Нейроны льда

– День добрый. – Произнёс Фрол тихонько над самым ухом незнакомки.

Та вздрогнула и испуганно поднялась, обернувшись.

– Это садик «Иван Царевич»? – поинтересовался он любезно.

– Да. Вы не ошиблись. – Ответила брюнетка. Челюсть её чуть заметно подрагивала. Длинные распущенные волосы развивались на холодном ветру как флаг, а худое тело и тонкое чёрное платье из костюмной ткани усиливали впечатление пронзительной беззащитности.

– Войдёте вместе с нами. Вам холодно. – Серьёзно попросил Фрол.

– У меня осталось только пять минут на прополку. Потом уже утренник начнётся.

– Бред собачий, – отрезал Фрол. Его подчинённые не противоречили. – Мы немедленно зайдём, и вы поможете нам отыскать заведующую.

– Что это вы задумали? – Опасливо скосила глаза брюнетка. Шею и обнажённые её плечи покрывали мурашки.

– Я ваш новый дворник. – Произнёс Фрол, словно сообщая о непристойности.

– Хорошо, идёмте, – пожала плечами брюнетка.

– Меня зовут Фрол Андреевич, – произнёс он, беря новую знакомую под руку. – А вас?

– Анисия Сергеевна.

Уже внутри здания Фрол тёплой широкой ладонью бережно взял её ледяные пальцы. Анисия невольно вздрогнула, она порядком замёрзла за те двадцать минут, что после оскорбительной ругани заведующей активно пропалывала клумбу. Ещё один момент небытия в её жизни. Хочешь работать – терпи, выворачивает на изнанку, рвёт желчью от терпения – закройся в небытие или тебя сломают. Анисия приходила на работу, успокаивая себя одной только маленькой надеждой – двадцатое марта наступит. Именно в марте её берут на другую работу. Именно в марте она покинет это омерзительное здание навсегда… и перестанет слышать клокочущий (как от застрявшего в глотке вчерашнего пельменя) голос своей начальницы. Анисия перестанет чувствовать запах старых тряпок – этот запах распространяется от всего: от рук, из кабинета, со звуками голоса Весты Самуиловны Правищевой… Всё чаще Анисиии казалось, что она сходит с ума, что до первого марта целая жизнь. Прикосновение Фрола было прикосновением живого человека к мертвецу. Она взглянула на него с сожалением. Если жизнь заставила такого уверенного в себе мужчину как он искать работу у Правищевой, то плохи его дела – наркоман, алкаш или досрочно освобождённый? Возможно, игрок… а жаль. Жаль, что Фрол не прошёл мимо и теперь непременно придётся узнать, в чём его низость. Местные сплетницы непременно вывернут его наизнанку. Ездил бы он мимо проклятого садика на работу и обратно, можно было бы провожать глазами и обольщаться, что с ним порядок и существуют хорошие люди на земле.

– Здравствуйте, как приятно видеть новых сотрудников, – провозгласила заведующая детского сада Веста Самуиловна Правищева, вплотную приблизившись к Фролу. Кабинет её располагался сразу после входа и она могла выпрыгивать словно чёртик из табакерки в любое удобное время. Однако, слово «выпрыгивать» плохо подходило госпоже Правищевой. Дряблые щёки конкурировали с маленькими глазками на отёчном лице. Тщательно прокрашенные короткие волосы не могли уже удачно обрамлять лицо – предательские губы – заведующая даже из положения сидя двигалась губами и грудью вперёд. Собеседник, как правило и запоминал: монумент стареющего тела, маленькие глазки и довольные губы до отвала наевшейся заведующей.

Тучная фигура её много лет назад лишилась последнего намёка на пропорции, даже сшитая на заказ одежда бессильна была подчеркнуть безвременно исчезнувшую талию или скрыть хоть одну из массивных кожных складок. В дополнении к этому, злодейка судьба наградила всесильную Правищеву длинными ногами и маленькими стопами, которые, казалось, по волшебству удерживают тучную фигуру подобно костистым ногам старой цапли.

Безмолвная в недоумении от запахов дешёвой кухни и вида обшарпанных бумажных обоев в маленьком холле здания, Домна остановилась поодаль и с любопытством рассматривала сначала Анисию, чей испуг незаметно рассеялся в присутствии Фрола, затем Правищеву, с её манерой сюсюкать со взрослыми людьми, кокетливо складывая трубочкой слюнявые губы. Навязчивые губы… «Каменная харизма, – заключила Домна. – Заведующая вся как сжатый кулак».

