Невыносимая любовь
Шрифт:
Я забрал свою книгу в «Диллонсе» [11] и минут двадцать листал ее. Я горел желанием сесть за работу и поэтому поехал домой на такси. Когда, расплатившись с водителем, я вышел из машины, то увидел Перри, поджидающего меня прямо у входа в мой дом. А чего я ждал? Что он исчезнет, потому что я выбросил его из головы? Когда я подходил, вид у него был слегка смущенный, но сдавать позиции он не собирался.
Он заговорил, когда нас разделяло еще несколько шагов:
11
«Диллонс» –
– Ты велел подождать, вот я и жду.
Ключи от дома были у меня в руке. Я помедлил. Хотел было напомнить ему, что не говорил ничего подобного, и о его «торжественном обещании». А еще я задумался, не стоит ли поговорить с ним еще раз, чтобы яснее представлять себе его состояние. Но перспектива снова оказаться втянутым в домашнюю драму, на сей раз на узкой, выложенной кирпичом дорожке между двумя стрижеными кустами бирючины, внушала мне ужас.
Я показал ему ключ и сказал:
– Ты мешаешь мне пройти.
Он продолжал загораживать вход:
– Я хочу поговорить о том случае.
– А я не хочу. – Я приблизился еще на два шага, словно он был призраком и через него вполне можно было вставить ключ в скважину.
Он снова принялся завывать:
– Послушай, Джо. Нам так много нужно обсудить. Я знаю, ты тоже об этом думаешь. Давай посидим вместе и решим, что тут можно сделать.
Я отодвинул его плечом, сухо бросив: «Прошу прощения». Удивительно, как он подался в сторону от моего прикосновения. Он оказался легче, чем я думал. Он дал отодвинуть себя, и я смог открыть дверь.
– Дело в том, – произнес он, – что я отношусь к случившемуся с позиции прощения.
Я шагнул внутрь, готовый не дать ему пройти за собой. Но он остался стоять на месте, и, закрыв за собой дверь, я увидел сквозь небьющееся стекло, как шевелятся его губы, произносящие какое-то слово, возможно то же «прощение». Я поднялся на лифте на свой этаж и только вошел в квартиру, как зазвонил телефон. Это могла быть Кларисса, пообещавшая звонить. Я бросился к телефону и схватил трубку.
Но это был Перри.
– Прошу тебя, Джо, не пытайся спрятаться от этого, – начал он.
Бросив трубку, я выдернул шнур из сети. Но тут же передумал и включил обратно. Я отключил звонок и запустил автоответчик. Подходя к окну, услышал, как он включился. На противоположной стороне улицы, так чтобы его было видно, стоял Перри и прижимал к уху мобильный телефон. Я слышал его голос на автоответчике у себя за спиной:
– Джо, любовь Господа найдет к тебе дорогу. – Он поднял голову и, вероятно, успел заметить меня прежде, чем я отодвинулся от занавески. – Я знаю, что ты здесь. Я тебя вижу. Я знаю, что ты слушаешь...
Я вернулся в коридор и убавил громкость на автоответчике. Умылся холодной водой в ванной и принялся разглядывать в зеркале покрытое каплями лицо, размышляя о том, каково это – увлечься таким человеком, как
я. Этот момент, в точности как тот, в поле, когда Кларисса протянула мне бутылку вина, можно считать отправной точкой истории, потому что, видимо, тогда я начал осознавать, что все это не закончится и к вечеру. Возвращаясь по коридору к автоответчику, я подумал, что меня втянули в отношения.Я откинул крышку автоответчика. Пленка на кассете еще моталась. Прибавив громкость на одно деление, я услышал слабые интонации голоса Перри:
– ... убежать от этого, Джо, но я люблю тебя. Ты запустил этот механизм и не можешь теперь выйти из игры...
Я быстро прошел к себе в кабинет, снял трубку факса и позвонил в полицию. За несколько секунд, пока происходило соединение, я успел понять, что не знаю, что говорить. Послышался женский голос, строгий и скептический, закаленный ежедневным общением с потоком паники и боли.
Я заговорил недовольным и убедительным тоном добропорядочного гражданина:
– Я хочу сообщить о преследовании. Систематическом преследовании.
Меня переключили на мужчину, в голосе которого слышалась та же спокойная осмотрительность. Я повторил свое заявление. Секундная заминка, и мне задан первый вопрос.
– Вас кто-то преследует?
– Да. Я был...
– Человек, доставляющий вам неприятности, находится рядом?
– В эту минуту он стоит рядом с моим домом.
– Он причинил вам какой-либо физический ущерб?
– Нет, но...
– Он угрожал вам расправой?
– Нет.
Понятно, мою жалобу пытаются втиснуть в привычную бюрократическую форму. Не существует достаточно гибкой системы, способной работать с каждым рассказом. Раз нет возможности пожаловаться, я постарался найти утешение в том, что моя история вписалась в узнаваемый жанр. Поведение Перри должно расцениваться как преступление.
– Он угрожает вашей собственности?
– Нет.
– Или третьим лицам?
– Он пытается вас шантажировать?
– Нет.
– Вы сможете доказать его намерение причиняют вам беспокойство?
– Ну... нет.
Официальная нейтральность полицейского сменилась на почти человеческий интерес. Мне показалось, я различил йоркширский акцент.
– Можете тогда рассказать мне, что же он делает?
– Он постоянно звонит мне. Он говорит со мной так, как будто...
Голос моментально вернулся на оставленные позиции, к списку вопросов:
– Вы считаете его поведение оскорбительным или непристойным?
– Нет. Послушайте, офицер, дайте мне объяснить. Он псих. И не собирается оставлять меня в покое.
– Вас беспокоят его истинные намерения?
Я задумался. И впервые осознал, что на фоне голоса моего офицера раздаются и другие голоса. Возможно, там у них целые ряды таких же, как он, полицейских офицеров и целый день у них в наушниках грабежи, убийства, суициды, поножовщина. И я был там вместе с остальными – насильно обращаемый среди бела дня.
Я сказал:
– Он хочет спасти меня.