Невесты песчаных прерий

Коуди побагровел от гнева. Кучка упрямых женщин ослушалась его приказа! Он даже не заметил, что невесты принарядились, умылись дождевой водой из ведер и причесались. Все они надели шляпки и перчатки и были полны решимости исполнить задуманное.

— Собирается дождь, а мы и так потеряли слишком много времени. Отправляйтесь по своим фургонам. Ни одна не двинулась с места.

— Мы настаиваем, — бросила Сара Дженнингс. Люси Гастингс кивнула.

— Наш христианский долг — достойно похоронить этих несчастных, — заявила Люси.

Перрин сделала шаг вперед. В глазах ее было столько упрямства, что Коуди понял: женщины настроены весьма решительно.

— Служба будет недолгой. Вы можете сказать несколько слов, а потом мы все споем гимн и закончим молитвой. Это займет всего несколько минут.

Подобрав юбки, Перрин пошла к могилам; все остальные последовали за ней. Подойдя к холмикам, женщины обратили к нему вопросительные взоры.

Коуди хлопнул Шляпой о колено и выругался. Он прекрасно понимал: на споры уйдет гораздо больше времени, чем на несколько слов над могилами. Мысленно ругая себя за уступчивость — он и сам собирался сказать все положенные слова, но не в присутствии женщин, — Коуди подошел к могилам. Скрипя зубами, он прижал шляпу к груди и посмотрел на женские лица, выражавшие одобрение.

— Господи, — начал он, — мы просим тебя принять Иглстонов под твое покровительство.

Когда он поднял глаза, все опустили головы. Все, кроме Перрин Уэйверли. Она смотрела на него с едва заметной улыбкой на своих земляничных губах, и в глазах ее горели темные огоньки.

Коуди так долго смотрел ей в глаза, что некоторые из невест подняли на него вопросительные взгляды. Он глубоко вздохнул и начал все сначала.

Все время, пока Коуди говорил, он чувствовал, что Перрин Уэйверли смотрит на него своими огромными глазами, и понимал, что не воздает Иглстонам должное, потому что мысли его были обращены к земному, а не к небесному.

Августа не проявила никакого интереса к тягостной церемонии похорон двух совершенно незнакомых ей людей. Вместо того чтобы со всеми остальными последовать к могилам, она направила свои стопы в противоположном направлении, решив взглянуть на фургон Иглстонов.

Приподнявшись на цыпочки, она вглядывалась в крытый полотном фургон. Песок и пыль покрывали несколько сундуков и коробок, но оказалось, что Иглстоны путешествовали с довольно скудным запасом продовольствия. Возможно, они не планировали перебираться слишком далеко на Запад, например, в Калифорнию или Орегон.

Впрочем, Августе это было безразлично, да и Иглстонам теперь все равно. Им теперь больше не нужно беспокоиться о съестных припасах или больных мулах Им не нужно проводить бессонные ночи, плача от отчаяния над полупустым кошельком.

Высвободив подол юбки из густых зарослей полыни, Августа пошла прочь от фургона, стараясь обойти могилы стороной, чтобы не видеть всей церемонии. И те, кто стоял у могил, тоже ее не видели. Ей не хотелось привлекать к себе внимание.

Если же кто-нибудь спросит, почему она отсутствовала на церемонии, она сошлется на головную боль. Августа остановилась и прижала кончики пальцев к вискам, зажмурилась от нестерпимой боли.

Прежде она никогда так не страдала от мигрени, хотя время от времени ей было выгодно притворяться, что у нее болит голова. Теперь же головная боль стучала в висках каждый божий день. Точно увесистые монеты громыхали в ее голове, ударяясь о череп, вдавливаясь в мозг.

Причиной ее головных болей были деньги, все те же деньги. Уже стало ясно: ей придется купить еще сала и муки, когда они доберутся до форта Ларами. Да еще и сахара.

В те дни, когда они останавливались на привал пораньше, ей приходилось поддерживать связь с обществом, приглашая на чай у своего костра Бути, которой она уже простила проступок Мем, Уну, Тию, а иногда и Сару. Но нельзя устроить настоящее чаепитие без маленьких кексов, на которые уходило слишком много сахара и муки. Даже когда она предлагала своим гостям взять еще сахару, она считала каждую ложку, размешиваемую в чашке, и впадала в отчаяние от расточительности своих гостей. До этого ей и в голову не приходило, как дорого это обходится — поддерживать соответствующее положение в обществе.