Не в силах подавить брезгливость, Домна старалась не прикасаться к предметам. «Милостивый Господи, – вздохнула она. – Лучше бы я устроилась работать в книжном магазине крошечного Римини». Не успела Домна поднять взгляд от созерцания своих туфель, как встретила уколы глаз Весты Самуиловны. Домна выдержала взгляд, не пуская ближе… в этом-то и было всё дело. Как психолог она могла много больше, чем от неё потребуется здесь, в этой замызганной конторе, специализирующейся на воспитании детей.

Жизнь Домны редко шла обычными маршрутами и Даниэль не был простым человеком, так что проведя с ним десять лет, сама она до неузнаваемости изменилась, покрылась тонкой прозрачной несмываемой бронёй. Домна приготовилась.

Кабинетик Правищевой был так мал, что на входе, пропуская гостей, Анисия оказалась втиснутой между Фролом и столом. Всем пришлось угнездиться на неудобных стульях, иначе создавалась иллюзия переполненного вагона метро.

– Я особенно радуюсь, что вы так молоды, – Веста Самуиловна длинно посмотрела на Фрола. – Детскому саду нужны молодые сотрудники.

Домна отметила про себя насколько ему это неприятно. Он растянул губы в вежливой улыбке, но глаза его мерцали холодной сталью – его молчание вынуждало заведующую говорить.

– Работа ведь не лёгкая. Переработки постоянно бывают. Девочки болеют. Сменного воспитателя нет, но при этом у нас полный штат. Если хоть одна из девочек заболеет, её напарнице придётся работать по двенадцать часов. – В глазах Весты Самуиловны мелькнуло столько самодовольства, что Домне на секунду показалось – речь про дом терпимости. Бледность и выражение глаз Анисии сказали ей, что она недалека от истины.

– Я слышал, здесь всё в рамках закона. – Уронил Фрол.

Весту Самуиловну передёрнуло.

– Ах, у нас же утренник! – Спохватилась Правищева. – Анисия Сергеевна, что же вы здесь делаете? Вечно вы меня подводите.

– Я хочу посмотреть утренник, – вклинился Фрол. В отличие от грузной Правищевой, он с легкостью перегнулся через стол и накрыл ладонью руку заведующей. Она зарделась.

– Почему нет? – пробормотала она.

Проходя по устланным длинными старыми половиками коридорам, Домна отметила, что и дети и воспитатели ходят в сменной обуви, в то время как Фрол и она прохаживаются во всём уличном. Лестнице на второй этаж тоже покрывала одна из выцветших дорожек дореволюционных времён: Домнин порыв разуться так и остался порывом – пройтись здесь в одних лишь колготках она бы не решилась.

Музыкальный зал, задрапированный мутно-зелёным, представлял собой комнату размером приблизительно пять на шесть метров, с большой вульгарной люстрой в центре потолка. При первом рассмотрении могло показаться, что злоумышленник-декоратор специально выбрал для отделки детского помещения именно такой вот странный оттенок зелёного, чтобы этот цвет придавал коже всех присутствующих болезненный оттенок.

Стало очевидно вдруг – Анисия не случайно выбрала цвет и ткань своего платья – в ярком жёстком свете энергосберегающих ламп руки и лицо грустной воспитательницы выглядела ещё бледнее, глянцевые при естественном освещении волосы смотрелись простовато-чёрными, зато платье производило ложное впечатление дорогого шёлка. Домна, бесчувственная к толпе посторонних и незнакомым детям, проводила долгим взглядом стройный силуэт Анисии Сергеевны.

Зал имел два противолежащих входа и оба они приводили посетителя к длинному просиженному дивану, в центральную часть которого уже плюхнулась довольная жизнью заведующая. Шебутные мамочки быстро заняли все места, и принялись рассматривать бумажные украшения зала, а пуще того искать недостатки во внешности Анисии, как косвенные доказательства её обжорства, некомпетентности или беременности на худой конец – для сплетен сгодится всё, что угодно. Фрол встал возле Домны, и в эту же минуту музыкальная работница так резко взяла аккорд на пианино, что оба едва удержались, чтобы не заорать на неё благим матом.