Невезуха
Шрифт:
В меня стреляли, огромные пули летели мне навстречу, и я, как мне казалось, изящно от них отклонялся, а потом находил тех, кто в меня стрелял, и резал, стрелял, резал, стрелял, уклоняясь от ответного огня и отбивая слабые удары. Танки не стреляли, боясь попасть в своих, а я же свободно двигался по поляне, убивая врагов. Мне было жарко, то ли от трения об воздух, то ли от гигантских физических усилий, у меня даже возникло ощущение, что меня засунули в жерло вулкана. И даже обильный пот не спасал, хоть я уже насквозь от него промок.
Через какое-то время бойцы закончились и пришло время для того, чтобы что-то делать с этими железными громадинами. Как вы думаете, я поступил? Ни за что не догадаетесь! Я просто схватил Мию в охапку
Я завернул за огромный ствол и напоролся прямо на танк. Тот заворочал пушкой и пустил снаряд прямо мне в башку. Чтобы вы понимали, снаряд — это такая огромная железная дура размером больше моей головы, мало того, что она летит с огромной скоростью, то есть, если попадет, то моей тыковки не будет — оторвет ее на хрен, а она мне дорога как память о своей глупости, так еще и эта штука умеет взрываться, разбрасывая множество осколков, от которых хрен увернешься.
А жить мне опять-таки после просветительных занятий с Мией очень хотелось, да и как я понимаю, все у нас только начинается.
О, сколько нам открытий чудных Готовит просвещенья дух. И опыт, сын ошибок трудных, И разум, парадоксов друг, И случай, бог изобретатель, И беззаботный созидатель — Блаженный гений и талант — Один — алмаз, другой — бриллиант, Воображенье — дерзкий странник, И восхищение творцом, Чей неизвестный нам посланник С неузнаваемым лицом И в величайших откровеньях, И в мимолётнейших прозреньях Явленью всякому дал суд — Всё достигается чрез труд.Это Пушкин такой стих выдал, и думаю, как раз после секса.
От этого бронебойного снаряда я увернулся, а вот следующий танк лупанул в дерево рядом и выстрелил осколочно-фугасным. Кто знает, что это такое, тот понимает, что уклониться от сотни осколков, летящих на тебя этакой железной жужжащей тучей невозможно, как не получится уклониться от дроби и летящей шрапнели после взрыва гранаты. Я испугался, нет, ужаснулся, нет, понял, что это капец. Попрощался с жизнью, с Мией, со своей глупой башкой, слава богу, время замедлилось как всегда бывает в минуту смертельной опасности.
Люди в такой момент вспоминают всю свою жизнь, приходят к выводу, какие они были дураки, и после этого спокойно помирают. А чего тут сделаешь, если дурак? Да и поздно уже, вон, смерть к тебе руку протягивает. Впрочем, умным себя в момент смертельной опасности никто не считает, не принято это, да и глупо.
Но я не хотел умирать, тем более имел нехилую надежду на то, что все закончится хорошо, мое же тело в очередной раз переделали. А вдруг сделали его таким, что его даже снаряд на части не разорвет, а если разорвет, то он сам собой склеится. Может и не умру. Вот когда я читал о регенерации, мне всегда было интересно, а где находится ее центр, который всем управляет. И что будет, если оторвет голову? Тело вырастит голову или голова тело? Или появится два меня, и эти два придурка подерутся за Мию?
Но то, что произошло в дальнейшем, удивило меня гораздо больше, я вдруг подпрыгнул и оказался на высоте метров двадцать, и все осколки пролетели мимо. Затем я оттолкнулся от огромной ветки и прыгнул еще выше метров на десять. Полетом я бы это не назвал, просто высокие и длинные прыжки, но благодаря им я начал уходить от опасности. А когда
я вырвался из листвы и оказался на самом верху лесной кроны, рядом со мной нарисовался дракон, как я понял, эта огнедышащая гадина все это время висела наверху и следила за мной сверху.— Помочь? — поинтересовался дракон. — Или сам справишься? Побрезгуешь, так сказать, братской помощью?
