Невидимый мир

– - Да, я не должна была... вообще... с тобой... говорить тебе об этом, и все, что у нас было.. это все неправильно. Теперь тебе вот... прости.

Кельм ничего не отвечал. Он водил рукой в воздухе, и вокруг его пальцев возник маленький серый вихрь. Воронка. Он не замечал этого.

– - Это не потому, что я больше люблю их. Нет. Я, если честно, люблю тебя... так люблю... что, понимаешь, все остальное - это вообще, наверное, не любовь. Но... есть вещи, которые сильнее нас. Важнее. Прости меня...

Кельм молчал. Она смотрела на него. И уже не видела своей сказки, ей вообще стало плевать на себя. Может быть, так можно увидеть человека только в Медиане. Здесь все чувства обострены, глаза интуиции сильнее физического зрения. Ивик стиснула руками колено.

Она видела Кельма. Его почти незаметные узенькие шрамы. Когда-то отделившие его жизнь нормального, веселого парня, преуспевающего гэйна и молодого писателя, от всего последующего, от всей дальнейшей жизни... другой. Проклятой. Где он вроде бы и жил. И работал вроде бы. И был как все, даже лучше других во многом. Но никогда уже не мог стать нормальным. Есть вещи, которые нельзя забыть. Можно ли жить сломанным? Да, можно. Можно ли выздороветь? Вряд ли. И почему-то вся дальнейшая жизнь после этого - лишь увеличение боли. И за каждую мимолетную радость придется платить. И все, что возможно отнять, будет отнято. Можно впадать в отчаяние, можно спиться, можно не сдаваться, стиснув зубы, вставать снова и снова, можно скрыть эту боль, но положения это не изменит. Не изменит.

И сейчас это делает с ним она, Ивик.

Это ее, и только ее вина. Она влюбилась. Она позволила себе... да, она позволила себе показать это. Симпатию к нему. Любовь. Поманить. Зайти очень далеко. Дать надежду. И теперь... Интересно, что чувствует палач, который режет по живому, и ощущает под руками выгнувшееся, бьющееся в безумной судороге тело, хлещущую в сознание боль, боль, ничего, кроме боли... Ивик видела людей, которым это нравилось. Она никогда не могла это понять, но знала, что такое возможно. Сейчас она делала это сама.

Но он выдержит. Он уже многое выдержал, и он гэйн, ему не привыкать. А дети... Марк...

Ивик вскочила. Вскинула руку, и воздух разрезала грозная молния - до самого зенита, молния не гасла, она горела черно-алым пламенем, она разъедала атмосферу, смертоносная, страшная...

Кельм встал. Шагнул к ней.

Ивик опустила руку. Молния исчезла. Ивик не могла смотреть в глаза Кельма.

– - Прости меня... это моя вина. Прости. Пожалуйста.

Она заплакала. Кельм сделал еще шаг. Ивик уткнулась в его плечо. Обхватила руками. Зарыдала. Кельм осторожно гладил ее по затылку, похлопывал по спине.

– - Не плачь, - сказал он. И голос его, привычно-спокойный, обыденный, подействовал отрезвляюще.

– - Не надо, Ивик. Ты хорошая. Не плачь.

– Знаешь, - прошептала она, - не понимаю я вот чего... почему меня не убило во время штурма. Ведь многих же убило. Ну что Ему стоило, а? Почему?

– - Ивик, перестань, пожалуйста. Жизнь не кончается. Еще не хватало умирать. Выжили, и слава Богу. Будем жить дальше. Ничего.

– - Если честно, я не знаю, как жить без тебя.

– - Ивик... в мире вообще много боли.

– - Я не знаю, как без тебя... но если я уйду от него.. пойми, он же ни разу, ни разу мне даже не пожелал плохого. Он... он меня любит. Марк. Я ему обещала. Это предательство.

– - Не предавать иногда очень трудно, - сказал Кельм, - если бы это было легко! Это иногда не то, что трудно - это вообще невозможно, и потом смотришь назад и думаешь - как это я смог-то вообще? Но все равно нельзя предавать.

– - Ты понимаешь?

– - Да.

Он отпустил ее. Оторвался.

– - Иди домой, Ивик. След еще есть.

– - Кель... ради чего жить... зачем?

– - Я тоже тогда не знал, зачем жить. Просто так. Понимаешь? Просто живи. Ничего не надо, просто живи. Потом, может быть, поймешь, зачем.

Они молчали. Ивик не в силах была сдвинуться с места. Уйти домой, как он велел. Но ей стало легче. А потом Кельм тихо сказал.

– - А я буду любить тебя. Просто так. Ты не запретишь мне. И никто не запретит. Я тебе не буду надоедать. Но я все равно буду любить тебя.

... Ивик услышала возню за дверью. Нехорошо все-таки валяться. Она спустила ноги с кровати.

Женя сидела на кухне, лицо ее осунулось, побледнело, и выглядело все еще злым и недовольным. Она буркнула "доброе утро" и уткнулась носом в свой новенький эйтрон, который Ивик получила для нее в распределителе.

– - Извини, я что-то продрыхла долго, - Ивик заглянула в кастрюлю. Марк оставил ей немного каши, - ты завтракала?

– - Да.

Женя с треском захлопнула крышку эйтрона. Ивик поставила на стол тарелку, искоса поглядывая на землянку. Все еще дуется? Прошло это у нее или нет?

После Верса Женя очень сильно изменилась. Ивик даже думала какое-то время, что она все бросит и куда-нибудь уйдет. В Версе Женю продержали неделю...

"Я все понимаю, но так-то ведь тоже нельзя с людьми", - сказала она наконец, и Ивик вздохнула с облегчением, поняв, что Женя не уйдет. Объяснять, что и почему, было бесполезно. Ивик прекрасно представляла, как следователи Верса обращаются с людьми. Она сама пару раз попадала на проверку. Это было омерзительно. Но невозможно ожидать, что Женю возьмут в квенсен вообще без проверки. Вероятность того, что она завербована дарайцами, конечно, есть. Ивик сама не могла опровергнуть эту вероятность. Чем - только своей интуицией? Это несерьезно.

– - Сходим сегодня в распределитель, - сказала Ивик, - картошки надо взять. Вдвоем пойдем. Я понесу мешок, а ты возьмешь еще хлеба и молока.

– - У вас тут как в совке...
– сказала Женя.

– - Не знаю - сказала Ивик, - но у нас будет лучше. Уверяю тебя, будет лучше. В моем детстве, например, было намного беднее в распределителях...

– - Угу, - кивнула Женя и отвернулась, барабаня пальцами по подоконнику.

– - Слушай, - не выдержала Ивик, - я что-то не пойму... ты обижаешься, Жень?

Женя бросила на нее взгляд искоса, из-под светлых бровей.

– - У тебя вид такой, - сказала Ивик. Женя вздохнула. Открыла эйтрон.

– - Ты все еще из-за Верса, из-за проверки этой?

– - Понимаешь, - сказала Женя, глядя в монитор, - я вот думаю, что наверное, я мазохистка. Никогда не подозревала, но наверное. Нормальный человек так себя вести не может.

– - Ну нормальный по триманским критериям... или дарайским...

– - Да по любым! Извини, опять же, не обижайся, но... ты несколько лет за мной наблюдала. Как я писаю и какаю. Как я трахаюсь. Тебе даже не стыдно! Ты даже не извинилась ни разу. Без моего ведома, просто так, ради своих целей. Мало того, ты сломала мне жизнь, разлучила меня с любимым человеком, сломала мне ногу, добилась, чтобы меня выгнали с нормальной работы...