Невеста Темного принца

Я прижал ее к своей груди, баюкая, как ребенка. Ее волосы до сих пор пахли теми цветочными духами, которые стоят на тумбочке в нашей спальне. Я знал, что мне не хватит оставшихся минут, чтобы надышаться своей Шпилькой, но я верил, что так или иначе мы скоро будем вместе.

— Ты меня задушишь… - пробормотала она едва слышно.

Я улыбнулся, испытывал невероятное облегчение от того, что в смерти мы соединились и здесь я могу наслаждаться ее голосом.

— Р’ран… Задушишь…

Прикосновение ее пальцев было почти невесомым, но все же я его почувствовал. Отодвинулся, чтобы убедиться, что не сошел с ума. Или подох, что меня вполне устроило бы в качестве платы за возможность быть с ней… где угодно.

— Шпилька? – Впервые мой голос дрогнул под напором рвущегося наружу счастья.

— Пить… хочу.

Если бы она попросила звезду с неба, я бы спросил какую.

Глава тридцать шестая: Р’ран

Она быстро шла на поправку. Настолько быстро, что врач словно заведенный по десять раз на дню приходил к нам в палату, чтобы сказать: все произошедшее – уникальный случай в медицине. «Уверен, что это все из-за вашего постоянного присутствия», 0 бормотал он, пытаясь подвести под это теорию о биоритмах и какой-то подобной фигне. Когда его болтовня стала слишком навязчивой, я вывел умника за дверь и спокойно объяснил, что не позволю превратить своих жену и не рожденного сына в научную статью, которая его прославит. Я был достаточно убедителен, потому что бедолага даже не пытался спорить.

А еще через день в больнице появилась полиция с новостью о том, что Адела «Сука» Шад’Арэн пыталась покинуть страну, но была задержана в аэропорту, потому что находилась в списке подозреваемых. И мне не нужно было подтверждение Шпильки, чтобы знать, что это Адела пыталась ее убить.

Когда стало ясно, что жизни Наны и ребенка ничего не угрожает, я согласился на визит детектива, который, как выяснилось, не просто так ел свой хлеб, в отличие от людей, которым я доверил охрану своего дома. Он предоставил снимки с камеры слежения, на которых было видно, как Адела, которая сперва якобы покинула мой дом, вернулась через черный ход. В комнате на третьем этаже камер не было, и детектив надеялся, что Нана сможет заполнить пробелы, потому что вскоре Адела покинула дом через тот же черный ход: быстро, украдкой, словно воровка. Через сутки, когда новость о том, что Нана пришла в себя разнеслась по заголовкам всех бумажных и электронных изданий, сука попыталась сбежать – и была задержана, и взята под стражу, потому что нарушила подписанное согласие не покидать пределы страны до окончания следствия.

Единственное, что полиция так и не смогла найти – орудие убийства.

Но рассказ Нана все расставил по своим местам.

Я стоял у окна и ловил каждое слово ее рассказа: как она поднялась наверх, чтобы найти кое-какие семейные ценности Шад’Арэнов, которые собиралась использовать для оформления нашей официальной свадебной церемонии, как услышала шорох, испугалась, но не смогла сбежать, потому что Адела встала у нее на пути. Моя маленькая Шпилька держалась настоящим героем, и я знал, что скорее небо свалится на землю, чем она покажет страх, даже если внутри дрожит, как осиновый лист.

Детектив записал все покаания, поблагодарил за сотрудничество и вышел. Когда я направился следом, Нана остановила меня просьбой не делать глупостей.

— Я никогда не был так серьезен, Шпилька, - не поворачивая головы, ответил я. Не хотел смотреть ей в глаза, чтобы не чувствовать себя лжецом, хоть и знал, что это будет последняя ложь в нашей совместной жизни.

— Я знаю, ты сделаешь то, что считаешь нужным, - сказала она все еще слабым, но твердым голосом. – Я лишь прошу не совершать ошибок.