— Помоги, брателло, если можешь, — ответил я, цепляясь за толстую ветку и укладывая на нее Мию, глядящую на меня огромными испуганными глазами, от чего она выглядела такой милой и привлекательной, что я даже слюну сглотнул. А потом я посмотрел вниз, и если честно, то сам себя испугался. Это чего со мной такого сделали, что я прыгать умею выше головы? — А то мне спускаться вниз страшно, там дядьки плохие из пушек стреляют. Так-то бы я ничо, да с девушкой, сам понимаешь.
— А будет еще страшнее, поверь, я хуже разных дядек с пушками, — фыркнул дракон и скользнул вниз по громадному стволу. — Но помогать люблю особенно тогда, когда можно и подзакусить. А я голодный, они чего-то к базе перестали приходить, разочаровались во мне, что ли, гадкие туземцы? А я их так любил, они такие вкусные и хрустящие.
Вот это он устроил побоище! Я даже не думал, что танки такие хрупкие. Дракон их сверху обрабатывал огнем, а потом рвал когтями. Не знаю, что у него за кости стояли, но металл он прорывал, срывал люки и дышал внутрь огнем.
— Мне стало очень страшно, когда эта железная громадина вылезла на нас из-за дерева, — сообщила Мия, устраиваясь удобнее у меня в объятьях. Я спустился вниз, чтобы было лучше видно. Сел у ствола метрах в десяти от земли, оттуда все было видно. Кстати, всегда восхищало, как женщины умеют устраиваться, повесят пару тряпок на окна и уже уютно и жить приятно. А настоящая женщина — это вообще клад. Фраза, что с милым и в шалаше рай, должна звучать так — милая и шалаш превратит в рай. Или в ад, это они тоже умеют. — Я потом, когда ты прыгнул вверх, у меня внутри вообще все заледенело от страха. Ты такой, оказывается, быстрый и очень прыгучий, жаль, что у тебя крыльев нет, а то бы просто улетели бы отсюда.
— Ну да, я такой, — гордо ответил я, наблюдая сверху, как дракон множит на ноль краснокожую армию. — Правда, узнал об этом только сегодня, сам еще ничего не понял. Ты помнишь, куда нам идти? А то надо отсюда как-то выбираться, пока они с драконом развлекаются.
— Нам надо двигаться вон в ту сторону! — показала Мия на поднимающееся голубое солнышко. — Только еще долго идти и далеко. Сегодня точно дойти не успеем, может завтра только получится.
— Туда так туда, — я вытащил пару ремней из разгрузки, привязал ими Мию к себе на спину и прыгнул на соседнее дерево. Получилось. Неудобно, тяжело, но можно, и все равно лучше, чем на руках держать. Передохнул, глядя, как дракон разносит очередной танк, собрался с силами и прыгнул на ветку следующего ствола, и так прыжок за прыжком добрался до края леса. Прислушался, сзади слышались взрывы, крики сгорающих в пламени аборигенов и довольное уханье дракона. Кому война, а кому мать родна. Для кого-то это побоище, а для кого-то обед с пылу, жару. — Держись за меня крепче.
А впереди была степь, с травами, гуляющим ветром, без конца и без края. Травы были разные, и синие, и красные, и фиолетовые, и даже для разнообразия зеленые. Настоящий дорогой ковер, но главное достоинство этой степи было в том, что я не заметил ни танков, ни солдат. А видно было далеко, до самого горизонта, где коричневая земля смыкалась с лимонно-желтым небом. Ну, нет и нет, и слава богу. Пойдем-ка мы отсюда как можно дальше. У нас свои дела.
Я попрыгал по веткам вниз, слава богу, они крупные и за них можно ухватиться. На земле вступил в мягкий зеленоватый мох, и возмущенно фыркнул, когда мои ноги сразу промокли до колен от скопившейся во мхе влаги. Я отвязал от себя девушку и глянул задумчиво вперед. Что ж, надо идти. Хорошо там, где нас нет, значит, нам туда и надо.