Нежеланный ребенок майора

— Рам, на выход!

И они покидают комнату. Ломаю себе ногти чувствуя, как бешено бьётся мое сердце. Вот-вот выпрыгнет из груди, разорвется. Умом понимаю — если Антон начнет говорить о прошлом, мне это не понравится!

— Лис, я знаю, что ты сможешь его разговорить. Он связан — навредить тебе не сможет, — майор заправляет прядь мне за ухо и шумно сглатывает. — Честно, не хочу тут торчать до самого утра. Лучше ты поговори с ним «по душам». Иначе Тимур его запросто сделает инвалидом. А потом поедем домой и начнем всё с самого начала.

— Думаешь, получится? — выдыхаю, нервно поправляя одежду. — Ладно, дайте мне час. И, пожалуйста, не мешайте. Я сначала постараюсь с ним поговорить о другом.

— Мне эта идея совсем не нравится, — возмущается капитан. — Не легче ли заставить?

— Нет, — обрывает Рам. — Нам нужны честные признания. Я буду снимать на камеру.

Это они явно издеваются. Вижу же, как улыбаются. Неужели со стороны эта ситуация выглядит такой забавной?

Пожав плечами, бросаю на ментов грустный взгляд и направляюсь в помещение, где сидит брат. При виде меня Антон напрягается. Сжимает не только челюсти, но и пальцы в кулаки. Скрипит зубами.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — говорю, присаживаясь. — Планируешь придушить меня собственными руками. Наконец, сделать то, о чем мечтаешь много лет.

Брат сверлит меня ненавидящим взглядом. Действительно, будь у него шанс, наверняка убил бы меня прямо здесь.

— Всё из-за тебя! — шипит сквозь стиснутые зубы. Его не узнать: губы разбиты, нос вдвое больше, глаза красные.

— Ты как маленький ребенок, Антон, — усмехаюсь. — Как маленький мальчишка, у которого отняли конфету…

Мне становится обидно. Смотрю на него и задыхаюсь от переполняющих меня эмоций. Ведь я ему никогда ничего плохого не делала. За что он так ненавидит меня?

— …Хорошо. Допустим, у тебя отняли конфету, — не без сарказма заявляю я. — А ты хоть догадываешься, что отнял у меня ты? Задумываешься?..

Брат молчит. Откидывается на спинку стула и смотрит на меня. Желваки играют на его лице.

— …Ты отнял у меня детство, Антон. Ты отнял у меня маму, — на глаза наворачиваются слезы, и ком встаёт поперек горла. — Я приходила домой с работы, и мне нечего было есть. Почему, догадываешься? Потому что тебе нужно было «жрать» — это твои слова, верно же? Ну а я голодная и на работу шла, и возвращалась. Потому что у меня ни копейки не оставалось, чтобы покушать. Почему? Да потому что ты и деньги мои отнимал! И что, тебе жалко тех конфеток, которые отнимаю у тебя я? Да, Антон? Отвечай, черт тебя раздери!

— Строишь из себя умненькую, а сама…

— Что сама? — перебиваю. — Я из-за тебя ложные показания дала! — встаю с места. Перехожу на крик, не в силах контролировать свои эмоции. — Я дала ложные показания, чтобы ты маму мою спас! Ты обещал увезти ее в больницу! Обещал лечить! А я поверила тебе!

Сглатываю раза за разом, но ком в горле душит. Вытираю слезы со щеки и присаживаюсь обратно. Нужно успокоиться. Нужно взять себя в руки. Дьявол, это так сложно!

Брат смотрит на меня безразличным взглядом. Ему по одному месту, что я сейчас чувствую. Нечему удивляться. Он всегда был таким.

