Невеста для босса. Куплю тебе новую жизнь

— Может, просто не надо свою мужественную спину подставлять где попало? — Горский, судя по недовольному выражению лица, пребывает явно не в лучшем расположении духа.

Снова порываюсь забрать мобильный из рук «мужественного препятствия», но Горский опережает меня. Сам забирает у Максима Непомнюкакоговича мой телефон и смотрит в экран с нашей с ним вчерашней перепиской.

— Ну да… — тянет задумчиво. — Переписка с «проклятым кобелём», должно быть, действительно лишает бдительности.

Чёрт… Мои щёки вспыхивают с такой силой, что даже не смотря на мокрую насквозь, прилипающую к телу одежду моментально становится жарко. Он не должен был это видеть…

Боже, Стрельникова, на соревнованиях среди неудачников ты бы точно заняла второе место. Первое не получила бы, именно потому, что ты неудачница…

— Проклятый кобель? — слышу как рядом со мной Максим с неизвестным отчеством, но мужественной спиной начинает ухохатываться. — Это серьёзно. С такими индивидами не то что переписываться, от них вообще лучше держаться подальше.

— А у Елизаветы Алексеевны на этот случай перцовый баллончик имеется. Да, Стрельникова? — Горский продолжает прожигать во мне дырку, всё ещё сжимая в руке мой телефон.

— Я… его выложила сегодня, — дёргаю губы в неловкой улыбке, которая со стороны больше похожа на нервный паралич.

— Очень предусмотрительно, — прогуливается медленным взглядом по моей насквозь мокрой блузке.

Глава 14

Чёрт, с блузки и юбки так капает, что их можно руками выжимать!

Зайдя на своё новое рабочее место в приёмной у Горского, стаскиваю с ног туфли в которых неприятно хлюпает дождевая вода. Достаю из сумки расчёску и зеркало и приглаживаю назад мокрые волосы. От холода немного потряхивает, поэтому пытаюсь максимально расслабить мышцы. Но ничего не выходит. Блин, единственное чего я сейчас хочу, это горячий чай и плед! И грелку! Желательно электрическую, а то с водой на сегодня явный перебор.

Боже, я не представляю, как буду такая мокрая работать весь день! Я даже на офисное кресло сесть боюсь, потому что оно из микрофибры, а значит прекрасно впитывает влагу. И сидеть мне сегодня на большом мокром пятне не менее мокрой пятой точкой!

Единственное на что я надеюсь, так это то, что одежда успеет высохнуть до вечера, потому что после работы мне ещё чесать на смену в бар.

Главное не разболеться после этого «заплыва». Во-первых, больничный — не мой вариант, а во-вторых, я ещё должна купить Машке подарок от зубной феи и как можно скорее подбросить его ей как-нибудь незаметненько в палату. И боюсь, объяснение, что у феи ОРВИ и поэтому в ближайшие дни она не прилетит, не прокатит.

А я хочу, чтобы Машка сберегла в себе хоть какую-то частичку нормального детства. Пусть даже такую крошечную. Ей и так пришлось повзрослеть во многом слишком рано, хотя бы что-то я хочу попытаться для неё сохранить. Хоть такую малость, как веру ребёнка в то, что в жизни существуют чудеса.

Даже если в действительности нет ни этой треклятой феи, которая дарит подарки за выпавший зуб, ни Деда Мороза, который награждает хороших детей за послушание, ни тем более прекрасного принца на чёрном Рэндж Ровере, который возьмёт замухрыжную Золушку в жёны и закроет все её кредиты…

— Так значит проклятый кобель, да, Елизавета Алексеевна?

Вздрагиваю от неожиданности, услышав голос Горского и, резко развернувшись, упираюсь взглядом в стоящего на пороге мужчину.

Сегодня на нём ярко синие брюки в мелкую клетку и рубашка без галстука с неизменно закатанными до локтя рукавами.

Взгляд против воли скользит по его предплечьям. У него крепкие руки. Настолько, что на них явно проступают вены и сухожилия. Мой взгляд плавно следует по этим выступающим дорожкам от локтя до широкой мужской ладони… в которой этот гад сжимает мой мобильный телефон!

Спокойно, Лиза. Только не подавать виду, что меня это беспокоит. Лицо кирпичом… лицо кирпичом…

Возможно, это странно прозвучит, но я никогда прежде не разглядывала взрослого мужчину так пристально. Как-то… не было ни желания такого, ни ситуации располагающей.

Исключение разве что составляет мой папа. На тот момент, когда его не стало, ему было тридцать восемь лет. Интересно, а сколько лет Горскому…

Боже, да какая вообще разница? Меня это не касается. Пусть ему будет хоть шестьдесят девять, для подчинённых возраст начальства значения не имеет.

— Я так хорош, что ты дар речи потеряла?

— Чего? — я ослышалась или он реально сейчас сам себя похвалил?

— Ну ты стоишь и уже минут пять меня с открытым ртом разглядываешь, — усмехается.

— У меня… закрытый рот. И я вас не разглядываю. Просто, думаю, как лучше оправдаться за кобеля.

— Не просто кабеля, а проклятого. Это важный момент.

— Да, точно, — моментально краснею. — За него самого.

— И как? Придумала что-нибудь?

— Нет пока. Очень отвлекает от мыслительного процесса тот факт, что вы демонстративно вертите в руках мой телефон. Отдайте, пожалуйста.

Делаю шаг вперёд и протягиваю руку, только этот гад вместо того, чтобы вложить туда мой сотовый опускает взгляд на экран и начинает там что-то листать.

— Так вот чем ты оказывается занимаешься, пока едешь в лифте. Что, так сильно скучала по мне, Лизок, что аж переписку нашу перечитывала?

Вот сволочь паскудная!

— Я не перечитывала нашу… с вами переписку, — выдавливаю, чувствуя, как от стыда к щекам моментально приливает кровь. — Я зашла в неё, чтобы удалить. А то мало ли… вдруг мой жених увидит и ревновать начнёт.

— Уже жених? — вскидывает вверх брови. — Надо же, Елизавета Алексеевна, как у тебя стремительно личная жизнь развивается? Позавчера ещё вообще никого не было, вчера парень нарисовался, а сегодня он уже жених. Боюсь представить, что будет завтра. Окажется, что у тебя от твоего Карима семеро по лавкам?

— Марка, а не Карима. И нет, детей мы пока не планируем. Хотим в начале пожить для себя.

— Ну слава богу, а то я уже напрягся, — произносит с явной издёвкой в голосе. Что неимоверно меня бесит.

Гад! Ну какой же гад! Ведь ни единому слову моему не верит! Ну и плевать! Главное — серьёзная мина. Факт отсутствия у меня личной жизни он никак не докажет.

— Кирилл Сергеевич, отдайте, пожалуйста телефон… — повторяю уже более настойчиво.

Зубы сжимаю, удерживая себя от выражений гораздо более крепких. Нельзя. Ни на секунду нельзя забывать, что передо мной стоит мой непосредственный начальник.