Невидимая сторона Луны (сборник)
Шрифт:
«На том свете все будет, как на этом, – утешал себя Миак, – разве что сны там будут явью, а явь – тем, что тебе снится…»
В это время заблестела Сава и напомнила ему о зеркалах. Он поспешно встал и пошел к стекольщику из Синджеличева переулка, который по пятницам, вместо того чтобы поститься, хранил до захода солнца молчание. Нужно было наконец кому-то довериться и попросить совета. Стекольщика звали Аца Чирич, и он делал такие зеркала, что в них «и вчерашний день можно было увидеть». Изо рта у него пахло мокрой жестью, из носа – горчицей, между пальцев он держал маленький камешек. Чирич сразу узнал Миака и предложил тому сесть. Он был брезглив и держал на столе миску с уксусом, в которую клиенты опускали мелочь, а он вылавливал ее потом ложкой.
– Зеркало? – задумчиво повторил Чирич вопрос своего посетителя. – Это что-то вроде дьявольской иконы: правую руку в левую превращает! Но не пойми меня неверно. Я не из тех, кто боится дыру на локте испачкать. Не думай, что в зеркале ты увидишь дьявола, машущего хвостом. Ради
Сам знаешь, зеркало повторяет цвет и движение, удваивает свет и умножает тепло, так что с его помощью можно корабль поджечь. Но оно не удваивает материю, тяжесть и звук. Все в зеркале наоборот. У музыкального инструмента в зеркале самые толстые струны и самые низкие тона находятся на месте самых тонких и самых высоких! Поэтому в зеркале нет музыки, ибо она окажется совершенно иной, чем наша, вывернутой наизнанку. В зеркале приходится писать в обратном направлении и читать справа налево. Ну, скажем, моя фамилия Чирич в зеркале не меняется, но такие случаи – редкость. У зеркала есть брат и сестра – эхо и тень. У тени стрелки на часах – свое время, иное, чем показывает сама стрелка, у эха – свое место, далекое от того, где раздался голос. У зеркала есть свое пространство в мире, не принадлежащем нашей действительности. Слеза и отполированный шар – вот совершеннейшие зеркала, они отражают окружающую их Вселенную, и глобусы звездного неба – лишь подражание им. Зеркало превращает знакомого собеседника в незнакомца, у которого виден лишь затылок. В зеркале можно узнать врага и обманщика. Перед зеркалом в карты не играют, но с самим собой в зеркале можно сыграть партию в карты или шахматы. Зеркало – это стекло, которое мыслит, и серебро, которое смеется. Если на зеркале, как на подносе, подали кофе, значит, тому, кого угощают, не следует больше приходить в этот дом.
Особое значение имеет состав зеркала. Всякое зеркало состоит из двух элементов: стекло и нанесенный на него металлический слой, и эти части соответствуют определенным частям человеческого тела и символизируют определенные природные стихии, с которыми имеют много общего. Стекло соответствует жиру в человеческом организме и воде в природе. Действительно, в чашке с растопленным жиром можно увидеть, не грозит ли человеку какая-то опасность. Что касается воды, то человек не может напиться, пока не поцелует сам себя в губы. Ядовитый нитрат серебра, которым покрывают сзади стекло, чтобы оно стало зеркалом, соответствует костному мозгу, то есть сердцевине человеческого тела, а символизирует луну. Таким образом, зеркало в целом действует по принципу прилива и отлива. У него есть собственная вода (стекло) и собственная луна (серебро), они притягиваются и отталкиваются, как и в человеческом теле слой жира на поверхности тела регулируется мозгом, растет или уменьшается приливами и отливами. Главное различие между оригиналом и его отражением в зеркале определяется тем, что к тебе ближе – сначала серебро, а потом стекло, или наоборот. Луна и вода или вода и луна. Можно сказать, что это различие зависит от того, находится ли между тобой и ядовитым слоем стекло, или между стеклом и тобой – яд…
В этом смысле зеркала могут быть ядовитыми, а все остальное – бессмыслица, – закончил Чирич свою лекцию. – Поэтому иди домой, сядь перед зеркалом и увидишь, что ничего не произойдет, кроме того, что и так должно произойти… Только следи, чтобы не оказаться в положении, когда между тобой и стеклом – яд, а это случится, если ты поменяешься местами со своим отражением…
Из мастерской Чирича Иван Миак вышел с чувством облегчения и разочарования одновременно.
«Час от часу не легче», – думал он, шагая по бульвару, напуганный ничуть не меньше, чем раньше.
Потому что если история с ядовитыми зеркалами была суеверием и бессмысленным страхом, то теперь главная опасность для него исходила от полиции. И Миак решил оттянуть свой арест как можно дольше. Ему пришло в голову спрятаться там, где убийцу будут искать в последнюю очередь, – в жилище убитого Каима Нави. Так он и сделал. Войти в квартиру не составило труда, потому что на дверях был тот самый старинный замок, что он Нави и продал. Миак вошел в темные комнаты, и первое, что ему бросилось в глаза, была конторка. Он подошел к ней, открыл и спокойно сел перед зеркалами. Ничего не случилось, и он перестал бояться. Напротив, впервые Миак ощутил удовольствие от того, что находится в окружении великолепных, тщательно подобранных старинных вещей в возрасте от ста до трехсот лет. Время шло, он привык к стуку часов, которые некогда подобрал для Нави, и настала суббота. Миак решил, что лучше самому прийти в полицию, чем полиция придет к нему. Он явился с донесением, но снова ничего не случилось.
