Невеста по наследству [Отчаянное счастье]
Шрифт:
— Фаддей, ради всего святого, не сходите с ума! — Ольга Ивановна решительно выдернула ладонь из горячих и потных рук влюбленного поэта. — Это не ваше сердце разорвется, а мое, и не от горячей любви, а от злости. Все словно сговорились свести меня с ума… Сначала Настя, потом… — она едва не произнесла имя человека, о котором думала в последнее время гораздо больше, чем он того стоил, но сдержалась, — потом Ратибор, но от вас я не ожидала подобного сумасбродства! — Она отошла к окну и постаралась незаметно вытереть ладони носовым платком.
Поэт, не вставая с колен, достаточно шустро настиг ее и попытался вновь завладеть ее руками.
— Свет очей моих, Ольга Ивановна, сжальтесь над одиноко бредущим путником, который жизнь готов положить за глоток
Фаддей уткнулся лицом в ее юбку и принялся покрывать ее поцелуями. Ольга Ивановна сердито топнула ногой и оттолкнула его голову от своего подола.
— Сейчас же поднимитесь на ноги, господин Багрянцев! По-моему, вы слишком много сегодня выпили и придумали себе нечто совершенно невозможное! Прежде всего, я вас старше…
— Но это не имеет никакого значения! — с пафосом воскликнул поэт. — Зрелая женщина — истинный подарок израненной душе!
— Вы имеете в виду, что вам потребовалась нянька? — Ольга Ивановна не выдержала и рассмеялась, и не только оттого, что представила Фаддея в роли супруга. Просто вдруг вообразила мотылька фунтов этак в триста весом, влетающего в окно, но спохватилась и серьезно посмотрела на Багрянцева. — Я сама была молодой, и мне понятны ваши чувства, но, прошу вас, не стоит их тратить на меня. Надеюсь, в отличие от Рати-бора, вам понятно, что я ни о чем другом, как о спасении дочери, не думаю!
— Фаддей, оставь Ольгу Ивановну в покое! — голос от порога заставил ее вздрогнуть, а поэта вскочить на ноги. Несколько стушевавшийся Багрянцев мгновенно отступил в сторону покинутого Райковичем кресла, но Андрей опередил его и устроился у камина, вытянув длинные ноги, перегородив тем самым комнату чуть ли не наполовину.
Багрянцев поправил сбившийся набок галстук и сконфуженно промямлил:
— Ольга Ивановна, позвольте откланяться! Андрей…
— Подожди, не уходи, — прервал его граф и посмотрел на женщину, из-за которой чуть не вытолкал взашей обнаглевшего до неприличия певца неземной любви. Она холодно, с изрядной долей высокомерия, взирала на него, стоя у окна, хотя еще пять минут назад так весело и заразительно хохотала над чушью, которую молол Фаддей Багрянцев. И Андрею вновь показалось, что перед ним его прежняя, совсем еще юная любовь! У него заныло сердце: слишком свежими были воспоминания о вчерашней ночи, и слишком ощутима была обида на Ольгу. Но он не винил ее. Очень уж стремительно развивались события, и не стоило, наверно, торопить ее с решением. Но он поспешил, она также поспешно отказала ему, и теперь, стоит им встретиться взглядом, сразу прячет глаза, словно боится, что они выдадут ее или расскажут окружающим о том непозволительном для дамы ее возраста и положения поступке, который она совершила накануне ночью.
— Спешу довести до вашего сведения, Ольга Ивановна, что мне только что удалось узнать, а именно: ни в одной более или менее приличной гостинице Самары никого похожего на наших беглецов мне обнаружить не удалось. Из-за позднего времени уже нельзя навести справки по постоялым дворам, но я уверен, что они там не остановятся. Думаю, они пожелают привести себя в порядок, прежде чем сесть на пароход. Я также узнал расписание движения пароходов до Казани и Нижнего Новгорода.
— А зачем вам понадобился Нижний Новгород? — спросила Ольга Ивановна.
— Мы не должны отказаться от версии, что они направляются в Москву. А до нее быстрее добраться из Нижнего.
— Нет, я настаиваю на том, чтобы ехать до Казани. Ни в Москве, ни тем более в Нижнем Новгороде у нее знакомых нет.
— А это и не важно! Вместе с ней мой брат, а у него знакомых и там и тут предостаточно. Хотя вряд ли он посмеет обратиться к ним, если до сих пор не признался вашей дочери, кто он на самом деле.
