Невидимка и (сто) одна неприятность

И она ответила. В первые мгновения напряженная, скованная, она как-то вдруг обмякла, прильнула, раскрылась мне навстречу, и пальцы, впившиеся в мои плечи, разжались. И когда они неуверенной лаской зарылись в мои волосы, меня едва ли не затрясло.

До одури хотелось сделать это прямо сейчас, прямо здесь, забраться ладонями под блузку, под юбку, ощутить ими нежный шелк кожи, а потом и вовсе избавиться от дурацких тряпок, но я только сильнее сжимал Лали в объятиях, впечатывал в себя, довольствуясь пока малым.

Потому что и это уже было много.

Я знал, что поступаю недальновидно и эгоистично. И все равно не мог иначе.

Я оторвался от нее с сожалением. И с трудом. Но все же оторвался, и взъерошенная, ошарашенная, раскрасневшаяся Лали коснулась пальцами собственных губ, будто не могла поверить, что снова — и на те же грабли! Целоваться с Лагранжем, ай-яй-яй!

Было жарко. И весело. И отличное настроение бурлило и кипело внутри, наполняя деятельной энергией.

— Ты… ты… — затуманенный взгляд постепенно обретал ясность и привычную колючесть, а вот слова находились с трудом. — Ты что, хочешь сказать, что ты меня поцеловал и… расплатился?!

И пока золотая рыбка хлопала жабрами, пытаясь сформулировать, что думает о некоторых бессовестных белобрысых типах, я, не утерпев, чмокнул ее в нос и ссадил с себя, пока Лали не поняла, на чем именно она елозит и ерзает, и почему оно стало больше и тверже.

А потом подхватил с пола рубашку и, вынырнув из ее ворота, согласился:

— Ты права, денежное средство так себе, вернешь при случае!

— Лагранж! — в плечо прилетел чувствительный тычок острым кулачком.

— Ладно, ладно, прости! — окончательно рассмеялся я. — Не так понял твое возмущение. Раз мало, я потом еще накину! — и с удовольствием снова подставил плечо под удар.

— Какой же ты! — возмущенная до глубины души седая девочка, не найдя удовлетворения в физической расправе, вскочила на ноги и оскорбленно одернула юбку и пиджак.

— Какой? — полюбопытствовал я, глядя на нее снизу вверх.

— Дурак! — фыркнула Лали и, повернувшись на каблуках, зашагала к выходу из башни.

— Меня сегодня можно не провожать, — крикнул я ей вслед. — Но встречать — обязательно!

Гордое молчание было мне ответом.

И я снова внутренне рассмеялся, откидываясь затылком на холодный камень.

Отлично мы сегодня друг друга избежали, ничего не скажешь!

Заморачиваться с вылавливанием Эриндейла в одиночестве я не стал. Подошел к нему, когда подонок сидел в окружении верной свиты и, игнорируя надменно-враждебный взгляд, бросил:

— Пойдем, поговорим.

Эриндейл поколебался, но выставить себя трусом, побоявшимся остаться со мной наедине, не захотел.

— Ну пойдем, — медленно и нехотя протянул он с той интонацией, будто ему лень тратить на меня время, но так и быть он снизойдет.

Мы вышли из общей гостиной, и Крис застыл у самых дверей, едва прикрыв их за собой.

— Ну?

Коридор пока был пустынен, но в любой момент в нем мог кто-то появиться, не говоря уже о толпе за дверями. Я усмехнулся — без мешка магиегасящего порошка мы уже не такие смелые, да? И неужели ты правда думал, что одного недопобития будет достаточно, чтобы утвердить надо мной свой авторитет?

Но этого я не сказал. Я вообще ничего не сказал.

Я просто его ударил. Коротким точным движением, от которого парень согнулся пополам, и развил успех, приложив по ребрам.

От зародившегося магического удара, я отмахнулся, как от комариного писка — просто задавил его силой, и чары, не успев толком сформироваться, рассыпались бесполезными обрывками. Краем сознания отметил, что Крис-таки силен, и в другой ситуации вполне и смог бы мне хоть что-то противопоставить.

Но другой ситуации я ему предоставлять не намеревался. И продолжил работать кулаками по корпусу, как по боксерскому мешку, не позволяя ему сползти на пол. В сюрреалистичной тишине, наложенной глушилкой.

Эриндейл ушел в блок и глухую оборону, чего я и добивался — сконцентрироваться на атаку под градом ударов намного сложнее.

А когда он все же упал, я ласково придавил его дополнительным весом, чтобы не дергался, и присел рядом на корточки.

— Скажи спасибо, что я — в отличие от тебя — действительно лежачих не бью. А еще, что я вызвал тебя сюда. Попробуешь еще хоть раз на меня тявкнуть — повторю при всех. И мы ведь оба знаем, что ничего мне за это не будет, да?

Мне не доставляло особого удовольствия открывать Эриндейлу глаза на эту истину. Я не то, чтобы ей гордился, скорее, даже наоборот. Именно поэтому мы вели беседу сейчас в пустынном коридоре.

— Так что давай сойдемся на том, что мы квиты, и разбежимся, окей?

Унижать Эриндейла еще больше и добиваться от него утвердительного ответа я не стал. Достаточно было того, что он меня услышал. Надеюсь, услышал.

Когда многотонная — по ощущениям — невидимая плита, давящая на спину, растаяла, Эриндейл сдавленно закашлялся. Я схватил его за шкирку и вздернул на ноги, а потом от души припечатал исцеляющим заклинанием — с избытком, до рези в глазах, головокружения и тошноты. У него, конечно.

— Не благодари.

Повернулся и зашагал к выходу — машина должна была прибыть с минуты на минуту.

— Мастер Даниэль.

Мистер Даст — почетный конвой и верная нянька — почтительно распахнул передо мной автомобильную дверцу. Я плюхнулся на кожаное сиденье, дождался, пока дверца захлопнется и, подперев голову кулаком уставился в окно. Даст обошел машину, сел с другой стороны, кивнул охраннику на переднем сиденьи и шоферу, и машина, тихонько заурчав, тронулась с места. Закатное солнце сегодня как-то не очень удачно отражалось в стеклах, и было не понять, сидит ли на окне кто-то с приметно-белой косой или нет.

Впрочем, я же сам сказал, что провожать меня не надо.

Но ведь не то чтобы Невидимка меня слушалась…

Тяжелее всего было держать серьезную мину и не улыбаться, как идиот, собственным мыслям.

— У вас сегодня хорошее настроение, мастер Даниэль.

— Неужели?

— Впервые за несколько месяцев. Радостное событие?

— Живительный горный воздух, — я прекратил пялиться в окно и откинул голову на спинку сиденья, прикрыв глаза.

— Значит, мистер Лагранж прав, и “Зеленые горы” действительно идут вам на пользу.