Невеста Коупленда

– Я не собираюсь и дальше выслушивать, как смехотворно ты себя жалеешь! – воскликнула она, решительно вытирая рукой заплаканные щеки. – Ты ужасно обходился со мной. Мы оба ужасно поступали. Но сейчас это все в прошлом. А впереди вся оставшаяся жизнь. И если ты надеешься, что я выйду замуж за Вольфа Брайдта, то глубоко ошибаешься. Я не какое-то имущество, чтобы передавать меня от одного владельца другому. Ты мой муж, Куин Коупленд. Ты принадлежишь мне!

Он медленно обернулся. Ноэль шагнула к нему навстречу и, бессознательно, он потянулся к ней. Но тут же опустил руку.

– Все не так просто.

– Как бы не так, – она преодолела оставшееся расстояние между ними и погладила упрямца по щеке. – Только одно по-настоящему важно, Куин. Любишь ли ты меня?

Он повернул голову и прижался губами к ладони, ласкавшей его.

– Ты же знаешь, что люблю, но…

– Шшш… – прошептала она, ее глаза сияли любовью к этому великолепному, желанному строптивцу. – Довольно, любовь моя, – у нее перехватило дыхание, когда она заметила, как отчаяние и неуверенность исчезают с его лица.

– А вдруг я снова подведу тебя? – спросил Куин.

– Возможно, случится и такое. И я могу тебя подвести. Мы оба – несовершенные создания с непомерной гордыней. Нам придется учиться доверять друг другу. Это будет нелегко.

Когда он заговорил, его голос дрожал от волнения.

– Ты – дьявольская женщина.

И Ноэль тут же оказалась у него в руках, в его крепких объятиях, любовь захлестнула супругов, и все остальное для них исчезло.

Они остались одни в новосотворенном мире, двое влюбленных, так много преодолевших.

Вдвоем, они забрались в убежище из сосновых ветвей, там сбросили одежду и сложили вместо одеял. Не торопясь, сначала руками, а потом и ртами они выискивали гладкие выпуклости и влажные впадинки, твердость и мягкость.

Холодное январское утро перестало для них существовать, когда они все разделили друг с другом – тела, мысли, дыхание.

Поднимаясь все выше… на гребне вздымающейся страсти…они парили… соединяясь… сливаясь… становясь единым целым.

Глава 38

Их ребенок родился к следующему октябрю. Был он зачат в насилии или в золотые моменты их медленного возвращения в Телевею, никто из них не знал. Но оба подозревали, что яростная ночь в конюшне, которая изменила для них все, также поспособствовала появлению их сына. По настоянию Ноэль, они назвали его Кристофером Саймоном, комбинируя второе имя Куина с именем его отца. У Кристофера были темные волосы и высокие скулы Куина, а также глаза его матери цвета топаза. Он был живым, искрящимся ребенком, и они упивались им.

Куин поехал в Вашингтон с Вазиданом защищать интересы чероки, но все было бесполезно. Переселение индейцев на запад проходило, как и запланировано, и четыре тысячи, почти четверть племени, умерло менее чем за год. Болезни, голод, гонения и горе убили их. Среди Чероки их переселение из родного дома в новые земли Оклахомы получило название nunna-da-ul-tsun-yi, или Дорога слёз.

Куин горевал о своих людях, и жена утешала его. Их взаимная любовь была целебной. Постепенно одиночество и чувство отчужденности, которые занимали значительное место в их жизни, начали исчезать. Только разговоры о Саймоне стояли между ними – Ноэль заставляла Куина помириться с отцом, а Куин твердо отказывался.

К следующему лету, после рождения Кристофера, Американский клипер Куина наконец стоял на стапеле. Его киль был сооружен, структура просматривалась; даже при том, что наружные балки еще не были прикреплены, новая смелая модель, разработанная Куином, была очевидна.

Этим летом они часто ходили к водоему в лесах за Телевеей, иногда вдвоем, иногда брали с собой девятимесячного Кристофера, и плескались с ним в прохладной, чистой воде.

– Пошевеливайся, Высочество. Забирайся сюда прежде, чем я тебя затащу.

Если они были вдвоем, то она ступала в воду обнаженная, подплывала к нему, словно вспышка серебра в мирном пруду. Но когда с ними был Кристофер, она довольствовалась тем, что сбрасывала обувь и чулки, задирала юбки и входила в воду. Ее пальцы погружались в ил на берегу пруда и она неизменно мысленно возвращалась в те давно минувшие дни, когда, будучи оборванкой, зарывалась ногами в берега Темзы в поисках угля. Как же далеко она пошла.

Когда Кристофер был с ними, она любила сидеть на берегу и смотреть, как он и Куин играют голыми в воде. Кристофер, полный храбрости и визжащий от радости, бешено плескался пухленькими ручками и ножками, уверенный, что если вода подберется близко к его носу, то сильные руки подхватят его и крепко сожмут в объятиях. Если игра продолжалась достаточно долго, он начинал отталкиваться от блестящей, загорелой отцовской груди, и тянулся рукой к тихому уюту берега.

– Хорошо, мой друг, – довольно посмеивался Куин, выходя из воды и передавая Кристофера его матери. – Я знаю, чего ты хочешь, и не могу осуждать тебя.

В то время, как она прикладывала Кристофера к груди, он одевал брюки и растягивался возле нее. С босыми ногами, загорелой на солнце кожей, влажными, распущенными волосами, они больше походили на семью цыган, нежели на Коуплендов из Кейп Кросс.

Однажды пополудни в июле они возвращались с пруда с Кристофером, спящим на плече у отца. – Это был чудесный день, правда, любимый? – сказала Ноэль, посылая Куину сокрушительную улыбку, заставлявшую его раньше завидовать всем, кому она доставалась. Потом она поцеловала его. Кристофер проснулся и начал протестовать. Усадив его поиграться на траве, они продолжили свое приятное времяпровождение, и не услышали приближение экипажа, пока он не подъехал почти вплотную к дому. Ноэль неохотно оторвалась от своего мужа и зашагала навстречу прибывшим. – Кто это может быть?

Экипаж остановился и грум спрыгнул на землю, чтобы открыть дверцу. Ноэль увидела, как появилась маленькая, расшитая туфелька, затем кайма розового платья и следом сама Констанс Пейл Коупленд. Ее подпрыгивающие золотисто-каштановые локоны были такими же густыми и блестящими как всегда, а изумрудно-зеленые глаза сверкали.

– Моя дорогая, дорогая девочка! – Порхнув в объятия Ноэль, она принесла за собой знакомый аромат фиалок.

– Констанс! – обнимая ее, Ноэль заметила, как из экипажа выбрался Саймон. Констанс, сжала ее еще раз, и переместилась к Куину, болтая без умолку.

Ноэль заглянула в голубые глаза Саймона. Он не изменился за прошедшие два с половиной года. Даже наоборот, выглядел помолодевшим.

– Здравствуй, Ноэль.

Она почувствовала его сдержанность и вспомнила напряжение, возникшее между ними в последние месяцы в Лондоне. Сейчас все это казалось таким глупым. Если бы не этот человек, у нее бы ничего не было. Он был единственным отцом, которого она когда-либо знала, и она любила его.

Она протянула к нему руки. – О, Саймон, я так рада видеть тебя!