Невеста Нила

– О мои красавицы, – продолжала с воодушевлением Медея, – сотни знатных женщин испытали мое искусство, но я никогда не видела таких счастливых, как вы обе. Слышите ли, как кипит вода в котлах счастья. Крышки так и подскакивают – это просто неслыханно!

Произнося заклинания, она протянула руку к обоим сосудам и торжественно воскликнула:

– Избыток благополучия бьет через край! Цефа Метрамао!… Вернись обратно к настоящему уровню, к настоящей высоте, к настоящей глубине, к настоящей мере! Дай сюда твой локон, Меи-измеритель, вымеряй и взвесь все это, Техути, двойной Ибис!

Медея усадила пришедших на изящные стулья против окна, навязала каждой на безымянный палец «анубийскую» нить, шепотом выпросила у них по волоску и порывисто воскликнула со страхом и тревогой, как будто от этого зависело счастье или погибель обеих женщин.

– Приложите палец с анубийской нитью к сердцу не спускайте глаз с котла и пара, который возносится кверху, к светлым духам в блаженные селения!

Посетительницы, не помня себя от волнения, исполнили приказания ворожеи. Тут она неожиданно принялась кружиться на концах пальцев, густые волосы свесились ей на лицо, а волшебная палочка в вытянутой правой руке описывала широкие круги. Вдруг Медея вздрогнула и остановилась, как будто от испуга; лампы погасли, и зала освещалась теперь только звездами сквозь открытый потолок и раскаленными углями очага. Раздалась тихая музыка, комната наполнилась новым сильным ароматом. Гадальщица бросилась на колени, протянула руки к небу и закинула голову, как будто у нее переломилась шея; в этом странном положении она пела одно заклинание за другим звонким, страстным голосом; ее локоны беспорядочно торчали в стороны; каждую минуту Элиодора и Катерина ожидали, что Медея упадет навзничь от прилива крови к мозгу, но она продолжала петь; ее белые зубы сверкали в полумраке; имена демонов и магические формулы слетали с языка. К этому дикому пению вскоре примешался странный хрип, вздохи и жалобы, как будто умирающий боролся со смертью и плакал больной ребенок.

Наконец, детский голос стал слышнее:

– Воды, немножечко воды, – умолял кто-то.

Эта фраза, сказанная на египетском языке, заставила женщину вскочить на ноги и вскрикнуть:

– Слышите жалобы обделенных судьбой? У них отняли то, что дано вам; они страдают в нужде, а вы осыпаны благами, которых достало бы сотням людей.

С этими словами, сказанными по-гречески самым льстивым тоном, ворожея обернулась к занавесу и торжественно воскликнула по-египетски:

– Дайте жаждущему пить: счастливцы дают ему немного от своего избытка. Успокойте демона, детского мучителя, белым напитком, чтоб он угасил свой огонь! Раздайся музыка, заглуши стоны вопиющих духов!

Медея обратилась к котлу Элиодоры и с важностью прибавила, как будто повинуясь высшей воле:

– Семь золотых монет, чтобы окончить дело!

Пока молодая женщина вынимала кошелек, ворожея вновь зажгла лампы и бросила монеты в кипящую жидкость, припевая:

– Чистое, блестящее золото! Солнечный свет, спрятанный в недрах земли! Святые семеро, соединитесь вместе! Растопитесь и слейтесь воедино!

При этом она принялась выливать дымящуюся жидкость, черную, как чернила, из котла в плоское блюдо, подозвала Элиодору к себе и стала объяснять то, что видел ее вещий взор на светлой поверхности темного отвара.

Предсказания оказались вполне благоприятными для молодой вдовы. Речь ворожеи должна была внушить доверие к ее искусству; она в точности описала наружность Ориона, говоря о возлюбленном Элиодоры, и прибавила, что этот юноша находится теперь в дороге с пожилым господином. Потом гадальщица стала толковать о скором возвращении его домой; о радостной встрече любящих сердец. Воображаемое видение закончилось картиной венчания, но не епископ Мемфиса, а какой-то другой незнакомый прелат благословлял брачный союз византийки с ее избранником в великолепном храме.

Катерина, которая со страхом слушала пение гадальщицы и таинственные голоса духов, напряженно ловила теперь каждое слово. Она не могла надивиться тому, что ворожея так верно описала наружность Ориона и Софийский собор в Константинополе.

