Незаметная вещь

«Кошмар какой! – подумала Настя. – И я еще вся в прыщах!» На самом деле Настя была очень хорошенькой девушкой, равно как и Света, поскольку в шестнадцать-то лет не быть хорошенькой девушкой чрезвычайно сложно. Но Настя еще этого не знала, а потому заплакала и решила вытатуировать на попе мотылька.

Тут подошел Федор и сказал: «Не грусти». Настя отмахнулась. Тогда Федор взял Настю на руки, перешагнул парапет и стал на самом краю крыши, покачиваясь, ничем не огороженный от бездны.

– Улыбнись, – прошептал Федор нежно, – или я тебя отпущу.

Мысли замелькали у Насти в голове быстро-быстро. Она подумала, что совсем ведь не было видно, насколько этот мерзавец пьян, что кошка у Алины упала как-то с восьмого этажа – и ничего.

Что левое ухо у любой девушки красивее правого.

И что именно в левое как раз Федор сейчас и шепчет:

– Улыбнись немедленно.

Все присутствовавшие тогда на крыше замерли. Николай прекратил кататься, Света хотела крикнуть, но не смогла, а маленький Илюша-фотограф стал придумывать, какое бы немедленно свершить правосудие по-техасски, чтобы спасти девушку, но не придумал.

Наконец Настя собралась с силами и улыбнулась.

– Другое дело, – радостно констатировал Федор, перешагнул парапет обратно, поставил Настю на ноги и стал придерживать одной рукой, ибо девушка готова была осесть, как мешок с гумусом.

Другой рукой Федор держал за ворот отчаянно колошматившего воздух Илюшу-фотографа, каковой был меньше Федора раза в четыре и оттого так ни разу по Федору не попал, а только кричал:

– Сволочь, сволочь! Так и останешься навсегда безмозглым фаном. RZA ни за что не поклонится тебе на улице как Псу Призраку!

– Нужна мне больно твоя «риза», – парировал Федор. – И нечего кулаками махать, сквозняк от тебя.

На следующий день Настя проснулась часов в двенадцать. Сразу побежала в ванную, долго искала на лице хоть какой-нибудь прыщ, нашла очень маленький и давила, пока не позвонил телефон.

– Але, Настя, это Федя…

– Съел медведя, – ответила гордая девушка и бросила трубку.

Было жарко. Настя ходила по квартире в одних трусах, пила кофе, смотрела MTV. Родителей дома не было. Квартира была на первом этаже в старом московском переулке. На окнах были с внешней стороны решетки, а с внутренней – шторы. Поколебавшись немного, девушка вышла голой на лестницу, потом вернулась в кухню, налила еще кофе и вдруг над самым ухом услышала:

– Настя…

– А-а-а! – Настя прижала ладони к груди, стала прыгать и мотать головой, как прыгала и мотала только на концерте Земфиры.

– Прости, пожалуйста, я нечаянно. Настя, я пить бросил, только я тут немножко застрял… У тебя решетка узкая.

Постепенно придя в себя, Настя увидела в форточке дурацкую Федькину рожу и Федькину руку с огромным букетом цветов.

– Как застрял?

– Ну так, до крови. Это, кстати, тебе цветы.

Настя взяла букет. Схватила ножницы, стала подрезать цветам стебли, потом вдруг вспомнила, что стоит перед Федькой голая и что Федька застрял в форточке. Надела майку, вытолкнула Федьку из решетки на улицу и побежала открывать ему дверь. На лестнице у лифта стояла соседка с карликовым шпицем.

– Бесстыжие! – сказала соседка. – Голые с мальчиками встречаются по утрам. Совесть потеряли.

Потом было мучительно. Федор пил кофе, долго извинялся, говорил, что чуть было не убил вчера Настю и поэтому решил больше никогда не пить. А еще у него есть новый «Эминем» и он нашел новый секонд-хенд. Как вдруг в окно постучали.

– Дочурка, ты одна? – это был папа, он всегда так стучал и всегда так спрашивал – видимо, приучая себя к трудной для отца мысли.

– Не одна, – впервые в жизни ответила Настя и отдернула штору.

Папа стоял под окном бледный:

– Мне погулять?

Бедный папочка. Конечно же, его сразу пустили домой, а погулять вместо него пошли Настя с Федором.

– Пива выпьем? – предложила романтическая девушка.

– Мне нельзя, – вздохнул Федор, – я пить бросил. Совсем. И понимаешь, вот я пить бросил, а теперь мир дарит мне все время подарки.

С этими словами Федор взял Настю за руку, подержал немного и отпустил.

– Думаешь, цветы я тебе купил? Нет, нашел.

– На помойке?

– Зачем на помойке? На лавочке. Шел к тебе извиняться, подумал, что хорошо бы цветов, – и вот они лежат. И так во всем. Чего вот ты, например, хочешь?

Настя соврала, что хочет есть.

– Пожалуйста, – Федор нагнулся к клумбе, мимо которой они проходили, извлек из-под каких-то там пионов пакет совковых кукурузных хлопьев и протянул Насте. – На, ешь.

– Это самые противные в мире хлопья, – свредничала Настя, хотя, честно говоря, совпадение событий ее впечатлило.

– Но ты ведь не сказала, что хочешь вкусного.

– А еще… – Настя задумалась на секунду. – Я хочу в кино, в «Кодак», и чтобы большая кола и большой попкорн.

Они шли по Арбату. Не успела Настя договорить, как Федор нагнулся и подобрал с дороги кошелек.

– Кто кошелек потерял? – закричал честный юноша.

В кошельке не было ни кредитных карточек, ни документов. Только пятьсот рублей: на два билета в «Кодак», кока-колу и попкорн.

Настя занервничала. Пошарила по карманам, достала сигареты, пошарила еще, но зажигалки в карманах не было.

– У тебя огонь есть?

В этот самый момент с балкона ресторана «Прага» упала прямо Насте под ноги зажигалка. Федор поднял ее, посмотрел вверх то ли на балкон, то ли в небо и прошептал:

– Спасибо.

Так продолжалось много дней. Стоило только Насте высказать любое, самое сумасшедшее желание, как немедленно Федор находил на земле либо требуемую вещь, либо деньги на ее приобретение.

– Как же ты живешь-то теперь? – спрашивала Настя.

А Федор в ответ только вздыхал – в том смысле, что жить ему очень трудно, но такова неминуемая расплата за отказ от алкоголя.

Самой Насте тоже было трудно.

Не могла же она пить одна.

И не могла поссориться с Федором. Он не давал к этому повода. Мирно гуляли, разговаривали про книжки, фильмы и музыку. Потом Федор провожал Настю домой, заходил попить чаю с Настиными родителями, потом раскланивался и уходил. Хуже всего было то, что странный Федькин дар находить все необходимое на дороге завораживал Настю. Да что тут темнить: она была влюблена. И все знакомые давно уже считали Федьку Настиным бойфрендом. И даже Настина мама говорила всякий раз, закрывая за Федором дверь: «Какой милый мальчик». И ежу уже было понятно, что давно пора им, что называется, надежный-презерватив-безопасный-секс. Но ничего не происходило. Ни-че-го. Хоть волком вой.