Невеста желает знать
Шрифт:
– Беднягу! – фыркнула Пенни. – Борн получает все, что хочет и когда хочет.
– Так он и платит за это. Всегда, – парировала Пиппа. – Должно быть, любит тебя без памяти, если согласился прийти. Если бы я могла сбежать, непременно сбежала бы.
– Хотя стараешься изо всех сил. Но тебе никак нельзя сбежать сегодня.
Пенни, конечно, права. Внизу собралась половина Лондона. И по крайней мере один человек ожидает ее появления.
«Будущий муж».
Было совсем нетрудно отыскать его в толпе. Даже одетый в тот же красивый черный фрак и брюки,
Он стоял у стены, близко наклонившись к матери, что-то шептавшей ему на ухо. Пиппа никогда не замечала раньше, но граф производил не слишком приятное впечатление.
– Ты все еще можешь отказаться, – тихо сказала Пенелопа. – Никто тебя не осудит.
– От бала?
– От свадьбы.
Пиппа не ответила. Она могла. Могла наговорить много всего, от веселого до язвительного, и Пенни никогда не обиделась бы. Мало того, вполне возможно, была бы очень счастлива услышать, что у Пиппы есть какое-то мнение о нареченном.
Но Пиппа дала слово графу и не изменит ему. Граф этого не заслуживает. Он славный человек с добрым сердцем. А это больше, чем можно сказать о многих светских людях.
«Нечестность по умолчанию остается нечестностью».
Слова пронеслись в голове, напоминая о том, что произошло два дня назад. О мужчине, который сомневался в ее приверженности истине.
«Мир полон лжецов. Лжецов и обманщиков».
Это неправда, конечно. Пиппа не лгунья. Пиппа никого не обманывает.
Тротула вздохнула и уткнулась носом в бедро хозяйки. Пиппа лениво потрепала уши спаниеля.
– Я дала слово. Обещала.
– Знаю, Пиппа. Но иногда обещания…
Пенни осеклась.
Пиппа пристально смотрела на Каслтона.
– Терпеть не могу балы.
– Знаю.
– И бальные залы.
– Да.
– Он добр, Пенни. И просил моей руки.
Взгляд Пенелопы смягчился:
– Но ты имеешь право рассчитывать на большее.
Вовсе нет. Или…
Пиппа заерзала, изнемогая от давления туго зашнурованного корсета:
– И бальные платья.
Пенелопа позволила ей сменить тему:
– У тебя прекрасное платье.
Платье Пиппы, выбранное находившейся в почти фанатичном возбуждении леди Нидем, было сшито из прекрасного бледно-зеленого газа на чехле из белого атласа. Низкий вырез, открытые плечи, облегающий лиф и широкие, шуршавшие при каждом шаге юбки. На любой другой девушке оно выглядело бы прелестно.
Но на ней… В нем Пиппа казалась еще более худой, высокой и нескладной.
– В нем я похожа на Ardea sinerea.
Пенелопа недоуменно моргнула.
– На цаплю.
– Вздор. Ты прекрасна.
Пиппа провела ладонью по дорогой ткани:
– В таком случае мне лучше остаться здесь и сохранить иллюзию.
– Оттягиваешь неизбежное, – хмыкнула Пенни.
И это была чистая правда.
И поскольку это была правда, Пиппа позволила сестре повести ее к заднему входу бальной комнаты, где они выпустили Тротулу на газон, а сами незамеченными пробрались в толпу поздравляющих,
словно все это время оставались на месте.Через несколько секунд их нашла будущая свекровь Пиппы.
– Филиппа, дорогая! – воскликнула она, яростно обмахиваясь веером из павлиньих перьев. – Ваша матушка сказала, что это будет всего лишь небольшое собрание. А это настоящий праздник! Праздник в честь моего Роберта и его будущей жены!
– И не забудьте Джеймса леди Тотнем и его будущую жену, – улыбнулась Пиппа.
На какой-то момент показалось, что графиня Каслтон ее не поняла. Пиппа терпеливо выжидала. Наконец до будущей свекрови дошло.
– Ну, конечно! – громко и визгливо рассмеялась она. – Ваша сестра прелестна! И вы тоже! Верно, Роберт?
Она кокетливо хлопнула графа веером по руке:
– Правда, она прелестна?
– Разумеется, – поспешил согласиться он. – Э… леди Филиппа, вы прелестны. Вы… Прелестны!
– Спасибо, – улыбнулась Филиппа.
На них тут же налетела матушка, маркиза Нидем и Долби, спеша насладиться самой волнующей для матери наградой.
– Леди Каслтон! Разве они не самая красивая в зале пара?
– Самая! – согласилась леди Каслтон, делая сыну знак встать поближе к Пиппе. – Вы просто обязаны танцевать. Все жаждут увидеть ваш танец.
Пиппа была совершенно уверена, что в зале нашлось бы только двое зрителей, кого интересовал их танец. Мало того, всякий, кто когда-нибудь видел танцующую Пиппу, знал, что от нее не стоит ожидать многого, в смысле грации или сноровки. Судя по опыту, Пиппа могла то же самое сказать о женихе. Но к несчастью, эти двое были матерями. Уклониться невозможно.
Кроме того, танец ограничит количество восклицаний и поздравлений, которые придется выслушивать.
Пиппа улыбнулась жениху:
– Похоже, мы просто обязаны танцевать, милорд.
– Верно! Верно! – обрадовался Каслтон, щелкнув каблуками и слегка поклонившись. – Окажите мне огромную честь потанцевать со мной, миледи.
Пиппа с трудом сдержала смех, так поразила ее формальность обращения. Но приняла протянутую руку и позволила увести себя к танцующим.
И это было несчастьем. Они то и дело спотыкались, представляя собой поразительное зрелище. Когда оказывались вместе, непременно наступали друг другу на туфли и к концу танца уже хромали. В какой-то момент граф так крепко прижал Пиппу к себе, что потерял равновесие. А когда они разъединились, то запутались в собственных ногах.
Каслтон попеременно либо считал такт, либо вел беседу, оглушительно вопя на весь зал.
Пары делали все, чтобы не глазеть, но Пиппа должна была признать, что это оказалось почти невозможным, особенно когда Каслтон объявил с расстояния десяти футов, находясь на другом конце линии танцующих:
– О, я совсем забыл! У меня новая сука!
Он, разумеется, говорил о своих собаках, тема, которая интересовала их обоих, но Пиппа посчитала, что Луиза Холбрук была весьма шокирована, когда Каслтон швырнул это заявление прямо через ее идеально причесанную головку.