Невинность в расплату
Шрифт:
Покачиваюсь. Закрываю рукой рот, чтобы себя не выдать.
Я в страшном сне не представляла, что все настолько серьезно!
— И ты нужен. Ты нужен там. На месте. Двадцать четыре часа в сутки. А ты за каким-то хером каждый раз гоняешь вертолет. Себя подставляешь. Потому что по нему грохнуть не хрен делать. И нас. Потому что пока тебя нет, решаются вопросы. Каждая минута на счету. А ты…
Закусываю губы. До крови.
Осторожно бреду назад.
Но по дороге сворачиваю. Отправляюсь на кухню.
Уснуть точно не смогу.
Зато точно знаю, что в доме все
Дрожащими руками завариваю себе какао на молоке.
У него все рушится. А он… Из-за меня. Из-за меня приезжает.
В голове не укладывается.
Сердце выскакивает из груди.
Можно. Можно сказать миллион слов и ничего они не будут значить. А можно ничего не сказать. Но… В этом будет стократно больше!
И вот теперь что-то внутри меня верит. Верит ему. Заглушает все страхи. Все сомнения. Весь здравый смысл.
Верит и разливается безумным ритмом сердца. Полыхает огнем.
— Дрянь!
Не замечаю, как кто-то входит в кухню.
Резко поднимает меня за шиворот. Рывком.
И я оказываюсь вжатой в острый угол стола.
А передо мной черные глаза. Почти такие же, как у Бадрида.
Почти.
Но в них столкьо ненависти! Столько глухой злобы!
— Это ты!
Сжимает мой подбородок.
— Ты! Из-за тебя все рушится, а мы брата теряем! Чем ты его опоила? С тебя! С тебя все началось! Что у тебя там, между ног? Мед? Слитки золотые? Героин? Я не понимаю! Ты же никто! Просто дрянь! Ты выкуп! Он же натрахается с тобой, а потом мы заберем. С братом. И поверь. Распробуем. Распробуем тебя так, что ты жить не захочешь! Это я еще добрый. А Арман. Этот не пожалеет. Порвет тебя на хрен. Раздерет от дырки твоей до самого горла. Чем, блядь? Чем ты его приворожила? Ты же просто шлюха! Да я тебя прямо сейчас пристрелю, чтоб голову Бадриду просветлить!
57 Глава 57
Зажмуриваюсь.
Но он резким рывком вдруг просто слетает с меня.
С грохотом до края кухни. Переворачивая всю мебель, всю посуду. Вдребезги.
С ужасом открываю глаза.
Вижу рядом с собой Бадрида с такими полыхающими глазами, словно в них горит самое пекло.
— Не надо, — бросаюсь к нему. Повисаю на занесенной для нового удара руке.
— Не надо, Бадрид! Я умоляю тебя! Пожалуйста! Остановись!
Он смотрит на меня безумно. Дико. Будто не узнает.
Только ноздри яростно полыхают и бешено двигается кадык.
— Ты… Ты совсем с катушек слетел? Ты… Ты на брата руку поднял?! Всерьез, Бадрид?
— Уходи, Давид, — цедит сквозь сжатые зубы. — Уходи, пока мы не зашли слишком далеко. Через час я буду в головном офисе. Займемся делами.
— Смотри, Бадрид. Я уйду. Да. Дела важнее. Мы потом к этому вернемся. Но такими темпами у тебя не то, что империи. У тебя и братьев не останется. Или ты думал, один Арман психует? Или что мы не знаем, почему ты на все забил?
— На хрен. Из моего дома!
Рычит, а я так и продолжаю висеть на его руке.
Потому что она уже дергается.
И я вижу, что он готов отшвырнуть меня сейчас, как
пылинку. И ринуться. Ринуться на брата!— Это так просто не закончитя, Бадрид. Не закончится.
Давид тяжело дышит. Громко хлопает за собой дверью, уходя.
А я… Я просто сползаю вниз.
Права. Права была Ирма. Я и правда принесла в этот дом беду!
О, Господи! Если бы я тогда знала, что это только начало! Что настоящая беда даже еще не постучалась в дверь этого дома!
58 Глава 58
— Бадрид… Мне, наверное, лучше…
— Что он тебе сделал?
Прощупывает меня взглядом. Судорожно сглатывает, впиваясь в мое лицо.
— Ничего. Ты пришел. Бадрид! Он ведь прав. Прав! Мне лучше исчезнуть из этого дома!
Его глаза на миг полыхают черной яростью. Еще большей, чем когда ринулся на брата.
И вдруг он обхватывает мое лицо руками.
Вжимается в мое тело так, что кажется, сейчас захрустят кости.
Дико, одержимо, неистово впивается в мой рот широко распахнутыми губами. Вбивается меня с этими сумасшедше горящими глазами.
А меня прошибает. Словно молнией.
Не целует. Впивается. Жадно. Голодно втягивает в себя мои губы. До боли. Почти до лопнувшей кожи. И тут же отпускает, вдалбливаясь языком. Пронзая меня рваными напористыми жадными ударами до самого горла.
А кажется, что насквозь. Что все нутро.
И не языком. Собой метит. Внутрь еще крепче взгрызается, чем раньше там был.
Он пожирает. Проталкивает свой язык глубоко, высекая искры из неба. Сметает мой, резко отталкивая его своим в сторону. И тут же всасывает. Язык. Губы. Всю меня.
Наши зубы ударяются. А во мне просыпается какой-то немыслимый голод. И ярость, с которой я отвечаю ему. Прокусывая его губы, кажется, насквозь.
Подхватывает меня на руки. Несет, продолжая свою пьяную голодную атаку.
А я обмякаю в его руках. Я больше не в силах схлестываться с его напором.
Но он продолжает терзать. Брать меня. Пить.
Прижимая к себе крепко и одновременно так нежно, так ласково зарываясь руками в волосы, выписывая узоры по шее, по спине.
— Никогда, — опускает меня на постель, нависая сверху.
— Никогда, Мари, — проводит пальцами по дрожащим губам.
— Не говори мне этого. Я сделаю все. Брошу к твоим ногам самого себя. То, что смогу и чем буду владеть. Я загрызу за тебя зубами. Любого. И исполню почи любую твою просьбу. Но никогда. Даже в мыслях. Не проси меня тебя отпустить. Нет у нас с тобой больше свободы. Нет и не будет.
А я не дышу. Не могу. Меня пронзает. Пожирает его пламя.
И вот сейчас. Сейчас я не верю. Нет. Я будто вижу эту крепкую нить. Канат, что ничем не перерубишь. Которая сплела нас намертво. Которой изнутри ни одному из нас уже не вырвать.
— Отдыхай, Мари.
Он вдруг снова становится спокойным. Ледяным. Предельно собранным.
— Спи. Я уезжаю. И, наверное, сегодня не вернусь.
Сбрасывает на ходу рубашку, забрызганную каплями крови его брата.
И тихо прикрывает дверь, выходя.