Невеста из империи Зла

Боже, неужели где-то сейчас существует Москва?

«Алекс, бедняга, наверное, с ума сходит от беспокойства, — думала Марика. — Если что-то пойдет не так, он даже не узнает, что со мной случилось: может, арестовали, может, погибла на болоте…»

Наконец ее палка уперлась во что-то твердое. Не смея поверить своему счастью, она воткнула ее чуть подальше. Опять твердо! Гать!

Разумеется, Марика чуть-чуть поплакала. Она насмерть замучилась, рюкзак ей все плечи оттянул, впереди лежала жуткая трясина… Но гать — это была хоть какая-то надежда. Это значило, что Марика идет правильно и что, может быть, она не утонет в этом чертовом болоте.

Под шагами гать пружинила и уходила вниз. Марика выдирала ступни из коричневой жижи. «Скоро все это кончится… Скоро я выберусь отсюда…»

Внезапно ее правая нога потеряла опору, и Марика разом ушла в трясину почти по пояс. Она в ужасе забарахталась, забилась, но любое движение приводило лишь к тому, что ее засасывало все глубже и глубже.

Орать и звать на помощь было бесполезно.

Задыхаясь от животного страха, Марика стащила с себя рюкзак и, насколько хватило сил, зашвырнула его вперед. Сдернула со спины лестницу, бросила ее на мох и, рванувшись всем телом, распласталась на ней. Болотная жижа потекла за ухо, в рукава… Но теперь Марику, по крайней мере, не затягивало глубже.

Медленно, очень медленно она сумела вытянуть из трясины левую ногу. Затем последовала правая нога. Не смея пошевелиться, Марика лежала ничком посреди болота. Летнее солнышко усиленно припекало, снизу с бульканьем поднималась вода.

«Никуда не пойду! — глотая слезы, подумала Марика. — Буду лежать тут, пока не умру».

Ей вдруг вспомнилась какая-то передача, которую она видела по телевизору: в средние века в Германии девушек, заподозренных в колдовстве, топили в болоте. А пятьсот лет спустя их прекрасно сохранившиеся мумии отыскали археологи. Неужели и с Марикой будет то же самое?!

В этот момент в небе что-то застрекотало. Она повернула голову. Из-за кромки леса показался военный вертолет. Прятаться у Марики уже не было сил. Пусть ловят, пусть пристрелят к чертовой матери… Но вертолет даже не задержался над болотом: через минуту отзвук его мотора затих где-то вдали.

Надо было брать себя в руки и искать следующую гать. Дядя Ваня сказал, что она должна начинаться слева.

Самой страшной была ночь на болоте. Найдя более-менее прочную кочку, Марика попыталась хоть чуть-чуть поспать. С земли поднимались белые туманы, протяжно выли какие-то птицы.

Она закрывала глаза, но ей тут же начинали мерещиться задубленные лица немецких девушек.

Марика плакала и, чтобы хоть чуть-чуть ощутить реальность этого мира, грызла зачерствевшую корку хлеба.

Алекс сидел в углу сумеречного ресторанчика при отеле. Марика должна была либо прийти в эту гостиницу, либо позвонить сюда.

Конечно, глупо было ждать звонка прямо сейчас. Жека сказал, что ей потребуется два-три дня на то, чтобы пересечь приграничное болото. Но Алекс все равно боялся выходить из гостиницы. Вдруг Марика позвонит чуть пораньше? Вдруг ее поймают финские пограничники и ей срочно потребуется помощь?

В гостинице все уже знали, что Алексу должны позвонить. Официант и бармен прониклись к нему сочувствием и время от времени спрашивали на ломаном английском: «Ну что? Все еще ничего?»

Ничего.

Алекс пытался представить себе, что сейчас происходит с его женой, где она, кто с ней…

Ресторан закрывался. Алекс достал бумажник, чтобы расплатиться за пиво.

Помнится, Жека уверял его, что давать официанту на чай — это все равно что давать таксисту на трамвай или сантехнику на прокладки…

Чертов Жека! Как он сумел склонить Алекса на эту аферу? Ведь это чистой воды безумие: доверить свою жену бог знает кому, дать ей денег, по сути, благословить ее на верное самоубийство.

«Это моя вина, — мрачнея с каждой минутой, думал Алекс. — Нужно было как-нибудь остановить ее. Запретить ей! Пригрозить, что если она пойдет на это, то я не стану ее дожидаться».

И если бы он мог хоть что-нибудь сделать для Марики! Спасти, вывести, вытащить ее из этого проклятого болота!

— Мы закрываемся, — деликатно напомнил ему официант. — Вам все еще не позвонили?

— Нет.

— Тогда вы попросите портье, чтобы он разбудил вас, если что.

И, позабыв о клиенте, он принялся что-то подсчитывать в своем блокноте. Алекс видел его наголо обритую голову, большой нос, нависший над пшеничными усами, красную руку с выпуклыми венами.

Внезапно его охватил приступ ярости. Как люди могут быть настолько равнодушно-спокойными?! Его Марика, возможно, погибает сейчас в трясине — в каких-нибудь тридцати милях отсюда, а этот мерзавец стоит и задумчиво грызет карандаш!

Но и ярость Алекса была какой-то бессильной. Он был вежлив, он улыбался, он произносил приятные для всех фразы…

В стародавние времена, когда человек просил Бога о чем-то, он обещал поставить ему свечу. И чем важнее была просьба, тем толще должна была быть свечка.

Если бы это помогло, то Алекс дал бы Богу взятку размером с телеграфный столб. Но что ему наши свечи? Ведь это глупость какая-то — выменивать жизнь человека на воск и веревочку.

Болото кончилось как-то внезапно. Земля под ногами перестала чавкать, показались гранитные камни.

Измученная, насквозь промокшая и разбитая, Марика не верила своим глазам. Неужели Финляндия?

Поверить в это было сложно. Скорее всего, она все же сбилась с пути и вышла из трясины не там, где надо.

Через несколько километров Марика нашла отсыревшую пачку из-под сигарет. Пачка была финской. Но разве никто из советских пограничников не мог курить контрабандных сигарет?

Потом ей встретились несколько осушительных каналов через болото. Вроде бы ничего подобного в СССР Марика тоже не встречала.

И только найдя на развилке дорог большой указатель, написанный явно не по-русски, она поняла, что прошла.

У нее враз подкосились ноги. Надо было уходить: финские пограничники могли заметить ее и выдать назад в СССР. Но Марика была не в состоянии сделать и шага. Ее всю трясло, хотелось рыдать, упасть в обморок, визжать.

«Удрала, — бессильно подумала она. — Я от дедушки ушла и от бабушки ушла… Я — Великий Колобок».

Как могла, Марика пыталась подавить захлестнувшую ее эйфорию. «Не радуйся ты раньше времени! — уговаривала она себя. — Сначала прими человеческий облик, превратись в нормальную заблудившуюся туристку, а потом уже будешь прыгать от восторга».