Невинная для грешника

Не даю себе времени на размышления – для таких вещей мудрая Вселенная ночь придумала – и быстро облачаюсь в тёмно-синее платье чуть ниже колен, собираю волосы в тугой пучок, закалываю выбившиеся непослушные пряди и выхожу из домика.

Анфису Игоревну я нахожу в холле, она нервно расхаживает от дивана к креслу и обратно. Хмурая, погружённая в свои мысли и чем-то обеспокоенная. Злая даже, но, завидев меня, она снова натягивает на лицо приветливую маску.

– Всё-таки ты очень хорошенькая, – констатирует, осмотрев меня с ног до головы.

С лестницы спускается высокий широкоплечий мужчина в чёрном костюме, несёт в руках чемодан и, кивнув мне, выходит прочь из дома, а Орлова поясняет, что это её личный водитель.

– Марта, ещё кое-что. У меня намечена рабочая поездка, самолёт через четыре часа. Меня не будет в городе пару дней, но не думаю, что у тебя возникнут с чем-то проблемы, – и вдруг, будто вспомнив что-то, добавляет: – Марта, к пяти вернётся Роман Георгиевич. Мой супруг – мужчина, а мужчины чаще беспомощные, словно дети. Уж помоги ему, хорошо? К ужину накрой, послушай стенания о тяжёлом рабочем дне, поулыбайся. Это ни к чему тебя не обяжет, Роман приличный человек, лишнего себе не позволит, не волнуйся о чём-то… таком. Просто человеческое участие, ничего кроме.

Я открываю рот, хочу что-то уточнить, но не успеваю: Анфиса Игоревна, кивнув на прощание, стремительно покидает дом.

Эм… что-то я сомневаюсь, что металлургический магнат Роман Орлов остро нуждается именно в моём участии и улыбках.

Глава 13 Марта

К трём я успеваю переделать все дела на сегодня и решаю, что заслужила минутку покоя. Убираю в хозкомнату уборочные причиндалы, плотно запираю дверь и, помыв руки, иду в сад. Там хорошо сейчас, там тихо – благодать и райский уголок.

Аромат цветов плывёт по воздуху, щекочет ноздри. Останавливаюсь то у пышного куста ярко-алых роз, то у лилий, провожу рукой по плотным, будто пластмассовым лепесткам и не могу налюбоваться. Надышаться не могу.

В саду Орловых хочется остаться жить, впитывая каждой клеткой красоту, царящую вокруг. Кажется, можно год гулять по дорожкам и десятой части не посмотреть.

Блуждая, я нахожу крытую площадку и удобно устраиваюсь в ротанговом кресле. На круглом столике лежит забытая кем-то книга – второй том “Игры престолов”.

На форзаце размашистым красивым почерком: "Любимому Марику от любящей Р."

Р.? Кто это интересно?

Переворачиваю страницу, накрываю надпись, будто её вовсе не существует.

Фэнтези я не люблю, сериал не смотрела, но книга оказывается удивительно интересной. Незаметно меня засасывает выдуманная Мартином вселенная, я живо сопереживаю вымышленным людям и буквально выпадаю из реальности. Даже таинственная любящая Р. не вызывает никаких эмоций. Не до неё, когда такие дела на страницах происходят! Да и какое мне дело до того, кто любит Марика и кому он отвечает взаимностью?

За спиной шаги, я напрягаюсь и резко оборачиваюсь назад.

– Интересно? – Марк, переодетый в чёрные джоггеры и тёмную майку упирается руками в спинку кресла, наклоняется и почти задевает моё ухо губами.

– Кажется, я начинаю привыкать встречать вас, стоит сильно задуматься, – безотчётно начинаю улыбаться. Просто так, без видимой причины, Марк отталкивается и занимает соседнее кресло.

Вытягивает длинные ноги, скрещивает их в лодыжках и подпирает висок двумя пальцами. Смотрит на меня искоса, такой расслабленный и спокойный, но во взгляде снова тот самый магнетизм, который так сложно игнорировать.

– Правильно, тебе придётся привыкнуть, что я всё время рядом, – его улыбка призрачная, едва касается краешков чётко очерченных губ. – Так что, книжка хоть интересная?

– Очень, – честно признаюсь.

– Моя любимая серия, – взмахом руки указывает на пухлый томик в моих руках, а я понимаю, что видимо это он забыл здесь книгу. – Но перевод так себе, в оригинале интереснее. Выкинуть бы, но забываю.

– Нехорошо выкидывать книги, особенно если это подарок от чистого сердца.

Марк тихо смеётся и говорит едва слышно: "Ну-ну".

– Я снова трогаю ваши вещи, – на этот раз мне не стыдно, я не чувствую неловкость. В конце концов, книга ведь не личная фотография.

– Трогай, если так хочется, – усмехается Марк и снова смотрит на мои губы.

Просто смотрит, а кожа начинает покалывать. Пульсирует, наливается кровью, и приходится облизать губы и резко захлопнуть книгу.

Надо идти хотя бы в домик, временно ставший моим. Там не будет хозяйского сына, который меня не то что пугает, а путает. Все мысли путает намёками своими, недомолвками, взглядами странными, выходками.

Я кладу книгу с громким хлопком на столик, поднимаюсь на ноги и в сотый раз напоминаю себе, что не для дружеского общения пришла в этот дом. Тем более, когда какие-то Р. с любовью дарят подарки.

Рита? Рина? Римма? Да ну, неважно.

– Я пойду, у меня ещё дел… вагон, – порывисто отодвигаю кресло, ножки противно скрипят о плиточное покрытие, и звук этот, слишком громкий в тишине сада, заставляет вздрогнуть.

– Нет у тебя уже никаких дел, – отмахивается расслабленно, но я всё равно намерена уйти.

– Много вы знаете, – бурчу, начиная раздражаться.

– Всё знаю, – кивает спокойно. – Марта, почему ты домой не едешь? У тебя же мама болеет, в больницу к ней бы пошла или погуляла. Отдохнула.

– Я… меня Анфиса Игоревна попросила кое о чём. Не могу пока уйти, рабочий день ещё не закончен.

Марк удивлённо приподнимает брови, а взгляд такой цепкий, прицельный, в саму суть.

– О чём? Сидеть у окошка и терпеливо ждать, когда маман примчится обратно? – на губах усмешка, а в голосе отчётливо слышится сталь. – Ты ей не личная собачка.

– Вот ещё, нет, – качаю головой, а Марк легко и плавно поднимается и оказывается напротив.

Пальцы на моём подбородке, но в этом жесте нет грубости. Только желание остановить, заставить в глаза смотреть. Он наклоняется ниже, наши носы почти соприкасаются, а мне зажмуриться хочется.

– Марк Романович, я пойду.

– Конечно, пойдёшь, когда скажешь, чем ты так встревожена. Я же вижу, да и после отъезда матери сама не своя. Нервная. Что она попросила тебя сделать?

Озвучить просьбу Анфисы Игоревны мне тяжело. Она смущает меня, потому я всеми силами глушила сегодня тревогу, работая, словно одержимая. Но Марк, похоже, слишком проницательный, и я на одном дыхании говорю: