Невеста-наследница
Шрифт:
— Да, и в них въелось столько грязи, что бедная Энни, наверное, уже натерла мозоли на коленях, так долго ей пришлось здесь все тереть.
— Я тебе уже сказала, что ты здесь чужая, и так оно и есть. А теперь ты еще возымела наглость транжирить деньги лэрда на все эти глупости.
— О нет, — с улыбкой возразила Синджен. — Уверяю вас, деньги, которые я трачу, — мои.
— По-моему, теперь пол выглядит лучше, тетя.
Серина, еще более похожая на заблудившуюся принцессу, чем когда Синджен видела ее последний раз, одетая в ниспадающее мягкими складками голубое шелковое платье, неслышно появилась в прихожей, скользнув по широкой парадной лестнице.
— Не
— На что мне смотреть, тетя? Я красива. Зеркала не умеют лгать. Вы, тетя, стары, и мне понятна ваша зависть. Итак, дорогая Джоан, могу ли я чем-то тебе помочь?
— Это очень любезно с твоей стороны, Серина. Давай пройдем в малую столовую и все обсудим за завтраком.
— О, я пока не хочу завтракать. Пожалуй, я пойду нарвать цветов чертополоха. Чертополох — эмблема Шотландии. Ты об этом знала?
— Нет, не знала.
— Да, чертополох — это наша эмблема. Рассказывают, что однажды на берег Шотландии высадились викинги, чтобы насиловать и грабить, но один из них наступил на куст чертополоха и вскрикнул от боли. Это предупредило об опасности коренных жителей побережья — гэлов, и они спаслись от врагов бегством.
— Все это чушь, — сказала тетушка Арлет и едва слышно добавила: — Лучше иди и посиди под рябиной.
— Фу, какая вы злая, тетя. Но даже если я сяду под рябиной, со мной ничего не случится. Я чувствую, что становлюсь сильнее с каждым днем. Знаешь, Джоан, я колдунья, но колдунья добрая. Я поговорю с тобой позже, Джоан.
И, тихо напевая, она невозмутимо выплыла из массивных парадных дверей.
— А при чем тут рябина? — спросила Синджен. — Это что, какое-то поверье?
Она услышала, как Энни испуганно втянула в себя воздух.
— Не надо об этом говорить, миледи, — пролепетала она.
— Ну, хорошо. Тетушка Арлет, соблаговолите оставить Энни в покое. Вы позавтракаете вместе со мной?
— Я избавлю этот дом от твоего присутствия, — проговорила тетушка Арлет самым злобным тоном, какой Синджен доводилось слышать за всю ее жизнь. Потом она резко повернулась на каблуках и удалилась из прихожей, но не наружу, как Серина, а наверх, поднявшись на второй этаж по парадной лестнице.
«Есть ли наверху что-нибудь, что она может разломать или испортить?» — подумала Синджен и, поразмыслив, с облегчением пришла к выводу, что ничего такого там нет.
— Энни, когда ты устанешь, можешь размять ноги и заодно заглянуть на кухню. Кухарка приготовила кофе и чай на всех, и, по-моему, там есть большой поднос, полный овсяного печенья с имбирем.
— Спасибо, миледи.
Синджен улыбнулась, услышав стук молотков плотников, чинящих лестницу. После того как они починят парадную лестницу и ее резные перила снова станут прочными и безопасными, они начнут ремонтировать лестницы вокруг галереи для менестрелей. А потом возьмутся за лестницу в северной башне. Все работы продвигались быстро, и Синджен была очень довольна собой.
Войдя в малую столовую, она с удовольствием увидела Далей, сидящую между Филипом и Далинг.
— Доброе утро, Далей. Доброе утро, дети. Далей сказала:
— Филип, золотце, не хмурься ты так, не то морщины на лбу останутся у тебя на всю жизнь. Далинг, перестань размазывать яичницу по скатерти.
