Невеста колдуна

В плетеном кресле с высокой спинкой сидела совершенно незнакомая мне женщина лет сорока, погруженная в чтение «Каравана историй».

— Доброе утро, — сказала я, не столько ради приветствия, сколько ради желания привлечь к себе внимание.

Женщина подняла голову и улыбнулась:

— Доброе утро! А вы, наверное, Марина?

— Да, — недоумевая, ответила я. — А…

— Меня зовут Александра Сергеевна, — предвосхищая мой вопрос, объяснила она. — Я домработница у Андрея Евгеньевича.

— Когда вы приехали? — удивлялась я.

— Где—то час назад, может, чуть побольше… Вчера не получилось — надо было убраться перед отъездом, приготовить все для Андрея Евгеньевича, чтобы он до пятницы мог нормально питаться. А сегодня утром посадила Маню в корзинку, села в такси — и вот я здесь. Хотите позавтракать? — Она встала, положила журнал на сиденье. — Сейчас я что—нибудь приготовлю…

— Нет— нет, — торопливо ответила я. — Я пойду, прогуляюсь немножко. А поем попозже, вместе со всеми.

И, перешагнув через кошку, вышла на крыльцо.

Охранников не было видно. Я обошла дом и обнаружила под окном Кирилла белесого Варфоломея. Пожелав и ему доброго утра — он только кивнул, глядя на меня не слишком приветливо, что объяснялось, очевидно, недостатком воспитания, — я успокоилась за Кирилла и пошла к главному входу. Гуляние по участку меня больше не вдохновляло, мне хотелось посмотреть окрестности.

Вчера, направляясь к озеру, мы от ворот свернули налево. Озеро я решила оставить на потом и свернула направо.

И минут через двадцать вышла к железнодорожным путям. Чуть поодаль виднелась платформа с ожидающими прихода электрички местными обитателями.

Возле перехода в рядок выстроились старушки, торгующие плодами своих садов и огородов. Завидев меня, они заметно оживились.

— Подходи, дочка! Бери вот семечки! Хочешь — подсолнечные, хочешь тыквенные!

— А вот яблочки, смотри какие — чистенькие, беленькие, одно к одному. А пахнут—то, как, ты понюхай!

— Огурчики, помидорчики!

— Цветочков не нужно? Дешево отдам.

— Молочко вот! Только надоила, еще теплое! Вкусное! Сама попробуй! Ты вон какая бледненькая да худенькая, тебе молочко надо пить! Зарумянишься, от парней отбоя не будет!

— Спасибо, да у меня денег—то при себе нет, — робко призналась я.

— Да ты выпей, выпей стаканчик—то! — воскликнула маленькая кругленькая старушка, обставленная банками с молоком. — Нешто мне для хорошего—то человека жалко? А потом придешь, купишь, сколько тебе надо. На, дочка, пей… Ты сама—то откуда? Что—то я тебя здесь никогда раньше не видела.

Потрясенная таким радушием, я взяла протянутую мне алюминиевую кружку и сделала большой глоток. Молоко действительно оказалось очень вкусным. Старушка смотрела на меня с жадным любопытством, ожидая ответа. Я сделала еще один глоток и сообщила:

— Я у Листовских на даче гощу, если знаете таких…

— А чего ж мне их не знать! — всплеснула рукам и старушка. — Александра—то Сергеевна ихняя всегда у нас молоко покупает, ей мой старый кажную субботу по десять литров привозит. Сынок хозяйский молоко очень любит, помногу пьет. Племянник — тот не так, тот все больше квас, а сынок — очень, очень любит…

— Он вроде чуть в озере не утонул недавно? — с невинным видом спросила я.

— Ой, дочка, и не говори, ужас—то какой! Ребята наши, местные, которые рядом были, когда его из воды вытащили, рассказывали — синий весь был, словно покойник!

— Да что это ты, Матвевна, ерунду какую—то говоришь! — возразила дородная старуха с яблоками, величественно восседавшая на пустом ящике. Хотя она сидела, а ее круглая соседка стояла, роста они были почти одинакового.

— Не был он синий! Свояк мой, Петька, говорит — не был он синий, даже сознания не терял!

— Да как же не терял, Петровна, как же не терял, если его из воды—то на руках вынесли. А говорил—то он что — видел, мол, я ее, видел! Ребята спрашивают: кого видел—то? А он смотрит и глазами — хлоп, хлоп! Видать, уж душа у него стала отлетать, богородица ему и померещилась. Пришла, видать, чтобы душу—то его в мир иной проводить…

— Слушаю я тебя, Матвевна, и прям удивляюсь! Станет богородица за каждой душой сама на землю спускаться! Да ладно еще на землю! Под водой—то ей что делать?

— Кого же он тогда мог видеть? — спросила я.

— Да мало ли кого? Может, коряга его какая напугала или рыба!

— А может, утопленник? — боязливо предположила старушка с семечками.

— Ну, чтоб утопленника увидеть, самому тонуть не обязательно! — сказала старушка с цветами.

Почему—то эти слова вызвали у старушенций взрыв оглушительного визгливого хохота. При общем смехе старушка с цветами добавила:

— Зенки получше залил — и в кино ходить не надо!

Хохот усилился.

— А в чем дело—то? — спросила я у круглой старушки.

— Да у Петровны мужик ейный тут надысь в лесу Аньку Кузнецову видел, а она уж, почти, год как в озере утопла.

Но тут дородная Петровна, насупившись, поднялась с ящика. Смех тотчас стих — и неудивительно. Петровна была на две, а то и на три головы выше всех старушенций и гораздо шире каждой.

— Мужик мой, конечно, бражку любит, но только я вам, бабы, так скажу: никогда еще ему такое не мерещилось. Я видела, какой он ко мне прибежал, после того как Аньку в лесу увидел. И вы смейтесь, сколько хотите, а только я теперь ночью сама ни в лес, ни к озеру не пойду и детей с внуками не пущу!

Старушки дружно загалдели, и разговор почему—то перескочил на детей и внуков. Эта тема не сильно меня интересовала, и я потихоньку отправилась восвояси. К тому же мне не терпелось позвонить Себастьяну и поделится с ним новостями. А еще мне непременно нужно было задать ему один важный вопрос, который — я поняла только сейчас — и был той самой тревожной мыслью, разбудившей меня сегодня утром.

Почему так плохо охраняют Кирилла?

Глава 19 ВОЛКОВ БОЯТЬСЯ…

— Придумал! — воскликнул Себастьян и взял на рояле такой траурный аккорд, что Даниель чуть не свалился со стула.

До открытия клуба было еще далеко. Даниель с ворохом бумаг и чашкой кофе устроился за столиком возле сцены, привычно терзая зубами ни в чем не повинный карандаш, а Себастьян подсел к инструменту и теперь тихонько что—то наигрывал, погрузившись в размышления.

— Что же ты такое придумал? — поинтересовался Даниель, появляясь из—под стола, куда лазил за выпавшим изо рта карандашом.