Невыносимое одиночество

— Никакой опасности, — усмехнулся он, — мы причалили к острову посреди озера. Мы теперь далеко-далеко от людей.

— Ой!.. — вырвалось у нее.

— Здесь никто нас не услышит. Даже если ты будешь кричать, что тебя насилуют!

Она испуганно уставилась на него.

— Ты думаешь…

— Конечно, нет. Я же сказал, что ты в безопасности.

— Просто мне вдруг показалось, что это прозвучало скучно… — изумляясь собственным мыслям, сказала Анетта, — я думаю, что…

— Не надо никаких объяснений! Дважды я лежал в твоих объятиях, Анетта, и оба раза я замечал, какое это мучение для тебя — и я чувствовал себя самым одиноким человеком на свете. Мне было тогда так стыдно, и я не хочу переживать это снова. Так что ты можешь оставаться в полной неприкосновенности.

— Но, Микаел, я так хочу этого! Просто я не могу показать свои чувства!

Он помог ей переправиться на островок.

— Нечто подобное ты высказала однажды в разговоре с Сесилией.

— Ты слышал? — с ужасом спросила она.

— Да. Но я не мог пошевелиться. Ты тогда призналась в том, что вынуждена подавлять в себе страсть?

Он расстелил на траве свою накидку и пригласил ее сесть. Изрядно поколебавшись, она села. Микаел сел рядом а ней.

— Но ведь я не могла говорить об этом с тобой! — торопливо произнесла она.

— С кем же ты могла об этом говорить? С Анри?

— О, не называй больше его имени! Он просто милый соотечественник, он даже не брат для меня, а, скорее, сестра!

— Это успокаивает меня. Но… Значит, ты считаешь, что можно попробовать?

— С тобой? Конечно! Моя мать никогда не желала…

— Твоя мать была чувственной извращенкой, испорченной женщиной. Она разрушила не только свою жизнь и жизнь своего мужа, но также нашу с тобой жизнь. Забудь все, чему она тебя учила. Все!

— Сесилия тоже так говорит. Но это не так легко.

— Да, я знаю. Но ты ведь говорила, что любишь меня. Попытайся дать мне то, в чем я нуждаюсь.

— А в чем ты нуждаешься?

— Я хочу знать, видеть, чувствовать, что тебе нравится держать меня в своих объятиях. Требовать, чтобы ты наслаждалась этим, было бы преждевременно, но попробуй не выглядеть такой страдалицей, словно тебя положили на скамью пыток!

— Я так совсем не думаю! Но смогу ли я?.. Имею ли я, действительно, право показывать свои чувства?

— Ничто бы не сделало меня более счастливым. Мы были бы с тобой заодно…

Она с трудом глотнула слюну.

— Я попытаюсь. В следующий раз. Сейчас ты слишком слаб для…

— Что ты понимаешь в этом? Ты трусишь, Анетта?

— Да… — стыдливо прошептала она.

— Хорошо, если ты не хочешь, мы вернемся.

— Нет, дело не в этом, — торопливо сказал она, видя, что он собирается вставать. Он притянул ее и себе. С плутовскими намерениями он налил ей еще вина. Она выпила с кокетливой миной на лице, положила бокал обратно в корзинку.

— Милая Анетта, об этом ты хотела поговорить со мной сегодня, не так ли?

— Да. В некотором роде. Но я не рассчитывала, что разговор окажется таким конкретным, таким осязаемым.

— Ты уверена в том, что не имела в виду именно это?

— Нет, — всхлипнула она, — я уже больше ни в чем не уверена. Я считала, что мы должны поговорить о чувстве, но не о чувственной любви.

— Разумеется, это очень важно. Но разве мы уже не познали такую любовь? Ты прекрасно знаешь, Анетта, в чем состоят наши проблемы.

— Да, конечно. Это так трудно, Микаел, лишиться своих жизненных принципов.

— Ты хочешь продолжать делать на них ставку?

— Нет, ни за что! Но на что же мне теперь опереться?

— На меня, — с оттенком грубоватой силы произнес он.

Он снова поцеловал ее, решительно повалил на землю и принялся отчаянно соблазнять — свою собственную жену!

Когда же ей удалось на миг высвободить свое лицо, она прошептала:

— Ты уверен, что у тебя это получится?

Микаел засмеялся.

— Если дело касается тебя, у меня еще и не то получится!

Анетта обещала себе не сопротивляться. Она лежала, совершенно тихо, принимая его ласки. Она чувствовала лишь приятное оцепенение от вина — и еще что-то. Теперь ей было безразлично все, кроме близости Микаела. Никто их не видел, никто не мог сюда прийти — и Микаел любил ее. Он хотел, чтобы она отдалась ему свободно, с нежностью. Она же лениво подняла руки и уронила их на спину Микаела. «Ни о чем не думай, Анетта, — мысленно говорила она самой себе, — забудь обо всем! Забудь весь мир!»

— Блоксбергские скачки… — вдруг произнесла она. Он поднял голову.

— Что?..

— Нет, это просто моя мать… — с улыбкой произнесла Анетта.

Микаел понял. Он снова поцеловал ее — горячо, чувственно. Анетта засмеялась счастливым, переливчатым смехом.

— А что, если туман сейчас рассеется?

— Будет скандал, — улыбнулся он.

Жизнь казалась Анетте такой чудесной, такой чудесной! В удивительном, счастливом опьянении она чувствовала, как он раздевает ее. И вот он овладел ею. «Глупое выражение», — подумала она, но именно это пришло ей в голову в данный момент. Она была женщиной Микаела! Этого высокого, мужественного Микаела с серьезной улыбкой. Он хотел обладать ею — и никем другим.

Мысли струились в ее голове приятным потоком.

— О, Микаел, Микаел, — шептала она, прижавшись лицом к его шее. И она заметила, что ее слова еще сильнее распаляют его. Она почувствовала, что полна им — и это было удивительное, фантастическое чувство. Со слабым вздохом она еще теснее прижалась к нему.

«Спасибо, Сесилия, за напоминание о вине, — думал Микаел, — без него никогда ничего бы не получилось».

Но в будущем он не собирался больше употреблять вино, потому что Анетта теперь узнала, как он ценит ее доверие. Она узнала, что его любовь чиста и искренна и что он вовсе не грязный самец, совративший ее.