Дни, полные беспокойства, убивали ее. Августа почти не спала, с трудом глотала пищу. Каждая минута бодрствования была для нее кошмаром — она постоянно думала о будущем, думала о той минуте, когда откроет свой кошелек и ничего в нем не обнаружит, кроме шва на дне.

И в этот день она последует за своим отцом, с горечью подумала Августа. Гордость все решила за нее.

Смахнув слезу, она прижала ладонь ко лбу и пошла дальше. Молнии сверкали над равниной, и она размышляла: есть ли какой-нибудь способ вызывать их? Удар молнией — это произойдет так быстро и безболезненно… И тогда она наконец-то избавится от страданий.

Августа в изнеможении остановилась. Головная боль и непрекращающийся сумасшедший ветер лишили ее последних сил. Собравшись с духом, она сделала шаг вперед, оступилась и упала на землю.

Несколько секунд Августа лежала неподвижно, лежала, уставившись в небо. Даже земля, даже ее собственные туфли — все было против нее.

Приподнявшись, она провела пыльными перчатками по щекам. Осмотрелась, не проявляя, впрочем, особого интереса к тому, обо что споткнулась.

Падая, она соскребла каблуком тонкий слой грязи с какого-то блестящего предмета. Августа смотрела на него минуту, потом, наклонившись, стерла оставшуюся грязь и увидела небольшую прямоугольную коробочку, схороненную в неглубокой ямке. Коробочка оказалась деревянная, с медными уголками и медной пластиной на боку, где было выгравировано имя: «Эдгар Иглстон».

Инстинктивно бросив взгляд через плечо — не видит ли ее кто-нибудь? — Августа попробовала приоткрыть крышку. Та поддалась. Однако она не решилась сразу заглянуть в коробочку, напомнив себе, что нельзя вторгаться в чужую жизнь.

Поднявшись на ноги, Августа прислушалась к словам гимна — женщины пели футах в ста от нее. Она отчетливо слышала приятный голосок Люси Гастингс, который взлетал ввысь, как песня жаворонка.

Следовало немедленно сообщить мистеру Сноу о своей находке. С другой стороны — как прервать похоронную церемонию? Следовательно, пока она ждет окончания службы, можно спокойно посмотреть, что же находится в шкатулке. В конце концов Иглстоны уже покойники. И она вовсе не вторгается в тайны того, кто смог бы на это что-либо возразить, все равно мистер Сноу захочет узнать, что там внутри. Поразмыслив таким образом, Августа решила, что просто обязана осмотреть содержимое шкатулки.

Запустив пальцы в грязь, налипшую на коробочку, она нащупала край крышки и, дрожа от возбуждения, осторожно открыла ее.

— О Господи! Боже мой!

Ладонь ее метнулась к губам. Невероятно! Августа смотрела на ряды уложенных в стопки золотых монет! Целое состояние тускло поблескивало перед ней.

— Тут, должно быть… — пробормотала она, приподнимая трясущейся рукой одну из увесистых упаковок.

Августа, сосчитав монеты, произвела в уме вычисления. Четыре ряда по десять упаковок в каждом. И по пятнадцать монет в каждой упаковке. В шкатулке оказалось шестьсот долларов!

Она была богата!

Августа почувствовала невероятное облегчение. Тяжело опустившись на землю, вытянув ноги и расправив юбки, она недоверчиво покачала головой.

Она спасена! Господи, благодарю тебя, благодарю!

Ей теперь не придется изводить себя мыслями о самоубийстве и доводить себя до болезни всевозможными хозяйственными заботами. И если мистер Кламат не окажется самым состоятельным и выдающимся человеком в городе, ей не придется выходить за него замуж, она сможет купить себе свободу. Она сможет купить яиц при первой же возможности. Она сможет купить свежее мясо для того, чтобы потушить его в горшке, и новую палатку, и шляпки от солнца, и губную помаду. Она сможет отправить Кору домой и нанять новую девушку, если захочет. Наконец, она сможет спать спокойно, а не бродить по лагерю среди ночи. А порошки от головной боли запрячет подальше.