«А что, вполне нормальный завтрак, — подумала Синджен, вспоминая завтраки, проведенные с многочисленными питомцами Райдера. — Обычный сумасшедший дом».
Она взяла себе еду из буфета и села на кресло Колина, поскольку оно находилось ближе всего к детям.
— Это папино кресло!
— Да,
и оно отделано очень красивой резьбой. И оно достаточно высоко и просторно для вашего папы.— Тебе там не место, — сказал Филип.
— Тебе вообще здесь не место, — добавила Далинг.
— Но я жена вашего отца. Где же, по-вашему, мое место, если не здесь, в замке Вир?
Этот вопрос озадачил Далинг, но не Филипа.
— Раз папа уже получил твои деньги, ты можешь уйти в монастырь.
— Мастер Филип!
— Но, Филип, я же не католичка. Что же мне делать в монастыре? Я ничегошеньки не знаю ни про распятие, ни про исповеди, ни про заутрени.
— Что такое заутрени?
— Это мессы, которые служат в полночь и на рассвете, Далинг.
— А-а. Тогда уезжай во Францию и становись там королевой.
— Это прекрасная мысль, Далинг, но, к сожалению, во Франции сейчас не может быть королевы. Вместо королевы там императрица Жозефина, жена Наполеона.
Это был тупик, и дети замолчали, не зная, что еще сказать.
— Какая вкусная каша, — заметила Синджен. — Это благодаря тому, что овсяная крупа свежая. Мне нравится овсянка с сахаром.
— С маслом лучше, — подал голос Филип.
— Правда? Тогда завтра я положу себе не сахара, а масла. Она проглотила последнюю ложку, блаженно вздохнула, отхлебнула кофе из своей чашки и объявила:
— В последние три дня я очень много работала. Нынче утром я решила вознаградить себя за труды, и моей наградой будете вы. Вы отправитесь со мной на верховую прогулку и покажете мне окрестности.
— У меня живот болит, — сказала Далинг и, схватившись за живот, начала жалобно стонать.
— Тогда тебе надо выпить отвара вахты трехлистной, Далинг.
— Я поеду с тобой, — сказал Филип, и Синджен успела заметить, как он хитро подмигнул своей сестре.
Не прошло и двух часов, как стараниями Филипа Синджен заблудилась в Ломондских холмах. На поиски обратной дороги к замку она потратила еще три часа. И, тем не менее, утро прошло отнюдь не без пользы. Синджен познакомилась с семьями пяти арендаторов и отведала пять разных сортов сидра. Один из арендаторов — его звали Фрескин — умел писать, и у него имелись перо и бумага. Синджен записала имена арендаторов и членов их семей и начала составлять список всего того, что лэрд должен починить и подправить на своих землях. У арендаторов было мало зерна, и когда жена Фрескина говорила об этом, в ее голосе слышался неприкрытый страх. Еще она сказала, что им с мужем нужны корова и пара овец, однако самое главное — это пополнить запас зерна.
Если кто-либо из этих мужчин, женщин и детей и полагал, что молодая графиня достойна жалости, коль скоро лэрд женился на ней только из-за ее капиталов, им хватило вежливости не сказать ей этого вслух. Синджен начинала понимать местное наречие все лучше и лучше. Так, она узнала, что «чесать зубы» значит «сплетничать». Жена Фрескина явно обожала «чесать зубы».
Поскольку погода стояла прекрасная, Синджен не торопилась возвращаться в замок. Она пустила лошадь легким галопом по пологим холмам, по лесам, где росли лиственницы, сосны, ели и березы. Синджен горстями пила воду из озера Лох-Ливен, такую холодную, что у нее немели губы. Отпустив поводья, она позволила лошади забраться в ельник, где та едва не завязла в торфяном болоте. Потом Синджен направила свою кобылу по тропинке, идущей сквозь суровые голые пустоши на восточных холмах. В конце концов, когда перед ее взором снова предстал замок Вир, она ощущала приятную усталость и радовалась, что так замечательно провела день.