Невиновных нет

Юнан со всех ног припустил вдоль линии прибоя. Рассвет только-только занялся, и можно, если очень сильно постараться, опередить стервятников-чори.

И точно – все пространство широкого пляжа покрывали обломки погибшего корабля. Доски обшивки, куски мачт, обрывки веревок вперемешку с расколотыми бочками, какими-то рваными тряпками. Мальчик обошел сторонкой труп моряка с полуоторванной от туловища головой. Видно же, что простой матрос. У такого карманы все равно пусты.

А сундуков, набитых серебром, к слову, не наблюдалось совсем. Ни единой паршивой монетки, хоть медной, хоть какой. Юнан совсем пал духом. За блуждания под носом у чори мать не просто выдерет, она шкуру спустит. Вот ведь досада какая, хоть плачь.

Мальчик бы и заплакал, если бы вдруг не блеснуло невдалеке. Хищным золотым блеском! Удача! Вот удача-то! Он подбежал ближе к груде тряпья, среди которой заметил золото, и обнаружил, что никакое это не тряпье… вернее, не только грязные рваные тряпки, а еще и женщина. Черные волосы отрезаны, вся избитая, живого места нет – синячищи сплошные, в одном ботиночке, а на тоненькой скрюченной ручке браслетик золотой. Богачка! Всамделишная имперская богачка, только мертвая.

Юнан потрогал пальчики – холодные, белые с голубоватым отливом. Ну точно мертвячка! В первый раз мальчик пожалел, что обошло его проклятье. Видят… короче, кто-нибудь да видит, есть же на свете какие-то боги, кроме волчачьих или совячьего Предвечного, те, которые смотрят с небес за смесками вроде Юнана… Так вот, видят эти боги, как сожалеет юный полукровка, что не может с одного взгляда признать – мертвяк лежит или живой. Не помешало бы.

Хоть и тонка ручка у тетки, а браслет сниматься не хотел. И застежки на нем никакой. Вот беда-то! И так и эдак пробовал Юнан забрать свой трофей – все без толку. Вот сейчас бы топорик не помешал. Тетке рука без надобности уже.

– Ра…мман… – неожиданно подала голос «мертвячка» и с силой впилась пальцами в запястье мальчика. – Ра…мман… дет…ка…

– Пусти! – взвизгнул Юнан и дернулся в сторону.

Какой там! Точно капканом держала, не отпускала.

А глаза-то грязно-синие, как у мамаши.

«Шуриа! Шуриа синтафская!» – догадался маленький мародер, дергаясь в жестком захвате, точно рыбка на крючке.

Из ее разбитых, облепленных песком губ потекла кровь, когда хрипло простонала что-то еще неразборчивое на незнакомом языке.

– Помо…ги…

И тут Юнан услышал голоса. Много голосов. Приближение чори подействовало на него, словно удар бичом. Пропади оно пропадом, это золото, если рядом «стервятники»! Он вырвался и бросился наутек, пригибаясь к земле и петляя испуганным насмерть зайцем. Скорее в кусты, скорее в родные скалы, домой, к мамке с розгой. А то еще снасильничают, как мамку когда-то. Они в своих схронах совсем одичали, им что баба, что пацан, без разницы кого.

И то, что та тетка живая оказалась, так это даже хорошо. Пока чори ей будут заниматься, о мальчишке, порскнувшем в прибрежные заросли, никто и не вспомнит.

– Марри, ты гля, че у нас тут? – взвизгнул тощий коротышка в не по размеру большой куртке, надетой прямо на голое тело.

– Че? – флегматично отозвался наголо бритый здоровяк.

– Баба! Живая баба!

Вопль коротышки разнесся по всему пляжу. Точно чайку камнем кто зашиб.

Бритоголовый тут же облапал Джону, убеждаясь, что зрение его не обманывает. Потом перевернул на спину и одним рывком разорвал остатки платья.

