Невротические стили

Интенсификацию защитного напряжения, включая многократно усиленное ощущение уязвимости и беспокойство о защите, по-прежнему можно считать следствием проекции. Но скоро станет ясно, что это защитное напряжение и усиленное чувство уязвимости постепенно развивает усиление ригидности и нарастающую антагонистическую защитную скованность. Так, тот профессор не только искал признаки недовольства, но ждал их и все больше себя накручивал. Он вспомнил, что старший профессор презрительно отзывался о подхалимах, и стал общаться с ним как с равным, с подчеркнутым достоинством.

За несколько недель, в течение которых старший профессор явно не обращал на него внимания, защитная скованность развивалась дальше. Он все пристальнее наблюдал за старшим профессором: наблюдал уже не с тревогой,

[79]

а с подозрением. Он яростно схватился за двусмысленный случай, когда старший профессор проявил к нему неуважение и диктаторские наклонности. Он решил, что не станет "этого терпеть", и в отношениях со старшим профессором стал более защитно-высокомерным. Например, он отказывался от "рабских" должностей. Почувствовав ярость и подозрение, он сразу же стал наблюдать за своим коллегой так, как это делают подобные люди - словно маленький мальчик, играющий в полицейских и бандитов вокруг ничего не подозревающего отца, но только с большей интенсивностью и серьезностью, интерпретируя каждое движение в соответствии с правилами игры: "теперь он делает вид, что не замечает меня, готовится к новому выпаду" и так далее. Со своей обозленной, подозрительной, а теперь еще и высокомерно-надменной точки зрения, он обнаружил ключи, показавшие ему, что был прав; старший профессор посягал на его независимость и хотел сделать его своим подпевалой. Он заявил, что теперь решается, "чья воля сильней".

Активизация параноидной защитной мобилизации под влиянием нового дискомфорта или усиленного чувства уязвимости предполагает нечто большее, чем простая активизация подозрительного внимания. Это означает полную зажатость в интенсивную узкую направленность, на которую способны такие люди; и в этом режиме, у которого есть новая защитная цель, происходит дальнейшее сужение аффективного восприятия, а восприятие "себя" сужается до командного центра, и, таким образом, параноик все больше отстраняется от своих аффектов и импульсов. Оба аспекта защитной зажатости: интенсификация подозрительного внимания, направленная на обнаружение внешнего врага, и происходящая в то же время потеря реальности - явно работают в одном и том же направлении.

Однако скрытое осознание своих чувств и интересов создает якорь для нормального процесса эмпатического воображения. То есть постоянное ощущение своих чувств не позволяет нормальному человеку потерять себя в эмпатических представлениях о чувствах других. Без такого якоря параноик способен не только создать образ врага из ключей, найденных защитным предубеждением, но и смотреть на этот образ как бы с холодной объективностью,

[80]

вовсе не узнавая в нем себя. Он похож на пассажира поезда, чье внимание зафиксировано на поезде, стоящем на соседних путях. Он не чувствует движения и не понимает, что движется именно его поезд.

Общее понимание проекции, которое я предлагаю, можно выразить с помощью следующей диаграммы:

УСИЛЕНИЕ РИГИДНОСТИ

Угрожающее внутреннее напряжение =>

Усиление чувства уязвимости и защитного напряжения =>

Защитная мобилизация: активизация подозрительного и сужение аффективного восприятия =>

Проективная идентификация угрозы

У этого процесса существует две стадии. На первой подавленный импульс, болезненный аффект или идея угрожают сложившейся ригидной защитной организации, усиливая чувство уязвимости и защитную чувствительность, и при этом автоматически усиливают и ригидность, и защитную мобилизацию. На второй, проективной стадии параноик (чья ригидность и защитная мобилизация усилились) становится подозрительным и хватается за ключи, подходящие к его защитной цели, находит врага и создает конкретный образ внешней угрозы. Двойными стрелками в последней части диаграммы я попытался обозначить взаимозависимость и связь между состоянием параноидной защитной мобилизации и объектом этой мобилизации, то есть образом, спроецированным на внешний объект. Проективный образ сотворен главным образом защитным напряжением и закрепощающими защитными процессами. Едва образовавшись, проективный образ продолжает фокусировать напряжение и усиливать защитную мобилизацию. Иногда этот процесс происходит постепенно, параллельно с кристаллизацией проективной идеи, как в примере, приведенном выше: сначала появляются общие наброски, а затем, как только

[81]

параноик нападает на след, они заполняются деталями и логическими связями.

Едва начавшись, этот процесс самостоятельно прогрессирует, что вполне понятно. Это процесс субъективного облегчения. В конце концов он не только превращает внутреннее напряжение во внешнее, но и трансформирует напряжение, пагубное для сжатой, ригидно направленной психологической системы, в напряжение, находящее для этой системы новый объект.

