Невидимка с Фэрриерс-лейн

– Я не имела в виду, что ты станешь делать прямо сейчас…

– Тогда о чем ты?

– Я… имею в виду Джошуа. Больше незачем о нем беспокоиться… – Шарлотта остановилась, не зная, как продолжать.

– Понятия не имею, – тихо ответила Кэролайн, – это решать ему. Я же буду жить сегодняшним днем, а что будет завтра – узнаю завтра. И Шарлотта, дорогая…

– Да?

– Это все, что я могу ответить вам на этот вопрос – и тебе, и бабушке.

– О!

– А теперь я велю заложить экипаж и поеду, чтобы рассказать обо всем Джошуа и Тамар. Если хочешь, поедем со мной.

– Да-да, конечно. Я сама расскажу Тамар. Мне это будет приятно.

– Ну разумеется. Ты просто обязана ей рассказать!

Было еще слишком рано искать кого-нибудь в театре, поэтому Шарлотта и Кэролайн отправились в Пимлико, где жили актеры. Им открыла удивленная Миранда Пассмор, но по выражению лиц обеих дам она сразу поняла, что у них хорошие новости. Миранда распахнула дверь, впустила их, взяв Кэролайн за руку, и громко позвала отца.

– Мисс Маколи у себя? – спросила Шарлотта, охваченная радостью момента, несмотря на свои особые мысли относительно Кэролайн и Джошуа.

– Да, конечно, дома. Она так рано никогда не выходит… Хотите сама ей обо всем рассказать? Вы должны, обязательно. Все в порядке, да? Вы закончили дело? – Миранда обернулась к ним. – Я даже ни о чем вас не спрашиваю, но вижу, что вы справились прекрасно. Он был невиновен, да? – Ее слова сыпались как горох. – И вы теперь можете это доказать, правда?

Шарлотта почувствовала, что невольно улыбается.

– Да. И, самое главное, вчера ночью арестовали человека, который был действительно виноват.

– О, как замечательно! – Миранда закрутилась волчком на месте от непритворной радости, а потом накинулась на Шарлотту с объятиями. – Это чудесно! Вы просто замечательная умница, вы блестяще справились с задачей. Вам бы понравился Аарон. Он немного напоминал вас – импульсивный, постоянно обуреваем идеями… Идите и обо всем расскажите Джошуа. – Последние слова относились непосредственно к Кэролайн. – Он должен быть у себя в комнате – наверное, еще завтракает. Поднимайтесь наверх.

Шарлотта оставила мать у двери Джошуа. Ей не хотелось слышать, как та радостно и возбужденно заговорит с ним, как он с облегчением улыбнется и вспомнит о мертвом друге, как ощутит чувство победы – и печаль от того, что она так ужасно, так трагически непоправимо опоздала.

Шарлотта поднялась вслед за Мирандой к двери Тамар и постучала. Мисс Маколи почти сразу открыла и сначала посмотрела на сияющее лицо Миранды, потом на Шарлотту.

– Дело кончено, – тихо сказала последняя. – Прошлой ночью арестовали Проспера Харримора, и он даже не пытался отрицать свою вину. И все теперь узнают, что Аарон был невиновен.

Тамар стояла не шелохнувшись, неотрывно глядя на Шарлотту пытливым взглядом, обшаривая ее лицо, желая совершенно убедиться в том, что ошибки нет. И когда она уверилась, из глаз ее брызнули слезы, покатились по щекам. Она подняла было руки – и снова их уронила.

Шарлотта, забыв о сдержанности, сама крепко обняла ее, и у нее тоже защипало в носу. Она совершенно забыла о Кэролайн. Если сейчас ее обнимает Джошуа и они вместе смеются, или плачут, или крепко прильнули друг к другу, это все не имеет ни малейшего значения – во всяком случае, сейчас.

