Невинность и страсть
Шрифт:
Так. Мало того что он сам зарабатывает до неприличия много, так еще и огромное наследство получил.
— Значит, ты владеешь маркой «Дэниел Райт косметикс»?
— Не люблю заседать в совете директоров. Продал акции и инвестировал средства в более интересные начинания.
Медленно, очень медленно выхожу из ступора.
— Одним словом, омерзительно богат, не так ли?
Крис со смехом пожимает плечами:
— Все зависит от того, какой именно смысл ты вкладываешь в слово «омерзительно», детка. — Он многозначительно вскидывает бровь и открывает передо мной дверь «порше».
— Странно:
— Даже и не знаю, комплимент это или оскорбление, — отзывается Крис. Впрочем, оскорбленным его назвать трудно. Скорее мои умозаключения забавляют его.
Смотрю внимательно и пытаюсь увидеть что-то, не замеченное раньше, какой-нибудь намек на сходство с моим отцом или Майклом, который беззастенчиво пользовался поддержкой будущего тестя и в то же время вел себя так, как будто добился успеха собственными силами. Ищу, но ничего не нахожу. Крис не относится к людям, как к низшим существам. Больше того, полчаса назад подарил мне одежду и попытался убедить, что, приняв дорогой подарок, я окажу ему огромную честь.
Встаю на цыпочки и целую безупречно очерченные губы.
— Это комплимент, милый. Во всех возможных смыслах. — Отстраняюсь и замечаю на его лице удивление, однако как ни в чем не бывало опускаюсь на мягкое кожаное сиденье. Он сказал, что я всегда веду себя неожиданно. Нет, это он сам ведет себя неожиданно. Поэтому, когда Крис садится за руль и включает мотор, черный «Порше-911» уже не напоминает мне об отце. Я смотрю в окно и восхищенно наблюдаю, как стремительно и уверенно машина несется в неизвестность.
Пролетаем по улицам города. Крис включает радио, и из приемника льется давняя песня группы «AC/DC» «Снова в черном». Не считаю нужным сдерживать смех.
— Старая школа? Что ж, отлично сочетается с одержимостью «мустангами».
— Обычно я работаю под музыку. Эта композиция напоминает об одной недавней картине.
— Каждое произведение соотносится с конкретной песней? — Я счастлива приоткрыть хотя бы крохотный уголок таинственного занавеса.
— Иногда постоянно кручу одну и ту же песню, а некоторые картины собирают целую музыкальную коллекцию.
— И с какой же работой связана эта мелодия?
— «Ночная гроза в Сан-Франциско». Продал на аукционе в прошлом году.
Сворачиваем на мост Бэй-бридж. Хочется узнать, куда мы едем, но еще больше интересует сам Крис.
— «Темное море», — уточняю я, так как прекрасно помню картину, о которой он говорит.
Крис бросает на меня быстрый взгляд.
— А ты хорошо осведомлена, правда? Знаешь и художников, и работы.
Улыбаясь, спрашиваю себя, смогу ли когда-нибудь по-настоящему узнать своего художника.
— Эта картина ушла за баснословную цену. Кажется, число семизначное.
— Точно, — подтверждает Крис.
Поворачиваюсь и пристально изучаю чеканный профиль.
— Что чувствует мастер, когда люди платят за его произведение бешеные деньги?
— Что это лучший способ самоутверждения.
Ответ звучит неожиданно.
— Но тебе-то оно зачем? Неужели до сих пор сомневаешься в собственных силах?
Крис выезжает из города
и мчится по шоссе.— Проблема в том, что я подолгу работаю в полном одиночестве, а потом представляю миру то, что получилось, но изменить уже ничего не могу. Представь себе, не все картины пользуются таким невероятным успехом. Многие получают весьма скромную оценку.
— Живопись приносит тебе миллионы. Это немалые деньги.
— Дело не в деньгах. Все равно почти все гонорары жертвую на благотворительность.
— Отдаешь то, что заработал творческим трудом?
— Именно так.
— И кому же?
— Несколько лет назад меня уговорили принять участие в вечере в пользу детского госпиталя в Лос-Анджелесе. То, что я там увидел, невозможно забыть. Мужественные дети и несчастные родители, которые внутренне умирают вместе с ними. Дал себе слово помогать чем могу и с тех пор регулярно перечисляю приличные суммы.
Крис Мерит жертвует деньги на спасение больных детей. Еще одна неожиданная сторона этого сложного, многогранного человека. Понимаю, что потребность помогать тем, кому еще хуже, родилась в той части души, которая болит и кровоточит. Значит, он страдает?
— Уже догадалась, куда едем? — хитро спрашивает Крис, прежде чем я успеваю выразить восхищение его великодушием.
Смотрю по сторонам и вижу, что мчимся мы по шоссе 29-Север.
— В долину Напа? — Внезапно приходит озарение: он везет меня в винодельческий край, чтобы помочь освоиться в новой сфере.
— Была там когда-нибудь?
Со смехом отмахиваюсь:
— Что ты, конечно, нет. Я не шутила, когда призналась, что не понимаю в вине ровным счетом ничего. Теперь, наверное, кое-что успела узнать, но все равно очень мало.
— Ничего страшного, грех вполне поправимый, — успокаивает Крис.
С трудом верю своему счастью: впервые в жизни еду на виноградники. Разве можно представить что-нибудь интереснее?
— Я в восторге, Крис. Спасибо.
Он сжимает мою руку, подносит к губам и целует.
— Мечтаю хорошенько тебя напоить и получить в свое полное распоряжение.
Блаженно улыбаюсь:
— Рыцарство не знает преград.
— На то и рассчитываю, — соглашается Крис и озабоченно добавляет: — Ты очень мало спала. Может быть, немного отдохнешь, чтобы восстановить силы для новых впечатлений?
— А как же ты? Ты спал еще меньше.
— Достаточно. Закрой глаза, детка. Учти, что, кроме как в машине, уснуть тебе вряд ли удастся.
Звучит убедительно.
— Да, пожалуй, немного вздремну. — Веки тяжелеют, мягкое мурлыканье мотора убаюкивает. Давно я не чувствовала себя так спокойно, как сейчас, когда Крис уверенно держит руль.
Глава 22
— Проснись, детка. Почти приехали.
Чувствую на своей руке теплую ладонь и открываю глаза.
— Куда?
— В отель.
— Даже не заметила, как уснула. И сколько же мне удалось поспать?
— Полчаса, причем по-настоящему.
Вздыхаю, приподнимаюсь на сиденье, потягиваюсь и смотрю в окно. Вокруг царствуют зеленые горы.
— Ого! Вот это пейзаж! Даже не представляла, что Калифорния способна на такие чудеса!
— Это горы Маякамас. Потрясающе красиво!