Невинные грехи

Глава 9

Предрассветная мгла пробирала колючим холодом, когда Фелисити подошла к Ньюгейтской тюрьме. Под застегнутой на все пуговицы ротондой было спрятано старое одеяло, выброшенное миссис Уимпол. Фелисити могла только надеяться, что его удастся тайком передать матери.

Сегодняшняя ранняя отлучка была обоснована. Грант мог снова встать рано, и, хотя она не давала обещания не ходить по утрам на прогулку в одиночестве, если он узнает, что она опять ушла, это неминуемо вызовет у него тревогу и подозрения.

Перед тем как шагнуть внутрь, Фелисити глубоко вздохнула. Ньюгейтская тюрьма была таким мрачным заведением, что человека тонкого и чувствительного не покидало чувство отвращения. Глаза и нос ее горели огнем, живот выкручивало. Терпеть это было решительно невозможно. Трудно представить, что должны чувствовать женщины и дети, которым приходилось жить в такой грязи каждый день.

Она чуть отстала от надзирателя, который провел ее в женское отделение и дал время привлечь внимание матери, чтобы передать ей через двойную решетку одеяло. Мать ушла в темный угол и свернулась на полу, укрывшись одеялом.

Когда Фелисити опустила руки, поняв, что мать не будет с ней разговаривать этим утром, ее взгляд упал на голое тельце замерзшего ребенка, лежавшее на полу между решетками. Невинная жертва несправедливости, царившей в Ньюгейте… Она закрыла рукой рот, сдерживая крик.

Взявшись за решетку, Фелисити всмотрелась в темноту. Откуда-то издалека доносились детские крики и плач. Сколько детей томилось в заключении вместе с матерями? Сколько безгрешных маленьких узников жило в невообразимо жестоких условиях?

Фелисити смотрела через решетку, и сердце ее готово было разорваться от жалости, а в голове зарождались пока еще смутные мысли. Когда время истекло и за ней явился надзиратель, решение созрело. Она не могла спокойно смотреть, как умирают женщины и дети, попавшие в водоворот английской пенитенциарной системы. И не будет!

Фелисити решительно развернулась и уверенными шагами вышла из здания тюрьмы. Начнет она с детей. Она продаст все, что у нее есть: лучшую одежду, серьги, обувь — все, что нужно, чтобы купить фланели и пошить детям одежду. Быть может, она спасет всего несколько жизней, но это станет хорошим началом.

Ее переполняли мысли. Возможно, удастся убедить Присциллу помочь. Да что там говорить: если бы все дамы света и квакеры увидели невыносимые условия, в которых содержат их сестер в Ньюгейте, то пришли бы в ужас.

Что ж, она позаботится, чтобы они об этом узнали.

Объединив силы, дамы из общества смогут изменить жизнь этих несчастных женщин и детей.

Позже, в тот же день

Повесив на крючок ротонду, Фелисити вошла в гостиную и увидела Присциллу, занятую чтением романа.

О, она знала, что не стоило возвращаться так поздно, но ее настолько захватили мысли об улучшении жизни женщин и детей в Ньюгейтской тюрьме, что она не заметила, как проехала нужную улицу, и только через четверть часа, опомнившись, велела извозчику разворачиваться.

— Присцилла, у тебя есть карманные деньги? — спросила Фелисити.

— Ни гроша.

— У меня тоже.

Она посмотрела на ящик с серебряными кубками, все еще стоявший у двери. Нет, это будет воровство. Она заставила себя отвернуться. Но мысль о кубках, возникнув, уже не покидала ее, и Фелисити снова повернулась к ящику.

Всего лишь за один кубок можно выручить достаточно денег, чтобы одеть десяток малышей в женском отделении тюрьмы.

Тут же возникла другая мысль: как она может думать о подобном? Она не была воровкой или интриганкой, как ее родители.

Но она не была и тем, кто может позволить детям умирать от холода, если есть возможность этого не допустить. Подняв голову, Фелисити глубоко вздохнула. По крайней мере, можно это предложить.

Она взяла один из кубков и повернулась к Присцилле.

— Присцилла, ты знаешь, как продать серебряный кубок, скажем… на улице?

— Я бы не стала продавать его на улице. Я бы отнесла его ювелиру. — Присцилла опустила книгу и с улыбкой посмотрела на Фелисити. — Что ты задумала? Новое платье? Туфли? Я уже и сама об этом подумываю: мои туфли для танцев совсем износились. — Она встала с кресла.

— Вообще-то я думала о фланели.

Присцилла поморщилась.

— Не модно.

— Нет-нет, фланель, чтобы пошить пеленки.

— Пеленки? — Присцилла какое-то время озадаченно смотрела на Фелисити, потом глаза ее округлились.

— Боже, Киллиан что-то говорил о том, как помешал вам с Грантом. Так вы с ним… Ну, вы женаты… Значит, ребенок?

— Господи, нет! — Фелисити закрыла дверь гостиной. — В Ньюгейтской тюрьме от холода умирают дети. Десятки детей. Невинных маленьких ангелочков.

Выражение лица Присциллы сделалось еще более удивленным.

— Я знаю, это сумасшедшая идея, но, как думаешь, не мог бы Грант отдать мне один из кубков? Продав его, можно купить фланели и пошить пеленки и одежду для деток постарше… Можно спасти много жизней.

— Ох, Фелисити! Благотворительность. Грант был прав, когда говорил, какая ты добрая. Я помогу тебе. В конце концов, это же благое дело. Только представь, как я буду заниматься благотворительностью! Отец будет гордиться мной, если я стану помогать тебе. — Она схватила один из кубков. — Сколько продадим? Шесть?

— Что ты, нет. Так много не понадобится. Фланель не такая уж дорогая.

— Тогда два? Когда понадобится еще одежда, будет за что купить. — Присцилла нагнулась и стала рыться в ящике.

Фелисити взяла ее за плечи.

— Нужно сначала спросить Гранта.

— Он купил кубки в кредит, и долг лежит на семье… На мне в том числе. Я говорю, возьмем два кубка. Что он сможет сказать, когда узнает, что вырученные за них деньги пошли на спасение замерзающих детей? — Она достала из ящика два кубка. — Какая же ты славная, Фелисити! Я так рада, что ты стала женой Гранта и моей сестрой!

Спустя три дня

В шесть утра Фелисити и Присцилла уже стояли у ворот Ньюгейтской тюрьмы. Пока не вошли в здание, у Присциллы слипались глаза, но отвратительный запах подействовал на нее, как сильная нюхательная соль, и сонливость как рукой сняло. Потом она бросилась в угол, где ее стошнило.