Невыносимая адская тоска

Я не знала, что мне делать, с кем посоветоваться и просто таяла от смятения и бессонницы.

А мой "ученик" блистал среди сверстников, проявляя невероятные способности. За несколько недель он освоил три древних наречия. Еще бы! Мы с ним знали по двенадцать языков! И это помимо других наук!

Тысячью хитроумных способов я пыталась вернуть ему память. Рассказывала об экспедициях Стефана Хольта (оба мы принимали в них участие). Он кивал:

– А! Вулканолог Хольт! Тот, что построил энергетическую систему на Этне?

Я расспрашивала о его родителях. Он сказал, что оба они погибли во время полета на Марс. Но для него это случилось не полтора века, а всего два года тому назад.

Он считал, что когда-то ходил в другую школу в каком-то "захолустном" местечке. А как он попал сюда?

Он не помнил. Вероятно, заснул в пути, во время пересадки произошла какая-то путаница, и он оказался в этом экспериментальном городе ...

Я была в полном отчаянии.

И тут вдруг подал сигнал мой коммуникативный браслет, сообщив, что все, у кого есть какие-нибудь проблемы, могут прийти на Оранжевую площадь. Их выслушает член Высшего совета.

Я ожидала стотысячной толпы, но собралось не более пяти десятков человек. При этом одни что-то рисовали на упругих пружинистых торцах, выстилавших площадь, другие читали, третьи играли в незнакомые мне игры, а один человек - может, архитектор, - мастерил макет причудливого сооружения.

Среди них прохаживалась пожилая негритянка, одетая в японское кимоно. Она отличалась от других втрое более широким по сравнению с нашими коммуникатнвным браслетом.

Двадцать человек пожаловались, что с трудом выносят ночью ослепительный белый свет над городом и выразили желание жить там, где ночью темно.

Другие десять просили разрешения держать у себя дома животных - кто опоссума, кто тибетского медведя.

Молодой художник капризно заявил, что нигде не может отыскать краску такого-то оттенка.

Несколько человек вознамеривались опуститься на дно Марианской впадины в собственноручно изготовленном батискафе.

Я выждала всех.

Последним к негритянке обратился мальчик - он хотел иметь "настоящую мать".

Негритянка прослезилась: "Я для этого подойду?"

Мальчик бросился ей в объятья.

Вот так, с мальчиком на коленях она выслушала мою историю.

– Поскольку ты пришла из прошлого, - сказала она, - возможно, в твои слова невольно вкрался и вымысел. Ты готова пойти со мной, чтобы выявить его?

И она повела меня к престарелому эфиопу, который сидел в камышах на берегу небольшого озера. (Позднее я узнала, что камыши у них чувствительные и очень сложные приборы.)

Я повторила рассказ о своих мытарствах.

– Какую ты хочешь помощь?
– озабоченно спросил эфиоп.

– Почините мой компас. И сделайте так, чтобы или я стала моложе Его, или чтобы Он стал старше меня.

– А не повредит ли это вам обоим, когда мы возвратим вас в ваше время?

Я удивилась.

– Неужто вы в силах нас возвратить?

Он улыбнулся.

– Ты мыслишь старыми категориями конца эпохи Эйнштейна, когда считалось, что возвращение в прошлое невозможно на том основании, что "тогда бы пришлось признать принципиально возможным абсурдное положение человека, родители которого еще не родились". Но, может, ты хочешь остаться у нас?

– Нет. Здесь я чувствую себя бесплотным духом среди теней еще не родившихся людей.

– Мы подумаем над положением, в котором вы оба оказались, - уверил меня старец на прощанье.
– А ты постарайся узнать, захочет ли он возвратиться...

– Но жизнь без Него невыносима для меня в любом времени. Жизнь без Него, пусть и самая прекрасная, - невыносимая тоска. В средние века в таком случае люди прибегали к самоубийству. Неужто и мне, чтобы избавиться от этой тоски, придется прибегнуть к этому варварскому способу?

Эфиоп коснулся моего лба, и от этого мне сразу стало легче.

На следующее утро меня снова позвали к старцу.

Рядом с ним и негритянкой сидели двое юных мужей - на вид не старше двадцати лет. Один из них изрек:

– Мы все взвесили и решили: вам лучше возвратиться.

Я поблагодарила его и сказала:

– Прежде чем вас покинуть, разрешите задать один вопрос: неужто вам совсем не интересно, кто я такая, откуда я пришла, как меня зовут?

Юный муж снисходительно покачал головой:

– Ты ходишь читать имена мертвых, выбитые на камне траурной площади? Для нас вы давно канули в прошлое.

– А почему у вас нет имен?

– Скромность для нас - высшая добродетель. Наши люди творят добро, не ожидая за это награды или похвалы. Имена и удостоверяющие их бумаги были необходимы, чтобы отличать добрых людей от дурных.

Мы же не знаем преступности. И нам ни к чему клочки бумаги, которым наши предки верили больше, чем самому человеку.

Его юный спутник смущенно прервал его:

– Зачем ты обижаешь наших предков? Разве они виноваты в том, что жили хуже нас? И в их жизни была красота. В противном случае, - он указал на меня, - она не захотела бы вернуться.

Негритянка миролюбивым жестом положила руки им на плечи.

– Зачем зря терять время? Пусть она приготовится.

Прощай, моя дочь и моя праматерь!
– поцеловала она меня.

И в тот же миг я погрузилась в ужасный коричневый мрак.

Я очнулась в какой-то комнате в полном одиночестве.

На стене висел старинный календарь: тысяча девятьсот...

О, неужели те, из будущего, ошиблись! И возвратили нас в двадцатый век?.. Едва ли. Скорее использовали в качестве подопытного материала в каком-то эксперименте.

Но как это могло случиться? Ведь они отрицали всякую ложь! Почему же тогда употребили ее по отношению к нам? Или не сочли себя ответственными перед людьми из прошлого?

Да, потомки всегда упрекают предков и никогда не признают за собой вины перед ними - даже тогда, когда не соблюдают их справедливых законов и разумных заветов...