Невеста Всадника без головы
Шрифт:
– Плохо, но отчего плохо? – продолжала пытаться понять ситуацию с Аней мама. – Может, от того, что самолюбие задето?
– От того, что его нет рядом с ней, – просто ответил Вадим.
И эту простую истину он отметил точно. По ночам Аня плакала в подушку, вспоминая Олега так, словно он не позорно удрал от нее, а ушел, умер, исчез, оставив после себя самые лучшие, самые близкие воспоминания и неутешность так внезапно случившегося одиночества. Это утром она испытывала себя и родных злостью и обидой, по ночам мысленно простив ему все прегрешения. Она оплакивала их любовь, их несостоявшуюся семью, их неродившихся детей.
… – Максим, я, наверное, не должна была приходить. – Варвара Сергеевна вздохнула и хотела было продолжить, но ей не дали:
– Не должны. – Максим сидел за своим огромных размеров рабочим столом и излучал чиновничье благополучие.
– Но… – Варвара Сергеевна сделала попытку подняться из большого кресла, куда ее заботливо усадил хозяин кабинета.
– Не должны, – продолжил Максим, остановив ее жестом, – это я должен был навестить вас и Аню. Еще тогда, когда стало известно об этом…
Максим замялся. Было видно, что он очень старается, но не знает, как охарактеризовать происшедшее, не задев самолюбие гостьи. Ей ведь и так было нелегко – он это и видел, и понимал.
– О несостоявшейся свадьбе, – продолжила за Максима Варвара Сергеевна, которая нашла в себе силы в нужный момент «подхватить» беседу.
– Да, после этого самого события, – деликатно произнес Максим, – но я боялся. Боялся потревожить Аню. Я понимал, что ей тяжело и неловко будет видеть меня.
– Лучше бы вы пришли, – проговорила Варвара Сергеевна и расплакалась. – Вы не представляете, что с нею стало…
– Представляю, – проникновенно произнес Максим. – Я видел ее однажды. Вы с ней куда-то уезжали. Недели две назад.
Варвара Сергеевна, вытирая слезы, пыталась вспомнить, куда же это они с Аней могли ездить. Ведь дочка категорически отказывалась покидать не то что дом, но и свою комнату.
– В поликлинику ездили, вспомнила, – вспомнила все же она. И удивилась: – А как же вы нас видели?
– Я часто приезжаю к вашему дому, – признался Максим. – Мне очень хотелось встретить Аню.
– Приезжайте к нам в любое время, даже если она не захочет! – воскликнула Варвара Сергеевна, но тут же замялась: – То есть если не сможет, ну, постесняется вас увидеть… Приезжайте – я буду очень вам рада! Ведь вы тот самый человек из того самого времени – счастливого.
– Обязательно буду у вас, – приложив руку к груди, пообещал Максим.
…Проводив Варвару Сергеевну, Максим с минуту постоял в своей просторной приемной, затем схватил стоявшую поблизости статуэтку и запустил ею в потолок. «Только не радуйся преждевременно!» – подумал он, улыбнувшись удивленно уставившейся на него секретарше.
В этот день Варвара Сергеевна приехала домой в таком приподнятом настроении, что Аня поинтересовалась:
– Мама, что случилось? Откуда ты? Неужели тебе удалось помирить Галю и Вадима?
Тихо тлеющий конфликт в семье Вадима был занозой в душе матери, и появилась эта заноза задолго до злосчастного бракосочетания Ани.
– Нет, – покачала головой Варвара Сергеевна, скрывая истинную причину своего хорошего настроения, – мне просто надоело делать вид, что жизнь состоит из сожалений. Я съездила по делам,
пообщалась с людьми, развеялась – и теперь мне кажется, что наша беда, в смысле, твоя беда, – поправилась она, заметив усмешку на лице дочери, – не такая уж и беда. Хотя бы потому, что это случилось не вчера. И… и еще, конечно, из-за того, что это уже случилось. И подобной неприятности моя дочь может уже больше не бояться.– Какой неожиданно философский взгляд на предмет. Вернее, на событие, – саркастически заметила Аня. – Кто же из знакомых тебя натолкнул на него?
– А никто, сама додумалась. – Варвара Сергеевна даже не обиделась на выпад дочери, ей сейчас было важно не выдать себя, не проговориться, чтобы визит к Максиму и разговор с ним остались в тайне. «Максим еще любит ее. Иначе бы он и не стал со мной разговаривать – и характер у него не тот, и положение не то, – размышляла она. – Времени на подобные глупости у Максима тоже нет. Секретарша вон звонила ему раза три, а Максим даже и не пошевелился. И не торопил меня… Все так обстоятельно, заинтересованно, с достоинством… Наведаться к нам обещал! Главное, чтобы, когда он придет, я не проговорилась. Иначе Анька мне этого не простит!»
И Варвара Сергеевна, сразу почувствовав прилив сил, на всякий случай стала готовиться к приему гостя, который мог появиться теперь в любой момент.
В квартире началась уборка. И Аня не могла ее не заметить.
– Мам, а чехлы ты зачем снимаешь? – спросила как-то она.
– Надоели, – почти искренне ответила Варвара Сергеевна. – Мне вообще надоело все, что у нас тут есть. Аня, понимаешь, надо иногда сниматься с насиженного места.
– Надеюсь, это ты фигурально выражаешься? – осторожно поинтересовалась Аня.
Варвара Сергеевна тут же постаралась ее успокоить:
– Да-да, конечно, я фигурально выражаюсь! Но тебе и на самом деле об этом пора подумать.
– Ты хочешь сказать, что я тебе здесь надоела? – тут же решила Аня.
– Господи! – всплеснула руками Варвара Сергеевна. – Да я бы тебя вообще отсюда никуда не выпустила. Нам так хорошо вдвоем, но ведь ты же уедешь, я же знаю. Вот еще немножко погрустишь – и уедешь.
Аня посмотрела на мать и подумала, что не знает причины, которая могла бы заставить ее покинуть этот дом.
– А если не уеду?
– Уедешь. – Варвара Сергеевна выпустила из рук чехол, который стаскивала с дивана, подошла к дочери и, обняв, погладила ее по голове: – Доченька, ты даже сама не знаешь, как может повернуться иногда жизнь.
– Мама, мне кажется, я это уже хорошо знаю, – уверенно, но грустно проговорила Аня.
Варвара Сергеевна уловила что-то новое в голосе дочери. Отстранившись, она взглянула на Аню. На лице девушки не было плаксивой гримасы, не было злости, только губы расплылись в ироничной улыбке, а на щеках появились знакомые ямочки.
Серия долгих и требовательных звонков в дверь раздалась в одну из теплых октябрьских суббот. Мать и дочь сидели по разным комнатам – совместная жизнь взрослых женщин временами полна разногласий. Что на этот раз послужило предметом спора, обе уже не помнили, но тем не менее молчание сохраняли.
– Аня, открой, я вся в нитках! – после четвертого звонка прокричала мать.
– Я открою, но, по-моему, мы никого не ждем, – не радуясь и не удивляясь, проговорила Аня.