Невеста для виконта

Жано озадачил меня, спросив:

– А что ты станешь делать потом?

Потом? Для меня не существовало никакого будущего после того, как я виконта убью. Казалось, на этом мир завершится. Жано меня разубедил.

– Не хочу, чтобы мою маленькую девочку казнили за убийство негодяя, – сказал он. – А потому мы с тобой придумаем хитрость. Хитрость такую, чтобы отвлечь врага, чтобы никто больше тебя не тронул, чтоб могла ты жить по своему разумению.

И мы решили, что виконта надо женить на мне, я отвергала все предложения руки и сердца, видела издалека на балах Мальмера и делала вид, что проявляю к нему интерес. Я намекнула папеньке, тот намекнул виконту, мое богатое приданое сыграло свою роль – и мы стали планировать свадьбу. Виконту, видимо, показалось занятным жениться на дочке своей бывшей любовницы, да и деньги ему нужны – он игрок. Это все заняло не один месяц, и я научилась ждать. Я очень хорошо умею ждать, отец Реми.

Жано, старый убийца, отправивший в геенну не один десяток душ, научил меня, что нужно делать. Он же сходил и купил у оружейника простой нож, каким пользуются бедняки. Я надеялась, что Жано будет со мной до конца. Но полтора года назад он умер от простуды, которую в его уже весьма почтенном возрасте перенести трудно. И я осталась одна. Впрочем, я умею быть одна. И ждать недолго, совсем недолго. Десять дней всего, что такое десять дней, когда я ждала четыре года?!

В день нашей свадьбы, после того как мы с виконтом удалимся в спальню в его доме, я велю ему отпустить всех слуг. Мы останемся наедине, и он не будет ждать от меня подвоха. Я подойду к нему сзади и ударю кинжалом под ключицу, чтобы перебить артерию. Я точно знаю это место, Жано меня хорошо научил. Виконт ничего не сможет мне сделать. Он проживет минут пять, в течение которых я скажу ему, за что он умер. Потом я устрою в комнате разгром, разорву свое платье, разбросаю вещи, заберу ценности, какие найду. Спальня на втором этаже – особняк виконта я изучить успела. У меня с собой будет мужское платье. Я переоденусь и спущусь вниз, я знаю все закоулки этого проклятого дома. Никто меня не увидит. В городе у меня есть комната, я сняла ее полгода назад и иногда туда наведываюсь. Там у меня деньги, драгоценности, одежда, я заберу это все и немедля покину Париж. Меня, наверное, будут искать, но в первую очередь станут искать преступников, которые убили виконта и утащили его молодую жену. Конечно, не найдут, все погорюют немного, а мачеха – та, наверное, порадуется. Однажды я напишу отцу, сообщу ему, что жива; но уверена, он не станет меня искать, если попрошу. Никто меня не потревожит больше. Я думала взять с собой Мишеля, но с ним бы меня быстро поймали, я лишь надеялась, что он будет счастлив без меня. Теперь его нет. Я могу все сделать так, как задумала. Я стану свободна, отец Реми, и уеду далеко, туда, где меня никто не отыщет. Может быть, в Испанию, в городок среди полей, красных от цветущих маков; может, в деревушку у подножия Альп. Я куплю домик, стану жить там и, возможно, однажды замуж выйду – за человека обычного, простого и надежного, как земля. Хватит с меня огня высшего света, навсегда хватит.

Моя мать грешница, отец Реми, грешница и прелюбодейка; я ничем ее не лучше, я достойная наследница. Не знаю, этого ли она хотела от меня. Но во снах, когда она ко мне приходит, она улыбается; Бог не говорит мне «нет». Что бы ни случилось, через десять дней я убью виконта де Мальмера, а если вы решите мне помешать, то убью и вас. Не думайте, моя рука не дрогнет. Поэтому не пытайтесь остановить меня.

Прошу вас, отец Реми. Не надо.

Не помню, так я говорила или не так. Теперь мне кажется, что так; слова бежали из меня, словно вода из дырки в прохудившемся котле, все быстрее и вместе с тем – отрывистей и суше; мою речь иссушала ненависть, холодная, взлелеянная годами. Отец Реми слушал, не перебивая, терзал пальцами свои четки, даже, кажется, не моргал.

А когда я закончила, он рассмеялся.

Он хохотал, как хохочут над удачной шуткой, даже четки уронил, и они янтарной струйкой стекли на дорожку. Я смотрела на священника, недоумевая, ни тени обиды не шевельнулось во мне, хотя я не могла понять, над чем он смеется. Не надо мною – это я хорошо понимала.

Наконец отец Реми оборвал смех и вытер выступившие слезы.

– Каким же я был глупцом! – сказал он. – Слепым глупцом!

Он поднялся и взял меня за плечи, поднимая тоже, притиснул к себе и тут же отодвинул, глядя мокрыми сияющими глазами. Влага блестела в морщинках и на ресницах.