Было невероятно, чтобы в полиции не знали, кто убил Нави. Им должно быть это известно уже давно. Вероятно, решил Миак, они нарочно не искали убийцу. Быть может, они уже давно, как это бывает в полиции, хотели избавиться от своего сотрудника. Возможно, он мешал, и Миак невольно оказал им услугу. Иначе почему бы они позволили ему уже несколько
дней жить в квартире Нави? Через некоторое время его вызвали, поговорили с ним и вручили документы покойного Каима Нави. Миака попросили продолжить работу под этим именем, поселиться в его квартире и вести себя так, словно он Нави и есть. Миаку ничего и не оставалось, он попал в ловушку и старался делать все как можно лучше.Он стал чаще появляться в еврейских кругах, пару раз сходил в земунскую синагогу, а в квартире Нави нашел несколько интересных книг: «Защиту поруганной веры» Иуды Галеви, труды Моисея Маймонида и Авраама Абулафи, «Талмуд» и «Сефер йециру». Он учил идиш и испанский. Как некогда старинные вещи, так теперь древние слова захватили его ум, и он обнаружил в себе новую страсть. Он медленно читал кабалистические трактаты и не мог отделаться от ощущения, что на каждой странице пропускал одну фразу. Возвращался и читал с начала, но снова не мог ее найти. Миак бродил по банкам, узнавал в городе ашкенази и сефардов, ел на улице мацу, а по субботам, перед посещением синагоги, заходил в полицию с донесением. Конечно, в еврейской среде его не приняли за своего, хотя он и утверждал, что по происхождению он еврей, но для его дел было очень полезно, чтобы в нееврейских кругах думали, будто он – один из потомков Давида.
Миак не заметил, как началась война. Немцы вошли в Белград, всем евреям велели носить на одежде желтую звезду Давида, ему – тоже, после чего он получил задание и впредь оставаться на должности осведомителя. К своему безграничному удивлению, из составленных немцами списков евреев он узнал, что Нави никогда не работал на полицию.
«Вместо кого я его убил?» – спрашивал себя Миак, но теперь этот вопрос не казался ему важным. Он ощущал, что кости его становятся тяжелее, отрастил бороду, которая царапала его галстук. Время сжалось вокруг него, как жир. А потом пробил судный час, немецкие власти стали отправлять евреев в лагеря. Это, как знали в полиции, означало смерть. Миак пришел к выводу, что пора срочно кончать с работой под еврейским именем и вспомнить свое подлинное имя и настоящее происхождение.
В одну из суббот он пришел в полицию и попросил освободить от задания, которое ему поручили. Однако там не оказалось того начальника, который ему это задание дал. Взяв свои документы и документы Нави, он явился к немецким властям с просьбой побыстрее разобраться. Немецкий офицер, к которому его направили, просмотрел те и другие бумаги и без лишних слов приказал присоединить Миака к остальным евреям.
– Разве вы не видите, что это мои настоящие документы? – возмутился Миак. – Нави уже пять лет как мертв!
– И те и другие документы – настоящие, мой господин, – холодно ответил ему офицер, – потому что и там, и там стоит одно и то же имя.
– Одно и то же имя? Как это понимать? Меня зовут Иван Миак! Так у меня и написано. А еврейские документы выписаны на имя Каима Нави!
– Напрасно стараетесь, мы не слепые! – сказал ему немец, взял карманное зеркальце и дал прочитать Ивану Миаку имя, написанное в его документах. В зеркале имя ИВАН МИАК гласило: КАИМ НАВИ.
Теразие
Шел октябрь под знаком Весов, когда сны сбываются только после смерти тех, кому приснились. Стоял день, будто созданный для субботы, хотя на самом деле он был четвергом. Возвращаясь с работы на улице Чика Любы, я сомневался – поехать ли дальше транспортом или пройтись пешком через Теразие. Там в это время, когда издательства и редакции пусты, всегда можно найти с кем выпить перед обедом горячей ракии. Я выбрал второй вариант и через витрину ресторана «Душанов град» увидел, что там подают подогретое пиво, а к нему – вареную кукурузу. Почувствовал запах теплой пивной пены и вошел. За одним из столиков сидел Добрица; подсев к нему, я заметил, что улыбка его дымится пивом. Он протянул руку, и я показал ему книгу, которая была у меня с собой. С волосами, упавшими на очки, он осмотрел ее глазами, глядящими откуда-то из ушей, словно их разогнала некая широкая мысль, освобождая себе место на лице. Книга называлась «Происхождение китайских цифр», и я обратил его внимание на объяснение цифры 2, которое было проиллюстрировано следующим примером: два ручья текут в одном русле в противоположных направлениях; в одном из них сидит человек, снявший на берегу свои доспехи и кольцо, и все, кроме кольца, закопавший. Во втором ручье сидит другой человек, повернувшись лицом в обратную сторону, по течению. Он приготовился надеть доспехи и кольцо. Таковы составные части цифры 2. Эта цифра впоследствии была описана как два камня, над одним из которых встает рассвет, а на другой – спускаются сумерки. Тени у них совпадают. Цифра 4 была изображена в виде женщины, сидящей под своими волосами, как под шатром. Объяснение цифры 1 я в книге не нашел, но оно было проиллюстрировано рисунком на обложке. Здесь была изображена фигура (представляющая Будду), на ней в большом количестве стояли другие фигуры, сохраняя равновесие в самых невероятных позах, причем Будда сидел вверх ногами, удерживая на темени самого себя и всех остальных. Таков был символ цифры 1.
22
Одна из центральных площадей Белграда; название в переводе означает «весы» (серб.).