Незадолго до ностальгии

– Антиутопия – тень утопии? – заинтересованно протянула Варвара. – Интересная мысль…

– Тень или продолжение, – уточнил Киш, – в конце концов, почти все мы начинаем с утопического восприятия жизни, а потом каждый находит свою антиутопию… Правда, есть индивидуумы, которые умудряются снова превратить антиутопию в свою личную утопию: обычно таких людей и называют успешными. Но сейчас я не об этом, – он вернулся к начальной мысли. – «Совсем другое» – это не противоположное, а другое. Не «мокрое – сухое», а «мокрое – жёлтое» или «мокрое – канцелярская скрепка», или «мокрое – постпозитивный артикль». И вот я думаю: вдруг Франц описал общество с кодексом на принципиально новых основах права? Или это было что-то совсем далёкое от мира – что-нибудь мистическое? Или что-то научное – какое-нибудь невероятное открытие, которое он интуитивно установил, но не мог доказать? Или, например, умел путешествовать во времени с помощью генетической памяти?

– Это как? – заинтересовалась Варвара.

– Это когда в твоём мозгу возникают воспоминания твоих предков – одного или нескольких. Это может быть во сне или в каких-то особых состояниях, а могут быть и внезапными – при определённых размышлениях. Понятно, что это могут быть лишь те воспоминания, которыми предки уже обладали на момент зачатия потомков: воспоминание прадедушки – до зачатия дедушки, воспоминание дедушки – до зачатия отца и так далее. Теоретически, чем ближе к тебе предок, тем больше шансов проникнуть именно в его воспоминание, но у генов, как известно, свои игры, так что…

– Никогда о таком не слыхала, – призналась она.

– Это направление только недавно появилось, – охотно пояснил Киш. – Генетическая история то есть. Многие его считают антинаучным и даже авантюрным, хотя и признают, что некое рациональное зерно в этой идее есть. И если Франц был одним из способных к генетическим путешествиям и мог видеть воспоминания, например, из шестнадцатого или девятого века, то вряд ли он мог кому-то об этом рассказать: его бы сочли сумасшедшим. А если учесть, что в те времена существование генов было только гипотезой, то, возможно, ему и самому в себе было непросто разобраться, и наверняка Франц такие воспоминания объяснял как-нибудь мистически. Они могли его даже пугать.

– Но какие-то успешные опыты в этой области уже есть? – продолжала допытываться Варвара.

– Какие-то есть, – кивнул Киш, – хотя опять же, считать их успешными или не считать, это вопрос даже не интерпретации, а причастности. Я участвовал в одном таком деле: оно считается успешным только потому, что заказчик был доволен результатом. А он, в свою очередь, опирается на свои ощущения.

– Заказчик? – удивилась Варвара. – Вы хотели сказать: спонсор?

– На тот момент только заказчик, – покачал головой Киш. – Сейчас, насколько знаю, он какие-то суммы перечисляет, но на тот момент у него у самого были сомнения. Да и трудно представить, что кто-либо станет осуществлять серьёзное финансирование такой зыбкой области, как генетическая история: здесь слишком тучная почва для фабрикации липовых результатов, не говоря уже о добросовестных заблуждениях. Поэтому серьёзные исследования проводятся раз от разу. Впрочем, дело не только в деньгах, но и в людях: почём знать, кто перед тобой – настоящий генетический путешественник или душевнобольной с навязчивыми фантазиями, а может, просто любитель попудрить другим мозги с целью прослыть неординарной личностью? Тот случай с богатым американцем можно назвать счастливым: если человек готов финансировать исследование своих видений, значит, он относится к ним серьёзней, чем к фантазиям.

– Вы потом мне всё об этом расскажете? – утвердительно спросила Варвара.

– Да я, собственно, почти всё рассказал, – пожал плечами Киш. – Саймону время от времени виделись улочки старого провинциального города. Знаете, такие – с одноэтажными и двухэтажными домами, телегами, каретами, брусчаткой. Иногда он видел какие-то интерьеры – то частные дома, то что-то вроде учебного заведения. Интуитивно он определил, что это где-то восемнадцатый-девятнадцатый век, причём ему было ясно, что это не Америка. Это было видно и по людям, и по домам, а однажды он увидел вывеску на русском языке в старой орфографии. Это подтверждало, что его видения – не просто фантазия, потому что его предки эмигрировали за океан как раз из Российской империи. Строго говоря, он не знал, как ко всему этому относиться, и когда узнал про генетическую историю, подумал, что это то, что ему нужно. Короче говоря, Саймон захотел узнать, что это за город, или что это за города – потому что уверенности, что всё это относится к одному городу, у него не было. И мы нашли. Я говорю «мы», потому что там человек десять работало.