Мне кажется, что эта концепция проясняет определенные клинические черты проекции. Например, в проективных идеях всегда присутствует аспект отношения к проецирующему. Я поясню, что имею в виду. Хотя иногда проекцию описывают как процесс "выбрасывания" ментального содержания, из практики мы знаем, что это описание неадекватно. На практике ментальное содержание не просто "выбрасывается" или приписывается внешнему объекту. Процесс проекции включает в себя не только направление от субъекта к внешнему объекту, но и, в субъективном восприятии, направление от объекта к субъекту, как правило в форме угрозы или антагонистической силы. У нас нет причин считать этот аспект вторичным или случайным. Иными словами, наблюдения говорят о том, что внутреннее напряжение не "выбрасывается", а трансформируется в напряженное противостояние с внешним миром. Таким образом, в динамических отношениях между субъектом и объектом - например, между преследуемым и преследователем - всегда присутствует проективное восприятие, проявляющееся в содержании проективной идеи.

Почему это так? С нашей точки зрения, ответ лежит в самой природе проекции. Тот факт, что проективные идеи имеют отношение к субъекту, просто отражает их психологическую историю и функцию. Прежде всего, он отражает то, что эти идеи базируются на превращении внутреннего напряжения в защитное. Процесс проекции обязан своим существованием первоначальной защитной чувствительности и отношениям с внешним миром, которые он продолжает и аутично развивает, растворяя в этом процессе внутреннее напряжение. Исходя из такой точки зрения, мы должны сказать, что термин "отношение к субъекту" опи

[82]

сывает лишь одно из двух направлений защитных отношений между субъектом и внешним объектом; например, мы считаем, что даже в случае с галлюцинациями, содержанием которых является преследование, психологические корни "отношения к субъекту" находятся в ригидной, нестабильной автономии.

Мы подошли к более общей проблеме проекции и проективного содержания и, как мне кажется, к некоторым заключениям. Вот в чем состоит проблема. Есть два общепринятых определения параноидной проекции, которые используются и в психиатрии, и в психоанализе. Согласно первому определению, проекция - это приписывание внешнему объекту своих собственных объективных мотивов, аффектов или идей. Это определение базируется на идее о "выбрасывании" ментального содержания. Согласно второму определению, проекция - это замещение внутренних напряжения или угрозы внешними. Таким образом, первое определение утверждает, что проецируется содержание или идея внутреннего напряжения, тогда как второе утверждает, что проецируются угроза или напряжение и при этом происходит замещение. Используются оба определения, поскольку признано, что они эквивалентны и приводят к одинаковым выводам. Считается, что восприятие внешней угрозы следует просто из приписывания внешнему объекту содержания внутреннего напряжения. Однако на практике это не подтверждается, и оба определения не эквивалентны.

Во-первых, приписывание внешней фигуре своего ментального содержания вовсе не означает, что результатом будет замещение и восприятие внешней угрозы. Почему вообще это должно произойти? Можно представить, что приписанные внешней фигуре собственные неприглядные характеристики или мотивы: например, он гомосексуалист, он агрессивен и т.п.
– будут сочтены объективными и, таким образом, вытеснены. Но мы этого не наблюдаем. Наоборот, мы наблюдаем, что при параноидной проекции внешний объект проекции становится явным источником агрессивной угрозы, активно направленной на субъекта.

И наоборот, если внешний объект наделяется качествами, благодаря которым он становится замещением первоначальной внутренней угрозы, у нас нет никаких причин ут

[83]

верждать a priori, что эти качества совпадут с содержанием первоначального внутреннего напряжения. Когда мы смотрим на цену какого-то товара в чужой стране, мы при этом совершенно не предполагаем, что количество песо или марок будет равно количеству долларов. Мы понимаем, что это другая система, другой денежный язык и, чтобы понять, дорогая ли это вещь, мы должны перевести цену в свою систему. Иначе мы не поймем, сколько она стоит.

С нашей точки зрения (которая, как мне кажется, основывается на фактах) в проекции всегда переносятся и экстернализуются напряжение и угроза; таким образом достигается замещение, но при этом содержание напряжения или угрозы не обязательно воспроизводится в объекте проекции. Однако, если содержание проекции, приписываемое внешнему объекту, не совпадает с содержанием первоначального внутреннего напряжения, тогда из чего же оно состоит и чем определяется? С нашей точки зрения, внутреннее напряжение принимает внешнюю форму, трансформировавшись сначала в защитное напряжение, а затем - в проективную перестройку. Следовательно, содержание проекции будет определяться содержанием защитного напряжения. Вернее, это содержание будет приписано внешнему объекту в процессе интерпретации ключей, отобранных в соответствии с защитными ожиданиями, возникающими в состоянии защитного напряжения. Верно, что в определенных случаях проективное содержание будет идентично содержанию внутреннего напряжения; но это далеко не всегда так, и нельзя считать это правилом.