Невинность на спор
Шрифт:
— О чем ты? Ты и верность? Не смеши! – не понимаю.
— А мне уже не смешно. Пока слезы льешь о том, что потеряла, подумай вот о чем. Вместо того чтобы трахнуть тебя в ближайшей подворотне, носился за тобой, как дебил, — напоминает он то, что меня саму не раз мучило. В лицо вглядывается, тело взглядом насквозь протыкает.
Ведь прав он... Я всегда знала, что чуть-чуть и поддамся, но все равно качаю головой, слизывая с губ первую слезинку.
— Я бы не…
— Пиздешь. Ты течешь от одного моего касания. Одно моё слово, и ты бы сосала хуй там, где я скажу. Но я ебнутый. Поверил в
— Только не с тем, продается за спор, как шлюха, — говорю я тихо и вскрикиваю, когда он подскакивает ко мне и пятерней сдавливает затылок.
Подносит руку для удара. Да, сделай мне больно, Марк. Потому что правду сказала. Но и его правда сыпанула соли на незаживающие с детства раны.
Я всегда сбегала от проблем. Ничего удивительного, что я сбегаю от Марка и своих к нему чувств.
Он смотрит еще пару секунд, погружая меня в омут своих глаз все глубже, а потом вгрызается в губы. Так грубо и жестоко, что я тут же чувствую металлический привкус во рту. А потом, он словно в себя приходит. Меня к себе прижимает, спину ласкает, дает возможность расслабится и окунуться в нирвару этого звенящего в мозгу удовольствия. Но все обрывается, так резко, словно лопается струна.
Дзынь — и мы уже на расстоянии метра.
— Или садишься в машину или все, — сипло выговаривает Марк, давая мне последний шанс быть с ним.
Я перевожу взгляд на машину, на которой совсем недавно испытала сильнейшие эмоции. На самом деле страшно так любить. Ведь я понимаю, что даже его измена не изменит этого. Он будет приходить, брать, давая взамен лишь физический экстаз. Выворачивать меня наизнанку и бросать в очередном ожидании зари. Но однажды солнце не взойдет, и я останусь во тьме. Сплошной и беспросветной...
Рисковать, да? Как по канату без страховки? Неверное движение и полет. Звук удара и длинное пиканье монитора.
Глава 64.
Лазарев Сергей. песня "Вдребезги" ее хочется петь в голос.
Марк считает меня толстой. Он на меня спорил. Он планирует уехать в Америку. И вряд ли Марк готов оставаться мне верным. Пройдет пара недель и мне кто-нибудь пришлет видео с очередным минетом. И я уже слышу оправдания Марка.
«Я же думал о тебе.»
Это если он вообще посчитает нужным оправдываться.
Возвращаю глаза напряженному до предела Марку. Кажется, вот-вот и он взорвется. И я сама вынимаю чеку из взрывчатки. Поджигаю финальный фитиль.
Сглатываю вязкую слюну и качаю головой.
Сиплое «всё» срывается с пересохших губ, и я отшагиваю. Марк сводит челюсти и словно магнитом тянется ко мне, но останавливает себя.
Резко голову в сторону отводит, только и видно, как жевалки на лице двигаются., выдают работу злой мысли.
Еще секунда посмотреть, запомнить черты, которые я буду видеть во всех проходящих мимо мужчинах. Еще секунда, чтобы не зарыдать.
А потом развернуться и бежать в сторону входа в общежитие, слепо замечая несколько высунувшихся из окон голов.
Да, сегодня я героиня. Отшила
Синицына. Только вот, есть ощущение, что собственными руками сердце себе вырвать пытаюсь. Так что нечего жаловаться на боль, когда сама отказываешься от счастья. Даже минутного… Даже обреченного.— Жирная тварь! Чтобы твои пухлые титьки отсохли.
Забегаю в комнату, шумно хлопая дверью, об которую тут же бьюсь за затылком. Дыхание частое, шумное, как будто я от своры зверей спасаюсь. А ведь так и есть. Только спасаюсь я не от них, а от себя, жажда, чтобы их клыки вцепились в мою плоть. Кровь пускали.
Именно так я чувствую себя рядом с Марком. Прислонившись к дверному полотну затылком, прокручиваю в голове последние слова обиженного мальчишки. Словно игрушку забрали. И тут резко вскрикиваю, почти теряя под ногами пол, когда в комнате вспыхивает свет.
— Будь я твоей матерью, я бы тебя выдрал.
Паша! Убить мало за такие шутки. Но я рада, что он здесь. Одной мне быть страшно. Страшно, что не выдержу и рвану обратно. За машиной. Умоляя вернуться. Умоляя продолжить рвать меня на части.
— Но ты гей, — в тон трущему глаза Паше, отвечаю я — Так что драть будет нечем.
Схватив полотенце, изворачиваюсь от удара по заднице и бегу в душ.
Скрип крана заглушает мои приглушенные рыдания. Теперь можно. Здесь никто не услышит. Только пожелтевший кафель и ржавые трубы.
Выкручиваю на максимум горячую воду, ошпариваю тело, сбивая душевную боль кипятком, но уже через мгновение делаю нормальную температуру.
Смываю вместе со слезами с себя следы Марка. Его поцелуи. Звериные укусы. Засосы. Печать похоти, что он вбивал в меня членом.
Вот только из сердца эту скотину так просто не смоешь. Он там давно и основательно засел. Прибило волной, как ската, который теперь стреляет разрядами тока. Прямо в мозг.
Только спустя минут пятнадцать, сев на кровать, понимаю, что почти вырубаюсь. Сегодня был очень до-олгий, долгий непонятный день. О нем надо подумать. Обо всем, что произошло. В доме. Под дождем в лесу.
А еще надо заказать себе билет в Новосибирск. Там бабушка живет. По маме. Она строгая, почти тиран, но справедливая... Давно меня в гости зовет. А тут такой повод. Разбитое сердце.
Пока Паша снова укладывается, с кем — то переписываясь, я достаю свой мак бук. Свой телефон я так и оставила дома.
Может и хорошо. Не будет соблазна прокрутить фотографии, сообщения, позвонить. Ему.
Билет есть на четыре, что меня не радует, ведь я хотела уехать с утра, пока следствия сегодняшнего безумия в виде родителей или профессора, или Марка, не настигли меня.
Но с другой стороны, если не выходить из комнаты и никому не открывать, то может и пронести.
Закрываю глаза, сразу погружаясь в спасительную тьму. Купаюсь в ней, как в бассейне, рассекая руками воду. Наслаждаюсь полным вакуумом в голове.
Так хорошо…
Так спокойно….
Наверное, поэтому так возмущенно ору, когда в голову, в который раз, долбит настойчивая трель рингтона Паши.
— Да, выруби ты его! Я хочу спать!
— Я тоже! – в тон орет он мне и в стену начинают долбить соседи. Черт. — Только вот этот номер названивает уже пол часа. Не скажешь мне, чей он?!