Сердце мучительно замирало у нее в груди, но хотя молодая девушка внимательно слушала Медею, до нее все-таки доносились жалобные стоны и хриплое дыхание из соседней комнаты. Это еще сильнее увеличивало тоску Катерины и неопределенный страх. Нет, гадальщица говорила неправду: судьба не отнимала доли счастья у других, чтобы дать его дочери Сусанны! Обманутая невеста Ориона была бесспорно самым несчастным существом на свете. Только томная красавица, стоявшая с ней рядом, была щедро осыпана всеми земными благами. О если б Катерина могла отнять их у нее одно за другим, начиная с крупного рубина, украшавшего сегодня одежду Элиодоры, и кончая любовью вероломного юноши!

Бледная и взволнованная, приблизилась девушка к Медее, когда пришла ее очередь и ею также были пожертвованы семь золотых. Но она не интересовалась больше своим будущим, ей хотелось теперь одного мщения счастливой сопернице.

Тем временем черная жидкость была вылита из другого котла на блюдо; от нее повалил горячий пар, распространявший пряный запах. Ворожея сдувала его в сторону и как только отвар немного охладился и поверхность его сделалась блестящей, снова приступила к гаданию. Медея спросила, о чем прежде всего желает узнать Катерина. Однако та не успела ответить: страшный звон и стук неожиданно потряс легкие стены. Предсказательница с громким, пронзительным криком уронила блюдо на пол; горячие отвратительные брызги попали на одежду и руки молодой девушки. Невыразимый ужас овладел ею; Элиодоре, которая сама едва устояла на ногах, пришлось поддержать подругу, чтобы не дать ей упасть.

Гадальщица исчезла; вместо нее из-под двери выскочили мальчик-подросток, молодой человек и высокая сухая девушка-египтянка в нищенской одежде. Они метались по комнате, хватая второпях принадлежности колдовства и спуская их в открытое подполье. Через минуту угли были залиты, лампы потушены. Подросток и юноша с угрозами и бранью толкнули женщин в угол залы, после чего сами с кошачьим проворством влезли по стене на карниз и скрылись.

Раздался пронзительный свист. Вслед за тем в комнату вбежала гадальщица. Она схватила дрожащих посетительниц за плечи и воскликнула:

– Сжальтесь надо мной, ради Христа! Здесь дело идет о моей жизни. За колдовство следует смертная казнь. Я из-за вас попала в беду. В мой дом нагрянула стража. Вы непременно должны сказать, что пришли ухаживать за больными!

Медея втолкнула обеих женщин в душную каморку позади занавеса. Костлявая девушка проскользнула вслед за ними. Здесь на жалкой постели стонал старик, дрожа в лихорадочном ознобе, на его обнаженной груди и лице виднелись темные пятна. Рядом с ним на другой кровати метался в жару пятилетний мальчик. Элиодоре казалось, что она задохнется в этой жаркой зараженной атмосфере. Катерина в страхе прижалась к ней, но ворожея толкнула их обеих в разные стороны со словами: «Ступайте каждая на свое место. Ты к ребенку, а ты к старику».

Ошеломленные посетительницы машинально повиновались Медее, которая задыхалась от волнения. Катерина, никогда не ходившая за больными, почувствовала ужасное отвращение при взгляде на горячечного, зато Элиодора с жалостью посмотрела на красивого ребенка и вытерла ему своим платком капли пота, проступавшего на лбу.

В эту минуту на крыльце послышался звон оружия; дверь затрещала под напором сильных рук и подалась. В комнату вошел врач Филипп, приказав охранительной страже оставаться на улице. Он явился по поручению булевтов. Им донесли, что в доме Кудрявой Медеи находятся заразные больные, тогда как она продолжает принимать посетителей, приходящих для ворожбы.

Городские власти давно добирались до нее, а сегодня их предупредили, что гадальщица ожидает вечером важных гостей. Чиновникам хотелось застать ее с поличным; врачу предстояло определить характер болезни у пациентов. Во всяком случае сенат имел намерение посадить обманщицу в тюрьму.

Молодой врач менее всего ожидал встретить у нее Элиодору и Катерину. Он взглянул на них, неодобрительно качая головой, и прервал быстрый поток речей Медеи, уверявшей, что благородные дамы пришли сюда из христианского милосердия навестить страждущих. «Это все выяснится после», – сказал он очень сухо и затем вывел невольных сиделок на свежий воздух.