– Оу! – восхищённо протянула Варвара. – И как вам это удалось? Ведь эти улочки, надо думать, не сохранились?

– Совершенно верно, не сохранились. Точней, почти не сохранились. Сохранились кое-какие здания.

– И по ним вы отыскали? Здорово! Но как? – Варвара была не на шутку заинтригована. – И какую роль сыграли в этом деле вы?

– Почему вы так уверены, что я сыграл какую-то особую роль? – засмеялся Киш.

– Я чувствую, что вы – герой, – объяснила Варвара, – просто у меня ещё нет доказательств.

– Роль у меня была десятая, – весело усмехнулся Киш, – так, на подхвате. Меня привлекли, что называется, на всякий случай. Но мне и правда удалось отыскать интересную зацепку. Понимаете, география вначале была довольно обширная – Белоруссия, Украина, Бессарабия, а старые улочки, как вы правильно заметили, почти не сохранились, потому что эти страны сильно пострадали от Второй мировой. Но я понимал, что плясать надо не от улиц, а от интерьеров: улицы могут быть похожи друг на друга, по улице можно просто один раз пройтись и потом никогда на нее не вернуться, а интерьер – это уже конкретный адрес.

– Но это же ещё сложней! – воскликнула Варвара. – Разве нет? Вот, допустим, есть фотография какой-нибудь комнаты: поди узнай из какого она дома, с какой улицы? Да и на старых фотографиях городов в основном улицы изображены, а не интерьеры: ведь фотографов в свои апартаменты мало кто пускал!

– Совершенно верно, – согласился Киш. – Но есть одна деталь: окна.

– А что – окна? – не поняла Варвара.

– Я предложил Саймону сосредоточиться и обратить внимание на форму окон. Ведь форма окна и снаружи, и изнутри одинаковая. Если в здании какие-то особенные окна, то по ним можно отыскать здание, используя фотографии фасада. Так, в общем, и получилось. Он думал несколько дней, а потом нарисовал эскиз высокого арочного окна с тремя кругляшами под аркой. По словам Саймона, оно было в учебной аудитории: там были парты и классная доска. Дальше было дело техники: мы отыскали этот город в Бессарабии, и это здание, которое когда-то действительно было Ремесленным училищем. Далее копнули архивы и в списке зачисленных в 1881 году обнаружили одного из предков Саймона, что окончательно убедило и нас, и самого Саймона, что это именно то самое здание. Что интересно: в списке выпускников фамилия предка не значится, по-видимому, он проучился там всего год или два, и, естественно, такая деталь в фамильных преданиях вряд ли могла сохраниться. И ещё одна интересность: когда Саймон туда приехал, он сказал, что местами город соответствует духу его видений. Несмотря на то что, действительно, там всё сильно изменилось. Правда, здесь уже, возможно, сработало самовнушение: Саймон сильно впечатлился и самим зданием, и видом архивной записи.

– Да, интересно, – протянула Варвара. – А почему Саймону виделись воспоминания именно этого предка?

– А вот это непонятно, – поведал Киш. – Может быть, они внешне очень похожи (от предка не осталось изображений), а может, просто совпадают по психотипу. А если удариться в мистику, можно напридумывать кучу причин – от спрятанного клада до какого-то страшного греха. Вообще, повторю, здесь было очень удачное стечение обстоятельств: например, если бы Саймон оказался не мультимиллионером, а простым клерком, он бы до конца жизни мог не разобраться в своих видениях, и его бы считали чудаком вроде Франца.

– Так вы думаете, Франц был генетическим путешественником?

– Это только одна из гипотез, – объяснил Киш. – Мог быть, а мог и не быть. Вообще, если в деле Саймона много неясностей, то история с Францем – одна сплошная загадка.

– Да, загадка, – согласилась Варвара. – И главное, – добавила она задумчиво, – каких бы мы сейчас ни настроили предположений о Франце, их невозможно ни доказать, ни проверить…

4. Лучшее место для расставаний

Между тем солнце взобралось высоко-высоко, их тени пребывали в минимуме, и Киш тайно торжествовал, наблюдая соотношение их длин: его была всего на пядь длинней – почти идеальное для начала знакомства. Тени его родителей, как знал Киш из семейного предания, уравнялись вскоре после его рождения, и даже в моменты родительских размолвок соотношение менялось несильно. «У нас с Варей будет так же, – сладко грезилось Кишу. – Да, старик, тебе пора жениться!..»

Его торжество плохо сочеталось со следующим пунктом кафкианской программы – принести дань памяти праху Франца.