– Вы чудо, Маргарита, – сказал он, – да вы хоть сами знаете, какое вы чудо?

– Нет, – я покачала головой, все еще не понимая, к чему он клонит.

– Ладно. Ладно. Потом вам расскажу. Пока же слушайте меня внимательно. Готовы ли вы мне довериться?

– Да я уже доверилась вам, отец Реми, – я чувствовала себя опустошенной. – Я так давно никому не доверялась.

– Вот и хорошо, девочка моя, тогда слушайте. И не смотрите сурово, вам не придется меня убивать, ведь тайну исповеди нарушать нельзя ни словом, ни действием, – он усмехнулся. – Где вы собрались с виконтом венчаться?

– В часовне у него дома. Свадьба намечалась пышная, но венчаться мы хотели скромно, а гости подождут в столовой и станцуют на балу. Да теперь, наверное, там, в часовне, нельзя; отец говорил, что, скорее всего, договорится со знакомым священником в церкви где-то неподалеку.

Отец Реми кивнул.

– Домашняя часовня никак не подходит. Что за ерунда – выдавать графскую дочку за виконта, да в обгорелой комнатушке! Нет, будет по-другому. Пойдете сейчас к отцу и скажете ему, что желаете выйти замуж в часовне Святого Людовика, и никак иначе. Это в предместье Фобур Сен-Жермен, на холме Святой Женевьевы, рядом с Маре. И еще скажете: желаете, чтоб вас с виконтом обвенчал я.

– Я даже не знаю, где это, – сказала я обескураженно.

– Неважно, зато я знаю. Туда вместится человек сто, так что можно в гостях себя не ограничивать. Скажите, что переосмыслили бытие, возжелали праздника, дабы отвлечься от скорби, и хотите снова свадьбу побольше. Приглашения разослать никогда не поздно. Капризничайте, умоляйте, плачьте – но венчаться чтоб в часовне Святого Людовика.

И вновь передо мною стоял почти незнакомый отец Реми – деятельный, веселый, светившийся изнутри ровным жизненным светом. Мне казалось, что мы с ним уже встречались; и вот я поняла: так он мне улыбнулся, когда мы собирались танцевать вольту, когда смотрел из-под маски Доктора Грациано; когда о свободе говорил.

– Почему я должна все это делать? – спросила я. Никакая любовь, никакое сладкое головокружение не могли сбить меня с толку.

Отец Реми быстро поцеловал меня в губы.

– Не задавайте вопросов еще некоторое время. Доверьтесь мне, Маргарита, прошу вас, безоглядно доверьтесь, никакого от того не будет зла. Я обещаю вам. Моему слову – поверите?

Я глубоко вздохнула. Выбора у меня нет – рано или поздно виконт все равно окажется со мной в спальне, и я ударю его ножом, как планировала. А где венчаться – разницы нет; захотелось отцу Реми обвенчать грешницу с не меньшим грешником, соединить убийц бывшего и будущую в какой-то особой часовне – пусть так и будет. Я слишком устала от недомолвок, чтобы настаивать на ответах теперь. Мне б до свадьбы продержаться.

– Хорошо, – сказала я. – Только вы мне потом объясните.

– Непременно, дочь моя, непременно. Идите сейчас же к отцу, а потом возвращайтесь ко мне. Стану ждать вас в капелле. Придется немного нарушить правила приличия, но ни мне, ни вам это уже не страшно.

Я посмотрела ему в глаза – как грех, который он со мной уже совершал, оборачивается в нем непреклонной святостью? Вот загадка, – и кивнула.

– Не бойся, Маргарита, – шепнул отец Реми и погладил меня по щеке, – поверь своему священнику. Поверь мне. Так хочет Бог.

Глава 14. Abyssus abyssum invocat

Abyssus abyssum invocat[22]

После смерти Мишеля отец спрашивал меня, не хочу ли отложить свадьбу, когда я сказала, что нет, понимающе качнул головой и особого удивления не выказал. Моя неприязнь к мачехе, ее очевидное облегчение от смерти слабоумного ребенка, мое желание вырваться из охваченного фальшью и тоской дома – отец все это понял и не имел ни сил, ни желания возражать. Но с часовней могли возникнуть сложности.

Отец Реми меня словно заколдовал – я отправилась на поиски папеньки и нашла его в библиотеке, погруженного скорее в себя, чем в чтение книги, которую он держал в руках.

Увидев меня, отец отложил томик.

– Это ты, Мари. Садись, садись.

Мы не разговаривали со вчерашнего дня, и с какой же тоской смотрела я теперь на него! Внезапно осознав, что отмеренное нам всем время прошло, что до нашего расставания на всю жизнь остались считаные дни, я испытала острую любовь к отцу. Как будто мне взрезали сердце и трогают рану любопытным пальцем. Один только отец любит меня в моей семье, одному ему я осталась нужна. Как он станет жить, когда и меня потеряет? Непременно ему напишу, решила я. И скоро.