— А если они решили сесть на пароход не в Самаре, а в Сызрани или, допустим, в Симбирске? — подал голос Фаддей.
— Я это предусмотрел, — сухо и не глядя в
его сторону, ответил граф. — От Сызрани прямого парохода до Казани нет, а до Симбирска им придется ехать не иначе, как на почтовых. Тот экипаж, который у них имеется на данный момент, совершенно непригоден для дальних поездок.— Но почему бы им не воспользоваться почтовой каретой? — Фаддей пожал плечами. — Наиболее удачный в их положении вариант.
Андрей посмотрел на него и язвительно усмехнулся:
— Молодая кровь ударила тебе в голову, и ты потерял способность соображать! В этом случае мы бы настигли их, если бы не на второй, то на третьей станции. — Граф встал, прошелся из угла в угол по комнате и, остановившись напротив Ольги Ивановны, задумчиво посмотрел на нее, затем отвернулся и сосредоточил свой взгляд на поэте. — Потом эта морока с подорожными… А так они едут на чем хотят и куда хотят, и только бог им судья. И, как мне кажется, уже не слишком спешат добраться до Самары, Казани или Москвы…
— Что вы имеете в виду, граф? — Ольга Ивановна побледнела. — Не хотите ли вы сказать?..
— Я ни в чем не уверен, дорогая Ольга Ивановна, — повернулся к ней Ратманов и, сложив руки на груди, присел на подоконник рядом с ней, — но я видел, какими взглядами обменялись наши милые беглецы, когда удирали от нас из гостиницы. Простите, если ненароком обижаю вас, но Анастасия бросилась в объятия моего брата, презрев ваше обморочное состояние. Она летела к нему, как на крыльях, а в его глазах был неподдельный ужас. И не от страха, что я, как в детстве, надеру ему уши за очередную проказу. Он просто-напросто испугался, что их разлучат!
По какой-то, еще неясной для себя причине он до сих пор никому не сказал, что заметил телегу с беглецами на переправе. Когда он увидел взгляд Сергея, устремленный на невесту, он понял, что брат по-настоящему влюблен, и решил дать ему фору: вполне возможно, еще до прибытия в Самару молодые люди успеют объясниться, обвенчаться, и весь сыр-бор, загоревшийся из-за их побега, прекратится сам собой…
Но Ольга Ивановна, не ведая о тайных соображениях старшего графа, разволновалась:
— Не могу в это поверить! Вы намекаете, что Настя по уши влюблена в вашего брата? Но это полнейшая ерунда! За сутки невозможно привязаться к человеку до такой степени, чтобы забыть о собственной матери! — Она с торжеством посмотрела на Андрея. — Разлюбить можно мгновенно, но чтобы полюбить, для этого необходимо время!
— Вы безнадежно… — граф чуть было не произнес роковое слово «устарели», но вовремя спохватился и
Поменял его на более нейтральное, — отстали от жизни, дорогая Ольга Ивановна! Полюбить тоже можно мгновенно, но вот разлюбить… Это иногда не получается всю жизнь!..
Ольга Ивановна вспыхнула и невольно посмотрела в сторону Фаддея. Поэт под шумок прокрался к ее креслу и устроился в стороне от сквозняков, которые плохо действовали на его горло. Как успела она заметить, поэт страдал печенью, горлом, ногами, поясницей, селезенкой и прочими болезнями, панически боялся сквозняков, дурной пищи и запахов, дорожной тряски и пыли, неудобных постелей и всех тех проблем, которые шлейфом волокутся за путешественниками по бесконечно длинным российским дорогам. Теперь он чувствовал себя в полной безопасности. Стоило одной из частей его тела соприкоснуться с кресельными подушками, как тут же сигнал отхода ко сну отключил его сознание, и поэт мгновенно уснул, блаженно улыбаясь, словно младенец, которому наконец-то сменили сырые пеленки.
Андрей заметил ее взгляд и усмехнулся:
— Что-то слишком быстро заснул твой пылкий кавалер, Ольга. А уж как пел, как соловьем разливался! Какие речи впустую пропали!
— И тебе не стыдно признаться в откровенно гадком поступке, Андрей? — Ольга Ивановна презрительно сморщилась. — Тебе доставляет удовольствие подслушивать чужие разговоры?
— Оля, я тебя считал умной женщиной, — пробормотал граф, уже сожалея, что задел столь щепетильную тему, но Ольга Ивановна была в ярости, и остановить ее было невозможно.