— Тебе не о чем волноваться, малышка. Отдыхай.

Я подробно, не особо скрываясь, расспросил детектива, что ждет Аделу после суда. И вариант «длительное тюремное заключение» меня совершенно не устроил. Потому что я собирался стать ее судьей и палачом. Но конечно, я не собирался говорить об этом. Нана просила быть острожным, и черт меня дери, если я подведу свою жену еще хоть раз в жизни.

— Ты соврала детективу, - сказал я чуть позже, когда вернулся в палату к Нане и, сидя в ногах ее кровати, наблюдал, как она ужинает. То еще зрелище: нос сморщен, на лице бесконечное страдание и на губах невысказанная просьба принести ей хорошо прожаренный кусок мяса. – Про семейную ценность.

— Согласись, прозвучало убедительно. – Моя Шпилька определенно была горда собой, а я гордился ею, ведь она ревностно хранила тайну моего происхождения, моего позора. – Нам нужно поговорить об этом, Р’ран. И на этот раз ты не отмахнешься от меня отговорками о моем недомогании. Поверь, после того, как я затолкала в себя и твоего сына больничную еду, я более чем в состоянии разделаться с десятком предложений.

Я послушно кивнул, хоть все во мне противилось этому разговору. Ума не приложу, откуда у нее появилась навязчивая идея, будто я Шад’Арэн, если даже нанятые детективы пока не нарыли никакой конкретной информации о моем происхождении, но Нана уже столько раз удивляла меня своими аналитическими способностями, что я ожидал услышать что-то интересное. Вряд ли приятное, но мало ли.

— Тесты были правильными, Р’ран, ты действительно не сын человека, которого считал своим отцом. Но ты все еще сын своей матери. Точно так же, как и Лэрс. У меня нет никаких медицинских свидетельств, но я уверена, когда вы сделаете необходимые тесты, все встанет на свои места.

Я хотел сказать, что она слишком увлеклась игрой в детектива, но вдруг осознал, что все это время даже не думал о том, что у нас с Лэрсом могут быть разные отцы, но общая мать. Потому что он всегда был для меня сыном моего отца и женщины, которая появилась в нашем доме еще до того, как закончился траур по моей умершей матери.

— Если честно, малышка, я ничего не понимаю.

— Поэтому, - она триумфально улыбнулась, - я расскажу все по порядку. Пожалуй, начну с той части, где наследницу королевской крови выдали замуж за человека, который согласился сохранить в тайне ее интересное положение. Я думаю, твой отец… - Нана потеребила край одеяла, подбирая нужные слова.

— Говори, Шпилька, вряд ли я услышу то, что шокирует меня больше событий последних дней, - подбодрил я.

И все равно оказался не готов услышать, что мой отец, мой настоящий отец… был еще и моим дядей.

— Я не помню, чтобы у нас в доме когда-то говорили о материных родственниках, - сказал я, отчаянно напрягая память, пытаясь вспомнить человека, который, как утверждала Шпилька, был братом моей матери. И моим отцом. И меня это известие, мягко говоря, на хрен убило. Если бы не радость от того, что мои жена и ребенок остались живы, я бы, наверное, снова расколошматил что-нибудь в труху, даже если бы не почувствовал ни капли облегчения.

— Вероятно, поэтому и не говорили, - сказала Шпилька.

Я видел, как она пытается подобрать нужные слова и уже рот открыл, чтобы предложить не испытывать мое терпение правильными эпитетами, но промолчал. Видимо, ближайшие годы жизни придется посвятить дрессировке собственного терпения, раз уж меня угораздило влюбиться в самую упрямую женщину в мире. Только, кажется, я уже так крепко в нее вляпался, что чувствую зависимость от наших ежедневных обменов «колкостями». Не представляю, что должно случиться, чтобы мне перестал нравиться ее острый язык.