Невеста Субботы

Мои ресницы трепещут от ее дыхания, и я едва не открываю глаза. Так вот в чем дело. Она уходит к Марселю. Уходит навсегда.

Когда за ней закрывается дверь, я выжидаю несколько секунд, переводя дыхание. Сердце бьется так гулко, что его, наверное, слышно в Букингемском дворце. Окна детской выходят на Тэлбот-стрит, и, чуть приоткрыв штору, я наблюдаю, как Дезире выскальзывает на тротуар. Удушливый туман, прозванный «лондонским завсегдатаем», струится по улице, подобно мутной желтоватой реке. Покрутив головой, Дезире идет против течения, на запад. А на противоположной стороне улицы мелькает тень, в которой едва можно различить очертания мужской фигуры. Вот и он, Марсель Дежарден собственной персоной. Небось с полудня тут околачивался, поджидал Ди, чтобы умчать ее неведомо куда. Но в одном мсье Дежарден просчитался. Так просто я сестру не отпущу.

И тем более не позволю ей бежать из дому с повесой, который… который вместо теплого пальто и цилиндра нацепил на свидание плащ с капюшоном! Будто в оперу собрался, недоумок. Романтики захотелось. Поверить не могу, что когда-то я сама едва не влюбилась в эдакую пустельгу!

Уже не думая о том, что своим топотом могу поднять на ноги весь дом, я сбегаю по мраморной лестнице, едва не оступаясь на последней, не видимой во тьме ступеньке. От толчка бабочка пробуждается и щупает воздух острым хоботком. Крылышки легонько подрагивают, и меня, как обычно, начинает мутить. Настежь распахиваю дверь, впуская в переднюю зловонный туман, и бросаюсь влево, туда, куда несколько минут назад ушла Дезире. Напрягаю глаза до рези, пытаясь разглядеть впереди ее стройную фигурку, но в таком тумане запросто мог бы затеряться целый полк. Приходится брести наугад. На бегу я вспоминаю, что впопыхах позабыла не только накинуть шаль, но даже переобуться. Картонные подошвы домашних туфель мигом раскисают от слякоти, влага ползет вверх по чулкам, и щиколотки начинают противно зудеть. Идти босиком было бы так же зябко, но хотя бы не так скользко. Однако сейчас не до возни с подвязками. Я обязана догнать Ди. Догоню и скажу ей… ах, проклятье, я даже не знаю, что ей сказать?! Как ее отговорить?!

Допоздна гулять, родная, Юным девушкам не след; В поздний час легко попасть К хитрым гоблинам во власть! [45]

Наше счастье, что улицы пустынны. Одинокую девицу, оказавшуюся на улице за полночь, любой негодяй сочтет своей законной добычей, и мало кто осудит его, если он решит полакомиться.

Следуя на запад по Тэлбот-стрит, я миную кварталы, облюбованные фабрикантами и купечеством, и попадаю на внешний край своеобразного островка, где селятся те из лордов, кому не нашлось места в Белгравии и Мейфере. Стоящие полукругом дома чередуются с лентами сквериков. И тут до моего слуха доносится стук каблучков по мокрой мостовой. Совсем близко. В тумане я чувствую себя лошадью с плотными шорами над глазами, но можно положиться хотя бы на слух. Снова сворачиваю влево. По периметру этот идиллический островок рассекает улочка Лэндбрук-гров, и как раз здесь мне улыбается фортуна.

45

Цитата из стихотворения «Базар гоблинов» Кристины Россетти (1862). Пер. О. Гурфовой.

У запертых ворот сквера стоит Дезире. Издали я могу различить только светлое пятно лица и светлые же ручки, что трепещут, словно два мотылька на фоне тусклой бомбазиновой тьмы. В руках Дезире вертит дамские часики с цепочкой, и мне отчетливо слышно, как на цепочке позвякивают брелоки, которые не были отцеплены даже на время траура.

Но где Марсель? Неужели заплутал в тумане? Воспользовавшись его отсутствием — вероятно, кратковременным, я перехожу в атаку.

Сестра так глубоко погружена в раздумья, что мне удается подкрасться незамеченной, а когда я хватаю ее за плечо, Ди вскрикивает и выпускает из рук часы. Они разбились бы, не будь цепочка пристегнута к корсажу, а так раскачиваются, словно маятник, пока Ди хватает ртом тлетворный лондонский воздух.

— Святые угодники, как же ты меня напугала! — стонет она.

