Невеста Лесовика
Шрифт:
Пыхтела я над одёжей, пыхтела и на русалку поглядывала. А она, как увидит, что смотрю, отвернётся. Но подловила я её всё-таки.
— Ты, может, помочь хочешь? — крикнула ей. — Так ты тогда ближе подходи. Чего вдалеке сидеть?
Она нос недовольно поворотила. Фыркнула даже. И смотрю, решила уйти. Чтобы я её стирать не заставила.
— А зря, — крикнула ей вслед. — Тут работы и на двоих хватило бы.
Когда ушла она, дышать мне стало как-то легче. С рубашкой я управилась относительно легко. С сарафаном труднее. А вот передник, густо расшитый, отстирываться
Да и влажно было среди болот, воздух водой будто напитанный. Но сегодня хотя бы не вонял. Болотница, наверное, в хорошем расположении духа. Радуется своей каверзе. Это она ещё про Степана просто не знает. Оно и хорошо, что так. А то выгонит его в хибару какую. И как в ней спать-то?
К вечеру, с делами управившись, я потрапезничала и в опочивальню пошла. Но ложиться не стала. А то, ежели лягу, Степан меня может и не добудиться. Устала я что-то с непривычки. Лесовик в своих хоромах разбаловал меня. Совсем никакой работы не давал. А здесь-то уж меня не жалеют.
В общем, сижу я и прислушиваюсь. Идёт ли кто по коридору-то. Ох и долго там тихо было. Уже ночь-полночь, а всё тишина. Я за Степана даже переживать начала. Вдруг русалки с ним что учудили. Но когда уже звёзды на небе высыпали, слышу, идёт кто-то.
К двери моей подкрался, помялся там. А потом по доскам дверным поскрёб, мол, пришёл.
Распахнула я дверь, смотрю, и правда Стёпа. И даже за день как-то отмыться успел. Тину с себя поснял, одёжу прополоскал где-то. Она оттого ещё влажная была.
Интересно, есть ли у Болотницы в хоромах и мужские одеяния? Может, к ней водяные какие заглядывают, а она им, в случае чего, рубаху да портки выдаёт. В общем, надо бы завтра в сундуках у неё порыться. Наверняка найдётся что-нибудь.
— Ох, Стёпа, проходи, — затащила его в комнату. — Думала, уж не доберёшься. Чего, другие избы не понравились? — посмеялась над ним.
Степан головой затряс. Мол, сами в других и спите. Перекошенных тех.
— Погоди тут. Пойду тебе съестного чего найду. Небось, голодный. Весь день в кустах просидел.
— Одна пойдёте? — запереживал он.
— Ну а с кем? Я недалеко, в подклеть.
— И я с вами пойду, — увязался он.
— Да там лестница крутая. И темень. Я быстро. Ты, если хочешь, в сенях меня подожди. Болотница уж улеглась. А из служек у неё в хоромах никто не живёт. Так что бояться некого.
Он попрепирался немного, но я его всё-таки убедила, что в подклеть со мной лучше не ходить. А то мало мы вчера с Болотницей там шуму наделали. Не хватало все оставшиеся горшки перебить. Хоть что-нибудь целым нужно оставить. Особенно если оно с едой.
В общем, выставила я Степана в сенях ненадолго. На дежурство. А сама отправилась по знакомому маршруту. Хвать за ручку подклетную, а она не поддаётся. Поначалу я и не поняла, что не так, а потом как сообразила.
— Вот же хмарь!.. — выругалась я шёпотом. — Заперла от меня подклеть.
Ощупав замок, поняла, что с ним голыми руками не управиться. А ежели молоток брать, то по-тихому всё равно
не выйдет. Вздохнув, пришлось признать, что пропитание для Степана добывать будет непросто.Когда уже обратно я навострилась, из сеней донеслось жалобное:
— А-а-а… — А потом уже во всю мочь: — А-а-а-а!
Я туда ринулась, смотрю, Степан на пол повалился, орёт, а над ним крючковатое нависает. Болотница. Проснулась, зараза. И чего ей не спалось ночами? Как я в подклеть соберусь, так она вечно из темноты выскакивает. Чувствует, когда еду у неё подъедают.
Подбежала я к Степану и на Болотницу осуждающе глянула.
— Ты чего его пугаешь? — потребовала. А сама Стёпу по плечу поглаживаю, в чувства привожу. — Подумаешь, в сенях постоял. Уже в сени к тебе войти нельзя.
— Знаешь его? — спросила Болотница как-то расстроенно. Видать, не любила, когда ей мешали запугиванием заниматься. Сколько же она людей вот так заиками посделала? Никакого сострадания в ней нет.
— Знаю, конечно. Стёпа это. Он меня утешать пришёл. Из-за того, что я тут у тебя застряла безвременно. Не оставлять же его на улице. Только не надо мне про избы другие говорить, — предупредила её. — Видели мы те избы. Да, Стёп? — посмотрела на него. А тот бледный весь, болванчиком кивает и на Болотницу во все глаза глядит.
Лиходейка эта, вздохнула, окончательно интерес потеряв, и, смотрю, начала снова в девушку оборачиваться. И странно так было смотреть. Как и рост у неё уменьшается, и вместо тины на голове волосы оказываются. А в полумраке даже и зелёности почти не видно. Девица как девица, только с характером пакостным.
Степан, на полу ещё лёжа, увидел её и ахнул. И пуще прежнего глаза выпучил. А потом смотрю, заулыбался. Его чуть до смерти не довели, а он хмари этой лыбится зачем-то. Я его в бочину ткнула, мол, в руки себя возьми. Не видишь, это мучительница наша. Голодом морит. В подклеть не пускает. Но Степан отрезвляться никак не хотел.
Смотрит на неё заворожённо. А потом ласковым голосом:
— Меня Стёпа зовут. А тебя как?
Вот же дурень. Нашёл с кем знакомиться!
— Меня-а?.. — удивилась она. — Ну, ваш люд хмарью называет. Незнамо за что.
Стёпа, услыхав, на кого заглядывался, стушевался сразу. Но растерянность его длилась недолго.
— Да это они так, — махнул он рукой, — любя. И редко. А в основном Болотницей зовут. А настоящее имя не знает никто. Мне бы вот его услышать.
— Настоя-ащее… Ишь чего захотел, — развредничалась она. — Зачем пришёл ко мне в хоромы? Я тебя сюда не приглашала.
— Так я это… — снова стушевался Степан. А потом с пола-то на ноги подскочил и как поклонится. И это Болотнице-то? Ох, и отшибло голову парню! Знатно припекло. — Смилуйся, не выгоняй, — попросил он. — Я за цари… — осёкся. Наверное, царицей-матушкой меня хотел назвать. Но я-то какая ему царица, если с венчания сбежала? — За Агнешкой я пришёл. Чтобы защитить её, ежели что, и подсобить. Но нахлебником быть не хочу. Потому, ежели помощь какая нужна, по хозяйству там или где, я с радостью займусь. Я парень-то хозяйственный и рукастый.