Нейтронный Алхимик: Конфликт
Шрифт:
И не нашли ничего. Ни кораблей на орбите, ни отклика от небольшого лагеря строительной компании на поверхности.
«Энон» вышел на высокую полярную орбиту, и Эдвин активировал все имевшиеся сенсоры.
— Сигнал очень слабый, кажется, аварийный маяк капсулы. Но опознавательный код «Тигары» ясен. Должно быть, корабль взорвался.
— Наведись, пожалуйста,— промыслила Сиринкс, ощущая, как перетекают астрогационные данные от сенсоров в биотехпроцессорную сеть. Они с «Эноном» осознали, где находится по отношению с ним источник сигнала.
— Поехали.
Космоястреб прошел через червоточину,
— Капсула не отвечает,— сообщил Эдвин. — Внутри еще действуют какие-то электрические цепи, но едва заметно. И воздух изнутри весь вышел.
— Оксли, Серина — выводите зонд,— приказала Сиринкс. — Привезите его.
Команда «Энона» через сенсоры бронескафандра Серины наблюдала, как та ползет по палубам капсулы жизнеобеспечения в поисках капитана Такрара. Внутри царил хаос — оборудование сорвалось с креплений, люки заклинены, шкафы разбиты, всюду летает мусор и грязная одежда. Воздух улетучился, и многие тубы полопались, разбрызгав вокруг жидкость, застывшую тут же шариками. Перед последним люком Серине пришлось воспользоваться мощным ядерным резаком, чтобы срезать петли. Когда она попала наконец в рубку, то не сразу заметила скорчившуюся у потолочного шкафчика с аварийным комплектом фигуру в скафандре С-2. На его тело, как и на все остальные поверхности, налипла тускло-серая пленка изморози, едва отражавшая лучи нашлемного фонаря. Свернувшись в позе эмбриона, он походил на огромную засохшую личинку.
«По крайней мере, он надел скафандр, — заметил Оксли. — Тепловое излучение есть?»
«Сначала проверь блок противоэлектронной борьбы», — посоветовала Сиринкс.
«Результат отрицательный. Он не одержан. Но жив. Температура костюма на пару градусов выше окружающей».
«А ты уверена, что это не остаточное тепло? Эти костюмы — прекрасный изолятор. Если он жив, то не шевелился с того времени, как наросла изморозь. А это было не один час назад».
Биотехпроцессорный блок преобразовывал сродственное излучение мозга Серины в обычный датавиз.
— Капитан Такрар? Вы получаете сигнал? Мы эденисты с Голмо, мы получили ваше сообщение.
Обледеневшая фигура не двинулась. Серина поколебалась миг, потом двинулась к нему.
«Я только что датавизировала процессору его костюма. Он еще дышит. О, черт…»
Все увидели это одновременно — вспомогательные медицинские модули, прикрепленные к телу Такрара тонкими пластиковыми трубками, буравившими материал скафандра. На двух модулях из-под пленки изморози мигали красные тревожные огни, остальные были мертвы. Трубки все замерзли напрочь.
«Тащи его сюда, Серина, — приказала Сиринкс. — Как можно скорее».
Кейкус ждал с каталкой прямо у шлюза. «Энон» перестала генерировать гравитационное поле в жилом тороиде, так что Серина и Оксли смогли без особых усилий протащить безвольное тело Такрара через узкий проход. Изморозь на его скафандре таяла в тепле, и в воздухе повисали капли. Агента уложили на каталку, и «Энон» тут же
включил гравитацию снова, притягивая команду к палубе. Оксли придерживал свисающие медицинские модули, пока пострадавшего везли по центральному проходу в лазарет.— Отключи его скафандр, пожалуйста, -попросил Кейкус Серину, когда каталку втащили под диагностический сканер.
Она отдала команду контрольному процессору скафандра, и тот, оценив состояние окружающей среды, подчинился. Черный силикон сошел с кожи Такрара, скользя волной от рук и ног к горлу. Каталку залила темная жидкость. Сиринкс сморщилась и зажала нос.
— Он в порядке?— спросил «Энон».
— Пока не знаю.
— Пожалуйста, Сиринкс! Это он пострадал, а не ты. Не надо так сильно вспоминать.
— Прости. Не думала, что это так заметно.
— Для других, может, и нет.
— Не спорю, вспоминается. Но его раны совсем другие.
— Боль остается болью.
— Моя боль — только воспоминание,— процитировала она мысленным голосом Вин Цит Чона. — Воспоминания не причиняют боли, они лишь влияют.
Кейкус при виде открывшегося ему зрелища скривился. Левое предплечье Такрара было сделано заново, это понял бы и непосвященный. Намотанные на него медпакеты сорвались, обнажив широкие разрывы в полупрозрачной недоросшей коже. Искусственные мышцы лежали на виду, их фасции высохли, приобретя мерзкий гнилостный оттенок. На снежно-белой коже ног и торса выделялись ярко-алые пятна шрамов и пересаженные клочья кожи. Оставшиеся на месте медпакеты сморщились, их зеленые края потрескались, точно старая резина, и отошли от плоти, которую должны были исцелять. Из сорванных разъемов сочилась несвежая питательная жидкость.
Какое-то мгновение Кейкус только и мог, что взирать с отвращением и ужасом на своего пациента. Он не мог сообразить даже, откуда начинать.
Набрякшие веки Эрика Такрара медленно поднялись. Больше всего Сиринкс напугала полная осмысленность, промелькнувшая в его взгляде.
— Ты меня слышишь, Эрик? — излишне громко проговорил Кейкус. — Ты в полной безопасности. Мы эденисты, мы тебя спасли. Постарайся не шевелиться.
Эрик открыл рот. Губы его дрожали.
— Сейчас мы тебя начнем лечить. Аксонные блоки у тебя действуют?
— Не-ет! — Голос Эрика звучал ясно и упрямо. Кейкус поднял баллончик с анестетиком.
— Программа с дефектом или повреждена нейросеть?
Эрик поднял здоровую руку и ткнул костяшками Кейкусу в спину.
«Ты до меня не дотронешься, — датавизировал он. — У меня стоит имплант-нейроподавитель. Я убью его».
Баллончик выпал из рук Кейкуса и покатился по палубе.
Сиринкс не могла поверить своим глазам. Она инстинктивно открыла свой разум Кейкусу, вместе с остальными членами команды предлагая поддержку его разуму.
— Капитан Такрар, я — капитан Сиринкс, и это мой космоястреб «Энон». Прошу вас, дезактивируйте имплант. Кейкус не собирался причинить вам вред.
Эрик хрипло расхохотался, в горле у него забулькало. Тело заходило ходуном.
— Знаю. Я не хочу, чтобы меня лечили. Я не вернусь, я больше не полечу туда. Никогда больше.
— Никто вас никуда не посылает…
— Пошлют. Они всегда отправляют. Вы, вы, флотские. Всегда найдется последнее задание, последние биты сведений, которые надо собрать, прежде чем все кончится. И ничто не кончается. Никогда.