— Странные у тебя понятия о том, что страшно. Родной сестры боишься, а разгуливать в потемках, очевидно, нет, — наседаю я и, как сказала бы Нанетт, сразу беру ее за жабры.

— Фло, послушай…

— Так вот почему ты тогда от меня отселилась, Ди! Хорошенькое дельце. Сначала нарисовала знак на доске, вызвав меня на ссору, а потом перебралась поближе к черной лестнице. Ловко же ты все обстряпала.

— Фло, пожалуйста! Я так не каждую ночь!

— Не каждую, говоришь? Тогда расскажи, сколько ночей тебя носит невесть где.

— Сегодня второй раз, — понурившись, отвечает сестра.

— А первый был когда? Молчишь? Тогда я отвечу за тебя — в ночь с восьмого на девятое октября. В ту ночь, когда была убита Иветт Ланжерон. Странное совпадение, не правда ли?

— Ой, Фло, не смотри на меня волком! Да, я выходила из дому. Сразу, как только ты уснула. И не просто выходила — я и вовсе уйти собиралась. После всего того, что наплела про меня Иветт.

По ощущениям, слякоть в башмачках заиндевела, и, чтобы устоять на ногах, я прислоняюсь спиной к парковой решетке.

— Так ты все знаешь? Но откуда?

— У двери подслушивала, — сознается Дезире. — Когда Нэнси сказала, что ты у тетушки, я быстренько улизнула на третий этаж. Думала, вы будете обсуждать свадьбу, раз к этому все и шло. Попробуй тут усиди на месте! А услышала я кое-что иное. Вот уж не ждала, что мадам Селестина и через океан языком подцепит. Помню, ты велела мне горничных подкупить, а я решила, что и нужды нет. Больно надо мадам на меня чернила тратить. Сгинула я — и на том спасибо. А вот как оно все обернулось! — Она теребит пальцем родинку на подбородке, как всегда, когда бывает раздражена.

— Сначала я хотела пойти да булавок наглотаться, так мне тошно стало. А потом передумала. Решила, что попрощаюсь с тобой по-хорошему и уйду, чтоб тебе не пришлось выбирать. Вот уйду, и все тут.

— И куда же ты пошла, дурочка? На все четыре стороны?

— Нет, Фло. Я пошла к Марселю. Загодя передала ему записку через мальчишку-подметальщика, что вечно возле дома отирается. Назначила свидание здесь. Мы однажды гуляли тут и делились мечтами, как будем жить в одном из этих домищ, с пэрами по соседству. Счастливые будем, богатые.

— И Марсель пришел на свидание?

— Пришел. Всю правду я ему рассказывать, конечно, не стала. Ты пойми, Фло, он считает меня знатной южанкой. Если прознает, что я всю жизнь горшки за мадам Селестиной выносила, то сразу меня разлюбит. Служанки и так на него гроздьями вешаются… — И она опускает глаза, разглядывая булыжники, до блеска вылизанные туманом. — Я предложила ему бежать со мной. Обвенчаться тайно, без благословения. Наплела ему, что мы с тетей повздорили и она отсылает меня обратно.

— И что же Марсель?

— Сказал, что надо повременить. У него возник план, как разбогатеть одним махом. Оседлать комету, сорвать куш. Он умолял меня вернуться и подождать самую малость. Сказал, что вызволит меня совсем скоро. Что мне оставалось делать? Я поплелась домой. Решила, что теперь-то Иветт не застанет меня врасплох, а вот я ее запросто. И как только она спровадит куриц в храм Божий, я ей такой скандал закачу, что уши полопаются. Уж что-что, а глотку драть я умею — бабушкина закалка. Ишь чего выдумала — спровадить меня, так, поди, еще и без моих bijoux! [46]

46

Украшения (франц.).

— Ты не помнишь, в каком часу вернулась?

— Откуда мне знать? Темень стояла, хоть глаз выколи.

— А когда уходила, оставила дверь на черную лестницу открытой?

Задумавшись, Ди прикусывает пухлую нижнюю губу.

— Господи, Фло… это я, что ли, впустила убийцу?

— Не бери в голову, он бы и так проник в дом. У него был дубликат ключа. А сейчас ты тоже пришла к Марселю?

— Ну да. За этим он и звал меня в Гайд-парк давеча — чтобы своей придумкой поделиться. Если б мерзавка Олимпия не подгадила!.. Пришлось снова слать мальчишку с запиской и уговариваться на полночь.