогда Вы слышали больше, чем я, хотя живу при Дворце с рождения и думала, что все про него знаю! – Марго жеманно обернулась коричневым в мраморных разводах хвостом. – Янтарь завозили, это правда, но не для создания копии, а для реставрации.

Смотреть, как с украшенных золоченой лепниной стен снимают картины и зеркала, оставляя вместо них сиротливые пустоты, было грустно, и дальнейшую беседу перенесли на улицу. Яркие летние краски ласкали взор, а мягкая коротко стриженная травка – подушечки лап. На этом безмятежном фоне грузовики, увозившие музейные ценности, выглядели неуместной и злой шуткой.

У дальнего подъезда левой циркумференции группа людей выстраивалась в ряд. Командовал высокий седовласый мужчина. Возле него на трех длинных ногах-опорах стоял странный ящичек. Передняя часть диковинного сооружения походила на гармошку, а к ней крепились поблескивающие на солнце круглые линзы, наподобие объективов фотоаппаратов, которыми щелкали многочисленные туристы на Дворцовой площади в Петербурге.

– Что они собираются делать? – заинтересованно спросил Брысь.

– Наверное, фотографироваться на память. Вон тот длинный седой снимал интерьеры Дворца.

Крайним слева к шеренге пристроился Сашин прапра…, и кладоискателя осенило – это же будет тот самый пожелтевший от времени снимок из недоеденного Мартином альбома! В голове у бывалого путешественника во времени мгновенно родилась мысль: «А что если … отправить послание в будущее?»

– Марго, Вы не знаете, где можно достать листок бумаги и чернила?