Незабываемый 1919-й

Буткевич. В основном я доложил всё…

Сталин. На этом пока закончим. Сообщение ваше не может считаться удовлетворительным.

Буткевич кланяется, уходит. Входит секретарь. Сталин прочел сводку, задумался глубоко… медленно заходил по вагону.

Сталин(делая телефонный вызов). Военный Совет Балтийского флота. Товарищ Воронов? Говорит Сталин. Здравствуйте… Читали сводку? Да… Авангарды белых в семи-восьми километрах от Красной Горки. Балтфлот приведите в немедленную готовность. Проследите сами за положением на фортах. Там не все благополучно с кадрами. Неудовлетворительное впечатление о начальнике артиллерии. Не внушает доверия. Обращение ЦК о Петрограде доведите до масс. Петроград сдан не будет… Что? Пытаются прорваться, напугать… Никогда, никому не удавалось испугать большевиков — и не удастся, какие бы комбинации они там ни придумывали. А вот мы их действительно заставим испугаться. (Пристукнул рукой по столу.)

Занавес

КАРТИНА ТРЕТЬЯ В ШТАБЕ РОДЗЯНКО

Штаб командующего белой Северо-Западной армией генерал-майора Родзянко. Дом в одном из имений Петроградской губернии. Ковры, старинное оружие и портреты, На охране стоят два конвойца личной сотни генерала. Они в кубанках, башлыках, наброшенных на плечи, гимнастерках с нарукавными черными нашивками: череп и скрещенные кости; у пояса кинжалы, револьверы, шашки. Старший из конвойцев — в галифе, обшитых кожей, и высоких охотничьих сапогах. Вид — явно нерегулярный.

Конвоец. Два месяца, третий жалованья не дают — армия, служба… Знал бы…

Старший конвоец. В Питере дадут николаевскими и от англичан премия фунтами.

Конвоец. У них на вес дают? Фунтами? Вот зд'oрово! А сколько до Питера осталось?

Старший конвоец. Генерал идет смело… семьдесят пять верст осталось. На несколько дней работы. В Питере хозяевами будем: там чего хочешь напечатают — и николаевских, и керенок…

Конвоец. Говорят, и свой печатать будут, «родзянки». С орлами…

Старший конвоец. Не болтай много, генерал услышит, беда будет… Отвечай еще за тебя.

Конвоец(озираясь). А большевики, говорят, клятву дали: «Помрем — в Питер не пустим». Ох, резня будет… И чего нас сюда понесло, дядя Иван?

Старший конвоец. Боишься? А я на всю жизнь от страху излечился. Мне хоть в ад, хоть сам дьявол.

Конвоец. Ну? А как излечился?

Старший конвоец. Излечился. Стакан человеческой крови выпил без закуски — и всё сняло.

Конвоец. Действует? А чью кровь-то пил?

Старший конвоец. Пил, послал господь… А твое какое дело, чью? Чего-то ты сегодня разболтался, парень?

Конвоец. Не, я молчу, дядя Иван.

Старший конвоец. Кому дядя Иван, а тебе господин унтер-офицер Жабоедов.

Конвоец. Виноват…

Молчание. В кабинет входит генерал Родзянко. Потирает руки, смотрит на конвойцев, на стол.

Родзянко. Так, так, идем, идем… (В дверь.) Попросите ко мне начальника штаба!

За дверью: «Полковника Зейдлица к командующему! Полковника Зейдлица!» Торопясь, входит Зейдлиц.

Родзянко. Садитесь, Зейдлиц. Докладывайте, что там у вас подготовлено по Петербургу.

Зейдлиц(с немецким акцентом). Приказ по Петрограду, то есть по Петербургу, номер первый… Следует дата: некоего июня 1919 года. «Приказывается: Первое. Каждый должен немедленно заявить коменданту города о всяком известном ему коммунисте или комиссаре, равно и советском служащем, живущем в городе».

Родзянко. Так.

Зейдлиц. «Второе. Всем домовладельцам немедленно дать сведения о всех коммунистах и комиссарах».

Родзянко. И неблагонадежных элементах.

Зейдлиц. «И неблагонадежных элементах, проживающих в доме. Третье. Всякий, знающий какой-либо советский склад и оставленное советское имущество, должен заявить об этом коменданту или сдать на сборный пункт»… Укажем адрес. Может быть. Гостиный двор… «Четвертое. При проходе войск никому окон не открывать и у окон не стоять… Пятое. Всякое оружие, холодное и огнестрельное, сдать в двадцатичетырехчасовой срок. За несдачу расстрел владельца оружия».

Родзянко. И ответственного за дом лица.

Зейдлиц. Записал. «Шестое. Движение по Петрограду разрешается до…»

Родзянко. Пяти часов вечера. Дальше.

Зейдлиц. «Седьмое. Всему населению обменять советские удостоверения у коменданта города»…

Родзянко. Устроите давку и очереди. У районных комендантов.

Зейдлиц. Ваше превосходительство, неудобно оставлять советские районы, лучше восстановить старые участки.

Родзянко. Согласен. Быть по сему.

Зейдлиц. Как приятно звучат эти старинные понятия и слова! Заново воскресаем, ваше превосходительство!.. «Восьмое. Восстанавливается свободная частная торговля всеми товарами и продуктами».

Родзянко. Откроются Пассаж, Елисеев, Бурэ…

Зейдлиц. «Девятое. Восстанавливаются все прежние названия улиц, площадей, зданий и прочее, согласно наименованиям, бывшим до большевистского переворота».

Родзянко. «Десятое. За нарушение какого-либо из этих пунктов — смертная казнь через повешение».

Зейдлиц. Я добавил бы, так сказать, несколько бодрых перспектив для населения.

Родзянко. «Одиннадцатое. Благонадежной части населения можно продолжать свою работу»… гм… «в ожидании прибывающего в ближайшем будущем для него продовольствия».

Зейдлиц. А оно будет?

Родзянко. Англичане обещали.

Зейдлиц. О подписи. Как разрешите именовать вас, ваше превосходительство?

Родзянко. Обыкновенно.

Зейдлиц. Ваше превосходительство!.. Сам народ найдет формулу необыкновенную, достойную… И союзники поддержат. Надо полагать, вы будете верховным правителем России…

Родзянко. Гм… Спасибо, Зейдлиц. Не забуду ваших услуг. Отпечатайте несколько десятков тысяч экземпляров этого приказа. Надо его заслать в Петербург, в нашу сеть. Дату поставим в нужный момент. Писарей подготовить для этого. Идите. Благодарю.