Невольники чести
Шрифт:
«Вот оно как… — грустно подумал Булдаков. — А петербургские сплетники на все лады осуждают помолвку камергера с дочерью испанского коменданта… Ах, милый Николай Петрович, вряд ли жертва твоя будет оценена потомками, раз уж и современники не смогли оценить ее по достоинству… Нет, не напрасно сказано, что нет пророков в своем отечестве…»
Первейший директор поднес письмо Резанова ближе к глазам, точно за буквенной вязью силился разглядеть самого Николая Петровича. Горький ком снова встал в горле, глаза увлажнились, недоброе предчувствие стеснило грудь: неужели не удастся больше свидеться им в этом мире?
С трудом отогнав прочь эти
Человеку страшно остаться одному. Заливается безутешными слезами младенец, оторванный от груди своей матери. Не находит себе места влюбленный, разлучившись навек со своей единственной. Черной тоской наполняется сердце одинокого путника, идущего много дней по пустыне… Первобытный ужас охватывает даже испытанного моряка, брошенного на необитаемый остров…
Но куда тягостней одиночество среди людской толпы, когда в час смуты душевной натыкаешься на безучастные взгляды прохожих, а то и тех, кого считал близкими своими. Когда оказывается некому излить печаль и ни у кого не находит измученное сердце понимания.
Когда-то, очень давно, Кирилл Хлебников уже пережил подобное. Это случилось не в день смерти матери (ее он не помнил — был несмышленышем), а когда умер отец Тимофей Иванович — сильный сорокапятилетний мужчина, рядом с которым всегда было так надежно. Десятилетний Кирилл навсегда запомнил неживое, отчужденное лицо отца и свое собственное, невзирая на окружающих родственников, ощущение сиротства и совершенной беспомощности.
Наверно, в такие минуты и является к нам во всей своей наготе горькая истина: одиночество — крест человечества. Один ты приходишь в этот мир, и уходить тебе из него тоже одному…
Такие же сиротские чувства поселились в душе комиссионера Хлебникова, когда непостижимым образом исчез закадычный друг и верный помощник Абросим Плотников, отправившийся из Петропавловского поселения с обозом в Озерскую крепость.
Вместе с Абросимом пропали в тайге, не оставив следов, двое казаков и старик камчадал, взявшийся провести обоз до Озерска. Исчезли и важные документы, доверенные Плотникову для передачи в Охотскую контору компании. Потеря сих бумаг могла дорого стоить комиссионеру, но он тревожился все же не о них. Куда важнее судьба друга…
И что только не предпринимал Кирилл, чтобы разузнать про Абросима. Сразу, как наголову была разбита ватага Креста, а «Надежда» отправилась к японским берегам, комиссионер, взяв опытных проводников, устремился на поиски Плотникова. Он день за днем обследовал тайгу на протяжении пути, которым мог двигаться обоз. Встречался со старейшинами камчадальских поселений, расспрашивал охотников в каждом острожке. Но никто не мог рассказать ему об исчезнувшем друге и обозе, канувших в дебрях.
У другого бы опустились руки, а Хлебников не унимался. Он прошел со своим отрядом по тому же пути вдругорядь, потом стал расширять поиски, поставив цель объехать хоть весь полуостров, но Абросима отыскать.
В последующие годы Кирилл побывал в самых отдаленных уголках Камчатки. Немало этому способствовали и приезжающие на полуостров путешественники, которые брали Хлебникова в попутчики как лучшего знатока здешних мест.Сначала — фон Лангсдорф, натуралист из первой кругосветной экспедиции россиян. Он после возвращения из Америки задержался на полуострове для продолжения своих научных наблюдений. Вместе с этим долговязым иностранцем, за годы странствий обрусевшим и просившим величать себя Георгом Ивановичем, комиссионер объехал все острожки и поселения вплоть до Тигльского хребта. Лангсдорф за это время значительно пополнил свою коллекцию растений и насекомых, исписал несколько толстых тетрадей. А вот Кирилл ничего нового узнать о Плотникове не сумел…
Пару лет спустя, уже в 1810 году, комиссионер познакомился с капитан-лейтенантом Василием Михайловичем Головниным и его помощником лейтенантом Петром Ивановичем Рикордом — офицерами шлюпа «Диана», зашедшего на Камчатку по пути в американские колонии. Этим прославленным морякам Кирилл не только позаимствовал своих ездовых собак, лучших во всем крае, но и сам сделался верным спутником во всех их поездках по полуострову, опять же помня и свою цель — разыскать следы друга…
Одна из таких дальних поездок с Головниным чуть не стоила путешественникам жизни.
…Январским морозным днем Хлебников, офицеры и каюр-камчадал на двух упряжках выехали из Петропавловска в селение Пущино. Разыгралась метель — на длину оштала впереди ничего не видно. Даже испытанные лайки отказывались двигаться сквозь буран. Путники заночевали прямо в поле.
В ложбинке они раскопали снег. Камчадал, пальцы на левой руке которого отгрыз мороз, а глаза были воспалены и гноились, нырнул в метель и вернулся с охапкой хвойных веток. Часть из них пошла на подстилку, другая — для костерка. Потом каюр извлек из дорожного мешка строганину и местное лакомство — сырые печень и почки морского бобра. Хлебников, привычный к такой пище, разделил с проводником трапезу. Головнин и Рикорд отказались и улеглись голодными.
Метель бушевала вовсю, в ложбинке было относительно тихо. Потрескивал костер. Пахло отпотевшей хвоей… Согревшись под шкурами, Кирилл быстро уснул, дорожа минутами отдыха, — завтра снова будет дорога…
Сон комиссионера и его спутников прервался неожиданным образом. Все они вдруг очутились в ледяной воде. Костер мгновенно потух. Тело пронзили тысячи иголок. Выбравшись из стылой купели, Кирилл посмотрел на Головнина и Рикорда и не смог удержаться от смеха — таким плачевным был вид бравых морских офицеров. Моряки ответили ему тем же — сам Кирилл выглядел не лучше. Но веселье быстро прошло. Вся одежда и поклажа промокли насквозь, а метель мела и мела, от холода сводило зубы.
Осмотрев место ночлега, путники наконец поняли, чему обязаны своим приключением: в ложбинке под слоем снега протекала небольшая, но быстрая речка, лед которой не выдержал огня и тяжести пришельцев.
Теперь было не до шуток…
— Белый человек, ната снег топтать, — хмуро сказал Хлебникову каюр, безуспешно пытавшийся при помощи кресала зажечь отсыревший трут. — Скоро совсем мерзнуть бутем…
— Что он говорит? — переспросил Головнин, которого била крупная дрожь.
— Если будем стоять на месте — погибнем! Ходить надо и обязательно разговаривать друг с другом, чтобы кто-то не уснул и не потерялся в метели…