Однако Томас совсем не чувствовал себя счастливым победителем. Тайна убийства на Фэрриерс-лейн была раскрыта, справедливость, исполненная горечи, восстановлена, но это не могло воскресить Аарона Годмена. Ничто не могло отменить его страдание, его смерть. То, что сделал Питт, было слабым утешением для живых. Но любое исправление несправедливости, как бы ни было оно мало и запоздало, стоит того, чтобы за него бороться, даже если это выявляет вину другого человека и губит чью-то репутацию.

Но до этого Томас ожидал, что одновременно разрешатся и загадки смерти Сэмюэла Стаффорда и полицейского Патерсона. Этого не случилось. Питт верил Харримору. А если бы и не поверил, то потребовался всего час, чтобы убедиться в его невиновности. Было точно известно, где он был и чем занимался в обоих случаях. Так что по-прежнему стоял вопрос: кто убил Стаффорда? И почему? И возможно ли, что убил некто, бывший до сих пор вне подозрения? Никто из присутствовавших в театре, по мнению Томаса, не имел для этого ни малейшего повода. Если Стаффорд действительно думал снова рассмотреть дело об убийстве на Фэрриерс-лейн, то все бывшие подозреваемые должны были желать, чтобы он оставался в живых. Никто из них не виноват. Теперь это несомненно.

Инспектор перенесся мыслью к Джунипер Стаффорд и Адольфусу Прайсу. Оба они так явно опасались, что виноват другой… И тогда что же остается? Кто убил?.. Выходит, никто из тех, кого Томас подозревал раньше. Значит, делать нечего, надо снова пройти по тому же кругу – проследить все действия Стаффорда в последний день, в очередной раз поговорить со всеми, кто видел его в тот день, перепроверить все свидетельства – вдруг он сможет вытянуть из них какую-то новую ниточку.

Томас отправился в полицейский участок – надо было сказать Драммонду, что нет никаких оснований подозревать Харримора в смерти Стаффорда или Патерсона. День был суровый, холодный; слабое бледное солнце иногда просвечивало сквозь плывущие облака дыма из бесчисленных труб, камни тротуара стали скользкими от ледяной корки. В морозном воздухе на улицах остывал свежий лошадиный навоз.

Питт не надеялся узнать ничего нового от тех, кто имел отношение к делу об убийстве на Фэрриерс-лейн. В конце концов, смерть Стаффорда, очевидно, никак не связана с тем делом, тут имеет место какое-то совпадение. О’Нилу сейчас выпал тяжкий жребий утешать жену и ее бабушку, а такую трагедию вынести по силам не каждому мужчине, и Питт решил не тревожить его, разве что возникнет крайняя необходимость. Не было у него также и желания видеться с Джошуа Филдингом или Тамар. Они, наверное, сейчас празднуют окончание кошмарной пятилетней борьбы. Ничто не вернет им мертвого брата и друга, но, по крайней мере, его имя спасено от позора и поношения. И хотя Питт никак не был повинен в этом позоре – совсем напротив, он способствовал очищению его памяти, – все же инспектор чувствовал себя в чем-то виноватым. Ведь он тоже представлял закон в их глазах, сам принадлежа к полиции, которая так бездумно и злобно опорочила честь Годмена и его родных.

Глубоко задумавшись, Томас шел по тротуару, едва не натыкаясь на прохожих. Стук колес и копыт, крики кучеров, зеленщиков, мусорщиков сливались в единое море звуков, но он не обращал на них никакого внимания. Скоро продавцы утренних газет возвестят всему Лондону новость об аресте Харримора. Питт думал о том, какой фурор это произведет в городе. Не стоит ли ему самому пойти к Ламберту и заранее оповестить его? Но как об этом сказать? Просто сообщить? Но это прозвучит как похвальба и упрек Ламберту за его трагическую ошибку. А выразить при этом соболезнование или сочувствие будет непростительной снисходительностью. И Ламберт решит, что он, Томас, пришел насладиться своей правотой… Нет. Пусть узнает о присшедшем из газет и будет переживать свое поражение в одиночку. В данном случае одиночество – лучшее лекарство.