— Знаешь, я всегда мечтала о старшем брате, — шмыгаю носом, всматриваясь в темные глаза Антона. — Так хотела, чтобы он забирал меня из школы. Или мама… папа. Но у меня никого не было, Антон. Я смотрела на одноклассников и завидовала…

Я смеюсь сквозь слезы, вспоминая те дни. Дни, когда стояла перед окном школы и ждала, чтобы остановился дождь. Потому что обувь была рваная, зонтика не было вообще. Я промокала насквозь, пока доходила до дома. У меня не было никого, кто мог бы за меня волноваться. Только мама, но она появлялась дома поздно — работала, а денег хватало только на самую простую еду, электричество и воду. Она знать не знала, что я плакала до самого утра, утыкаясь носом в подушку. Ребенком была. Хотела всё, что было у одноклассников, но понимала: у меня не будет гелиевых ручек, тетрадей с красивыми обложками и цветных карандашей — это всё просто не на что купить.

— …Я ждала тебя, Антон. Но ты всегда был занят своими делами, — чувствую, как дрожат мои губы, а на лице брата нет ни единой эмоции. Пусто. — Ты сломал все мои мечты. Помнишь, как я приходила с работы, когда училась в одиннадцатом классе? Ночью не спала — готовилась к экзамену. Я его сдала, Антон, помнишь? Я поступила на педагогический, но ты и учиться мне не позволил. Я пахала и приносила деньги, а ты отнимал. Нет, честно. Мне их не жалко было. Но почему ты благодарил меня за всё сделанное тем, что посылал своих дружков, чтобы поимели меня, a?

Глаза брата распахиваются. Он наклоняется ко мне и смотрит… угрожающе, что ли.

— Ты чё несёшь? — рычит, скрипя зубами. — Что ты хочешь доказать?

Пару минут я не отвечаю. Не отвожу взгляда от брата, которого ненавижу всем сердцем. И я буду не я, если он сегодня не расскажет с самого начала и до конца всё, зачем припёрся в наш дом. Зачем испоганил нам жизнь, а главное — почему умерла моя мама.

— Тут никого нет. Только ты и я. И я готова тебе помочь, — бессовестно вру. — Я позабочусь о Дашке, — шепчу, поддаваясь ещё ближе к брату. — Начинай. 

— Нахрен я тебе сдался, сестрёнка? — издевательски тянет он. — Думаешь, я тебе поверю?

— Не хочешь — не говори. Мне ваши тёрки с отцом или тем ментом не интересны. Мне важно знать, почему ты так со мной? Почему не отвёз маму в больницу? — решаю пойти с другой стороны.

Напрямую Антон ни фига не расскажет. Нужно потихоньку, не спеша.

Брат недоверчиво разглядывает меня, явно задумываясь о том, стоит ли говорить со мной.

— Они меня никогда не любили. Отцу было плевать, а мать всегда смотрела с отвращением, — морщится, будто лимон залпом проглотил. — Она сначала не была такой, но со временем стала… странной…

— Ты же понимаешь, что сам себя накручиваешь? Несмотря на то, что ты мне сводный, моя мама никогда об этом мне даже не намекала. Я узнала это пару месяцев назад, Антон. И после этого ты говоришь, что она стала странной? Бред какой…

— …Даже отец постоянно, — игнорирует мои слова, — спрашивал, ругал меня, мол, почему одна ночью домой возвращаешься. Я же никто, жирный кусок мяса. Противный, никому не нужный…

Наверное, со стороны я выгляжу смешно. Распахнутые до невозможности глаза, брови, поднятые, приоткрытый рот. Он что, издевается? Я была интересна отцу?

— …Я не шучу, — заметив мое удивление, продолжает: — Он такой всегда был. Орет, бьёт. Даже на Дашку постоянно кричит. А меня терпеть не может, потому что я трус. Ничего не умею, каждое дело проваливаю. А тебя… любит он тебя.

— Он меня бил! — восклицаю. — Он поднял на меня руку! Да ему плевать на меня, Антон! Если б нужна была, мог бы найти. Мог бы помочь в трудные времена, когда нам нечего было есть!

— Не помог бы. Он никому просто так не помогает, — громко смеётся брат. Глаза его красные, будто наполнились кровью. Прищуренные. — Он хотел, чтобы мать быстрее сдохла. И да, он достиг своей цели.