Невидимый
Шрифт:
— Как держалась Фрида на работе?
— Она была прекрасный парикмахер. К тому же веселая и общительная. Клиенты ее обожали.
— Как вы думаете, кто-либо из клиентов мог воспринять ее поведение как поощрение?
— Даже не знаю. Конечно, она много болтала и смеялась. Это всегда можно истолковать неправильно.
— Опишите, пожалуйста, события того вечера, когда вы ходили в «Погребок монахов».
— Мы поужинали в ресторане. Потом сели в виниловом баре. Там было полно народу, мы отлично посидели. Фрида познакомилась с мужчиной, с которым довольно долго беседовала.
— Он
— Нет, они все время просидели у стойки.
— Как он выглядел?
— Пепельные волосы, высокий, накачанный, щетина на подбородке, довольно темные глаза, как мне показалось.
— Как он был одет?
— На нем была рубашка поло и джинсы. Вещи очень качественные, он выглядел хорошо одетым, — добавила она неуверенно.
— Как долго они беседовали?
— Около часа. Потом Фрида вернулась к нам и сказала, что он уходит.
— Она что-нибудь рассказывала о нем?
— Он приехал из Стокгольма, собирался вместе с отцом покупать в Висбю ресторан. Им принадлежит несколько заведений в Стокгольме.
— Она сказала, как его зовут?
— Да, его звали Хенрик.
— А фамилию не назвала?
— Нет.
— Где он остановился на Готланде?
— Не знаю.
— Как долго собирался здесь пробыть?
— Тоже не знаю.
— Как вам показалось — он знал других людей в баре?
— По-моему, нет. Я не видела, чтобы он разговаривал с кем-нибудь, кроме Фриды.
— Вы его раньше не встречали?
— Нет.
— Что еще Фрида рассказала о нем?
— Она сказала, что он очень симпатичный. Он попросил у нее телефон, но она не дала.
— Когда он ушел из «Погребка»?
— Он ушел как раз тогда, когда она вернулась к нашему столику. Мы просидели еще примерно полчаса. До закрытия.
— Вы заметили, как он ушел?
— Нет, Фрида сказала, что ему нужно идти.
— В каком настроении была Фрида, когда вы расставались?
— В обычном. Сказала «Ну пока!» и поехала на велосипеде в сторону дома.
— Она была пьяна?
— Не особо. Мы все вышли оттуда не очень трезвые.
Карин решила сменить тему:
— Какие отношения были у Фриды с мужем?
— Мне кажется, вполне нормальные. Во всяком случае, я не слышала о каких-то особых проблемах. Идеальных отношений не бывает. Кроме того, они в основном занимались детьми.
— И последний вопрос. У вас есть какие-нибудь соображения по поводу того, кто мог желать ей зла?
— Нет. Понятия не имею.
Понедельник, 18 июня
Второе убийство не сходило с первых полос газет. Тот факт, что трусики жертв обнаружили у них во рту, сделал эти два преступления еще более сенсационными. После того как в воскресенье вечером об этом рассказали в новостях по телевидению, за эту подробность ухватились и остальные средства массовой информации. Само собой, догадки по поводу маньяка-убийцы активно циркулировали в прессе. В понедельник утром они занимали все первые полосы газет. Там же мелькало лицо Фриды Линд. Бегущая строка над газетными киосками высвечивала заголовки: «На Готланде беснуется маньяк-убийца», «Убийца женщин разгуливает на воле в курортном раю», «Смерть на фоне летней идиллии».
В
телевизионных программах новостей сюжеты об убийстве вышли на первое место. Сообщению о трусиках предшествовало совещание руководителей новостных программ телецентра. Все пришли к единому мнению, что предание этих сведений гласности — правильный шаг. Если взвесить неприятности для родственников и интересы общества, то чаша весов сильно клонилась в сторону права людей знать правду.Перед камерами в телестудиях эта тема обсуждалась с участием криминалистов, психологов и представителей женских общественных организаций.
По радио новость повторялась с небольшими вариациями, выпуск за выпуском.
На Готланде два убийства стали общей темой разговоров. О них говорили на работе, в транспорте, в магазинах, кафе и ресторанах. Страх перед убийцей охватил весь остров. Многие уже успели познакомиться с Фридой Линд. Такая симпатичная и веселая женщина, мать троих детей. Кто решился поднять на нее руку? Убийства на Готланде вообще большая редкость, а уж серийные убийства и подавно — об этом местные жители только читали в газетах.
Юхан и Эмма выбрали итальянский ресторанчик на боковой улочке, чуть в стороне от площади Стура-Торгет.
Поскольку туристский сезон еще не начался, народу здесь было немного. Они уселись за столик в глубине зала. Эмма чувствовала себя виноватой, хотя между ними ничего не произошло. Она скрыла от Улле, что собирается пообедать с Юханом. Соврала, сказав, что встретится с подругой. Теперь ей было стыдно. Никогда раньше она не лгала мужу.
Перед самой встречей она чуть было не позвонила Юхану, чтобы сказать, что не сможет. И хотя Эмма прекрасно понимала, что ступает на тонкий лед, она все-таки пришла. Тяга к Юхану перевесила все остальное.
Сейчас, едва он подвинул ей стул, она почувствовала, что пропала.
Они заказали пасту. Официант принес напитки — белое вино и воду.
«Один бокальчик мне точно не помешает», — нервничая, подумала Эмма. Закурив, она стала разглядывать своего спутника, сидевшего напротив.
— Я так рад снова тебя видеть, — сказал он.
— Правда?
Она невольно улыбнулась. Он тоже улыбнулся. На его щеках появились ямочки, такие очаровательные! Юхан не сводил с нее карих глаз. Она сделала над собой усилие и отвела взгляд.
— Давай оставим в покое убийства, — попросил он. — Во всяком случае на время. Я хочу побольше узнать о тебе.
— Хорошо.
Они заговорили о себе. Юхан расспрашивал о ней и о детях. Казалось, он искренне интересуется ее жизнью.
Эмма спросила его о работе. Почему он решил стать журналистом?
— Когда я учился в старших классах, то проклинал все и вся, — сказал он. — Особенно социальную несправедливость. Она ощущалась везде, даже в том пригороде, где я вырос. Железная дорога разрезала жилой квартал на две части. С одной стороны находились виллы тех, у кого есть деньги. С другой — безликие высотки с разрисованными фасадами и выбитыми окнами подвалов. Два разных мира — просто абсурд какой-то! В школе все подростки оказались вместе, и для меня это послужило толчком.