Невеста в облаках или История Регины Соколовой, родившейся под знаком Весов

Поехали в Пулково, по дороге обсудили, чем он занимается. Инженер, работает в питерском представительстве какой-то фирмы, наездами бывает здесь – поставка и наладка оборудования. Зовут Хельмут Забрисски, родился в Восточном Берлине, успел закончить школу и институт еще при ГДР, думал, что будет работать в военной промышленности, но после падения стены друзья помогли устроиться спецом в западногерманскую процветающую компанию. Повезло! Ничего особенного, обычный светский разговор – по-русски, разумеется. Немецкого я не знала – а к чему мучиться с английским, раз для него лишняя практика.

Доехали быстро, пришли к начальнику смены, Хельмут предъявил документы, еще раз поблагодарил, и пакет ему выдали. На прощанье оставил начальнику смены бутылку коньяка из «дьюти фри». Когда мы вышли, я не удержалась от вопроса:

– А зачем было дарить коньяк? Это не обязательно, он ничего для вас не сделал вообще.

– Я веду дела с русскими уже давно. Всегда лучше поблагодарить, на всякий случай… Иначе это будет… невежливо.

– Ну уж не настолько невежливо – спасибо же вы сказали!

Я не очень любила этого начальника смены, и коньяк показался мне совершенно лишним.

– Никогда не знаешь, что у человека… внутри. Что он думает, когда улыбается тебе. Мне еще не раз и не два летать через этот аэропорт. Вдруг начальник вашей смены подумает, что я недостаточно благодарный немец? Вдруг он вспомнит, что его дед воевал с моим дедом? Вдруг он захочет поделиться своими мыслями о неблагодарном немце с начальником таможни – они ведь наверняка друзья, а начальник таможни захочет наказать меня за моего деда и устроит мне, как это говорится, шмон на три часа… Я опоздаю на самолет, и у меня сорвется контракт.

– Вы преувеличиваете!

– А вы преуменьшаете, фройляйн. Скажите, может такое быть, что я покажусь вашему начальнику недостаточно благодарным немцем?

– Может, наверное…

– Вот видите. Зачем мне это надо? А бутылка коньяка ничего не стоит, у меня полный багажник этих бутылок для представительских целей, за счет фирмы. Я знаю точно одно – если уж ты появился где-нибудь, оставляй о себе хорошее впечатление. Вам для этого достаточно только вашей очаровательной улыбки, а такому немцу, как я, лучше носить с собой бутылки коньяка.

– А вы психолог!

– Я прагматик, фройляйн. Я бизнесмен. И еще я знаю, что самый надежный способ не оставить о себе дурного впечатления – это не появляться там вовсе. Я не должен был опаздывать на самолет, но для этого мои русские партнеры должен были бы быть более пунктуальны. Я не должен был забывать пакет, но для этого у меня должна была бы быть более холодная голова, а у меня ее нет, хотя я немец. В результате – одной бутылкой коньяка меньше.

Про цветы и подарок мне он умолчал.

– Но у всего этого есть своя хорошая сторона, фройляйн Регина, я познакомился с вами.

– А ваш дед правда воевал?

– Разумеется, фройляйн. Как и ваш дед. Как и любой дед.

Мой дед не воевал, он был слишком мал тогда, воевал прадед. Но я промолчала.

Он истолковал мое молчание по-иному -как нежелание поддерживать этот разговор.

– Простите, фройляйн Регина, что я затронул эту тему. Мы, немцы, настолько привыкли в России к разговорам о нашей вине, что начинаем их даже тогда, когда не просят. Это скучная тема для молодой барышни… девушки.

– У вас очень… Очень странный язык, Хельмут. Так, как вы говорите, сейчас уже редко говорят.

– Архаичный язык, да? Вы очень наблюдательны. Мне это уже не раз говорили. Тому виной мои учителя – они были старые люди. Но я надеюсь, что вы их простите.

– Да нет, что вы, мне даже нравится!

– Я рад, что доставил вам удовольствие, фройляйн. Куда вас отвезти?

– В город, а там я покажу. А скажите, неужели все немцы действительно так уж… так уж носятся с этим чувством вины, как вы?

Мы шли по коридорам к выходу. А я никогда еще не разговаривала с немцами ни на какие темы, не связанные с полетом. Интересно же, общительный старомодный немец, хотя и молодой.

– Я восточный немец, фройляйн Регина. А восточные немцы виноваты за все… Во всем! Мы виноваты перед русскими. Мы виноваты перед евреями. Мы виноваты перед западными немцами. Мы виноваты перед самими собой. Мы отвечаем за Гитлера и за штази, за Берлинскую стену и за то, что не так богаты и не так хорошо образованы, как наши западногерманские братья!

Кажется, у него был пунктик, насчет восточных немцев. Он уже волновался и размахивал руками, хотя в одной руке у него был пакет, а в другой – дипломат. Это напоминало мне разговоры на кухне у тети Зины, когда приходили ее подруги и начинались споры о Советском Союзе, перестройке, коммунизме, демократах и Сталине.

– Мы – бедные родственники, фройляйн Регина! Мы должны кланяться и благодарить весь мир, благодарить всех, что они спасли нас от нас самих! Что-то случилось, фройляйн?

Случилось. Пока Хельмут разглагольствовал, мы дошли до выхода, и там я увидела Валеру. Валера был не один, он был с девушкой из службы оформления перевозок. Я ее толком не знала – видела мельком и лишь успела отметить, что она очень красива и в Валерином вкусе. С Валерой я ее раньше не видела. Но сейчас сомнений быть не могло – мы налетели на них неожиданно, вывернув из-за угла. В служебном холле в этот момент никого не было, только охранник вдалеке, а охранники тут видели и не такое. Валера держал ее за талию – как же ее зовут, Лариса, что ли?
– другая рука была у нее на груди и, кажется, я застала их в момент, за которым должен был последовать поцелуй, но не последовал, потому что Валера увидел меня.

Он не дернулся даже, оторвался, правда, от своей спутницы и, сделав полшага ко мне, спросил:

– А ты что тут делаешь? Выходной же. Хельмут со своим дипломатом в поднятой руке завис у меня над ухом. Расстояние до Валеры было слишком велико, чтобы выяснять отношения, не оглашая вестибюль криками. Да и вообще, стоило ли их выяснять, тем более на глазах у всех. Но я не удержалась все-таки от одного только короткого вопроса, который опередил мое нежелание устраивать публичный скандал:

– А ты?

Но дальше-то что? Сейчас он будет мне врать, я уже поняла по лицу, что сейчас он будет мне врать, я буду стоять, краснеть за него, она будет делать отсутствующий вид или смеяться надо мной, что еще хуже, а Хельмут… Черт бы побрал этого Хельмута! Если бы не он, я не приехала бы сюда и не увидела бы, ведь Валера же знал, что меня здесь не будет, а я сама пришла, сама вляпалась!.. И не дожидаясь ответа, я быстрым шагом пошла к выходу. Не здесь, не сейчас. Да и что он может мне сказать? Он ведь сказал мне уже когда-то, вскоре после того, как мы начали летать вместе: «Я такой, меня не переделаешь». Я знала, на что шла.