– А-р-рр, – утробно зарычал третий мужик – молодой, но на редкость некрасивый – какой-то криворотый и косоглазый.

Джойана чувствовала на себя их жадные горячие руки. Духи Великие, сколько же их? Трое?

Панталоны разлетелись на мелкие клочья… Пятеро?

– Мне! Я – первый! – заорал косоглазый.

Его схватил за грудки длинноволосый сильный парень и отбросил от женщины.

– Это еще почему? В прошлый раз баба под тобой померла, забыл?

– Да! Ты сегодня последний будешь! – взвился коротышка. – Не хочу больше с дохлячкой.

– Можно подумать, тебе не все равно?! Она ж еще теплая была.

Отбиваться-закрываться было совершенно бесполезно. Семеро! Их семеро, с ужасом поняла Джона. А она избитая и голая, лежит, распластавшись перед насильниками. Даже колени нет сил сдвинуть.

– Да ты болван! Тебя на привязи держать надо! Козлиная рожа! – разорялся один из бродяг. – Если осторожно, то можно по нескольку раз по кругу пустить. Всем достанется.

– Всем? Да ты на нее погляди – она ж и без… помрет.

– Кто? Я – козлиная рожа? Да я тебе!

– Ну, вы там пока разбирайтесь, – рассудительно решил здоровяк.

Его сотоварищи уже дрались за очередность. Катались по песку, лупили друг друга по чему попало, рыча и плюясь, точно бойцовые псы в загоне.

Бритоголовый же не стал тратить время даром. Видимо, он был главным, и его первенство никто не оспаривал. Он деловито раздвинул ноги Джоны пошире в стороны, сосредоточенно закусив пухлую губу, развязал веревку на штанах…

– Ты… это… лежи смирно… не дергайся, – предупредил вожак. – А то сломаю хребет…

Джоне хватило одного взгляда, чтобы понять – она и до второго желающего не доживет. Этим… этой… можно насмерть…

– И не орать…

Крик застрял в глотке.

Он уже схватил женщину за бедра, чтобы… и тут грохнул выстрел.

Несостоявшийся насильник ничком упал прямо на Джону. И головы у него уже практически совсем не было, а ее недавнее содержимое расплескалось по груди и лицу леди Янамари.

И никакого обморока, как назло, никакого спасительного небытия не последовало. Пока Джона оттирала глаза от кровавой маски, неведомый стрелок-спаситель занялся остальными бродягами. Или кто они там были, эти мерзкие твари? Мародеры? Да какая разница! Главное, что очень скоро они попадали рядком на песок мертвее мертвого. Один за другим – раскромсанные, порубленные, застреленные. Спасителей оказалось двое!

А потом… потом сильные руки вытащили леди Янамари из-под мертвеца, и то были руки Грэйн эрны Кэдвен.

– Ты жива! – всхлипнула ролфи и прижала к себе шуриа, словно родную. Крепко-крепко и к полнейшему удивлению мужчины с еще дымящимся ружьем в левой и тяжелым кавалерийским палашом в правой руке, удивлению, которое было написано на его лице – тонком, красивом, типично шурианском. Это ведь только полукровки на вид неказисты, а чистокровные очень даже привлекательны.

– Боги, ты совсем голая! – ужаснулась Грэйн. – Что… что они сотворили с тобой? Они с тобой что-то сделали?

– Ничего… не успели… – выдавила из себя Джона и горько заплакала, уткнувшись носом в плечо своей похитительницы. От счастья. Потому что на этом свете есть эрна Кэдвен. Этого достаточно.

«Вот те на!» – только и подумалось Джэйффу, когда он увидел ролфийку, обнимающуюся с шуриа.

Впрочем, а чему удивляться? Женщина женщину всегда поймет, и проникнется, и посочувствует, и спасать пойдет. Только глупые малолетние пацаны верят в ущербность женской дружбы. Рилиндар же видел в своей долгой жизни немало примеров обратного.