Незапертая дверь

Все на месте и никаких перемен.

Первый Катин роман случился в двадцать лет. «Поздновато, – веселилась Верка. – Ты у нас девушка с задержкой развития».

Очень смешно. В двадцать лет Катя познакомилась с Кириллом.

Кирилл выглядел настоящим мачо – автогонщик, музыкант и к тому же врач-хирург. Среднего роста, коренастый, спортивный, с простым, но симпатичным лицом.

В начале их с Катей романа Кирилл разводился с женой.

Катя не спрашивала почему. Она вообще робела в его присутствии. Взрослый, сильный, серьезный, с большим жизненным опытом. Кто она рядом с ним? Мамина дочка, студенточка, девочка-мышка.

Роман был красивым – гоняли на его огромном красном мотоцикле по Подмосковью. Катя зажмуривала глаза, но не признавалась, что ей страшно. Останавливались в лесу или в чистом поле, снимали шлемы и целовались. До одури целовались, до окровавленных губ.

Катино грехопадение было весьма романтичным и по-киношному красивым – на поле, в стогу еще свежего, сыроватого, ароматного сена. Кирилл не говорил о любви, не обещал жениться и, если честно, вообще ничего не обещал.

Намотались они в то лето будь здоров – Карелия, Крым, Вологда.

И все было классно. Так классно, что Катя боялась подумать о будущем.

С Кириллом было здорово, и она была влюблена – что еще надо? Особенно когда тебе двадцать.

Но лето кончилось, кончились и каникулы, и затяжной отпуск Кирилла. Наступила осень – пора слез, как говорила мама.

Уже в сентябре зарядили дожди, а бабье лето было коротким как никогда – дня четыре, не больше.

И встречи их стали редкими и совершенно другими, совсем не такими, как на бескрайних просторах, на берегах голубых неподвижных озер или стремительных речек, на узких горных тропинках или на теплых, пахнувших хвоей пригорках в карельском лесу.

Москва не приняла их любовь. Она враждебно смотрела глазницами темных окон, пустыми холодными бульварами, шумными, кишащими машинами улицами, несметными толпами народа.

Они встречались в чужих, случайных квартирах, ложились на чужие простыни, и все это было слишком поспешно, коротко и немного деловито, как будто хотели поставить галочку.

Кирилл все время спешил – на дежурство, к другу, на репетицию. А ей хотелось уснуть в его объятиях, на его груди, и ощущать его тело и его запах, дышать его кожей и волосами. За лето она так привыкла…

Но они торопливо одевались, быстро и халтурно прибирались и покидали неуютное чужое жилье.

В гостиницах было еще хуже и еще противнее. После этих встреч Катя всегда плакала. Все должно быть не так! Совсем не так, она это знает! И все эти дурацкие отговорки, все эти идиотские поводы, вся эта спешка, соитие, собачья свадьба. Ужасно.

Ей хотелось бродить с ним по улицам, целоваться на последнем ряду в кинотеатре. Сходить в театр. В гости, да, именно в гости – к его или ее маме, к его друзьям.

Но нет, ничего этого не было. Только эти квартиры с чужой мебелью и чужими запахами.

– Как твой развод? – однажды спросила она. – Он закончился?

Кажется, он разозлился:

– В процессе, – коротко бросил он. – И вообще – не заморачивайся! Есть бывшая жена, наши с ней отношения и наш развод. И есть ты, девочка Катя. И это две параллельные, непересекающиеся истории. Ты меня поняла?

Катя кивнула. Только ничего она не поняла. Ни-че-го!

Понятно, что параллельные. Но кто она, девочка Катя, для него? Какое место она занимает в его жизни? Случайная подружка для секса? Девочка на несколько встреч? Летняя попутчица? Молчаливая, тихая, неопытная, влюбленная? И вообще – что она знает о нем? Он ничего не рассказывает.

«Не парься», – вот и весь ответ. Или так: «Меньше знаешь – крепче спишь. Не морочься, Катюнь! Жизнь прекрасна! Живи спокойно и не задавай дурацких вопросов, так будет лучше. Просто поверь взрослому дяде».

Катя пыталась. Но получалось неважно. Страдала, ревновала, подозревала. Мучилась. Похудела на пять килограммов – джинсы сваливались.

Разлюбил? Тогда зачем назначает свидания? Расхотел? Нет, непохоже.

Только где их счастливое лето?

Все закончилось в начале июня, ровно год спустя.

Кирилл пропал. Просто пропал – и все. Перестал звонить и не откликался на звонки.

Где его искать, как? Кирилл Иванов, смешно. Сколько в Москве Кириллов Ивановых? Можно было представить…

Через год убедила себя, что Кирилл погиб, разбился на своем красном блестящем коне. Гонял-то он безбашенно, а все мотоциклисты в зоне риска.

Теперь плакала по нему как по погибшему.

Мама вздыхала, но ничего не комментировала. Ну да, ее любимая фраза – «Кто не знает любовь без предательства, тот не знает почти ничего».

Но разве это могло утешить?

А спустя года три, совершенно случайно – Москва, как известно, город маленький, – в какой-то компании, куда ее притащила Веруня, в окружении почти незнакомых людей – в тот день как-то все выглядело случайным, – услышала разговор: «Кирилл, красный “Харлей”, ха-ха, ну да, слышали, слышали!»

В голове помутнело. О покойнике в таком тоне не говорят. Значит, он жив? В желудке похолодело. Подойти к громким девицам Катя не решилась, боялась, что грохнется в обморок. Шепнула Верке, та согласилась. Подвалила к этим девицам и уточнила:

– Кирилл Иванов? Тот, что врач? На красном «Харлее»? А разве он не того? Ну в смысле, живой?

Девицы с удивлением уставились на незнакомую девушку:

– Кирка-то? Какой «того», ты рехнулась? Жив-здоров и рассекает по всей Европе! В порядке наш Кирка. А может, ты о другом?

Верка обрисовала «своего» Иванова – врач, спортсмен, музыкант, играет в металлической группе. Русые волосы, серые, с прищуром глаза. Жена, с которой он вроде развелся.

Кажется, все сходится?

– Жена? – рассмеялись девицы. – Какая жена, окстись! Сроду он не был женат, никому в загс утащить Кирку не довелось! А баб – да, по всей России! В каждом городе и в каждом селе. Никого не пропускает, о чем ты! Но наш Кирка не врач, какой Кирка врач? Пару месяцев работал фельдшером на «Скорой», ящик таскал. А потом ушел, надоело. Говорит, что он вольная птица и служить ему не пристало. А что, все правильно. Папашка-то у него в Думе заседает. Не знала? А откуда у него такой крутой «Харлей»? Сам заработал? Сейчас вроде пересел на «Ямаху». Ир, ты не знаешь? – Рассказчица обратилась к соседке.

«Харлей», «Ямаха» – какая разница? Врал. Все время врал. Врач, пашет, чтобы прокормить семью. Делает сложные операции, торакальная хирургия. Скандальная, поддающая и неуправляемая жена, несчастье его жизни.

Господи, как она на это попалась? Но главное, что и в голову не пришло хоть что-то проверить! А ведь могла.

А зачем – ей хотелось ему верить.

Похоронила, ага. Свечки ставила за упокой души. Не верила, что он так запросто и легко мог ее бросить.

Дура, дура! Но самое главное – с того дня боль ушла, как не было. И ситуация, которую она считала все это время трагической, за полчаса стала комической. Классика жанра – поспал с симпатичной влюбленной дурочкой и послал. Прошла любовь, завяли помидоры.