Нежелательные элементы

В нем чувствовалось что-то загадочное, что-то отгороженное и укрытое от всех. Она, не задумываясь, приписала это различиям между ними — и в возрасте, и в языке, и в мироощущении. Ее это попросту не интересовало.

Но потом однажды, придя на урок, он застал ее в слезах над письмом.

— От Робба, — объяснила она Деону.

— От американца?

— Да.

— А почему ты плакала?

— Неважно. Я ведь рассказываю про Рикардо.

Рикардо сидел, неловко выпрямившись, на жестком стуле в ее маленькой римской квартире, и говорил, говорил. Впервые за все время их знакомства он допустил ее в мир теней своей души. Он рассказал ей про свою жену. Она умерла, покончила с собой, когда молодой немец механик, который обслуживал ее машину и с которым она в конце концов бежала, бросил ее. Она закрылась в этом самом автомобиле, включила двигатель, печку и заснула, зная, что не проснется. Детей у них не было.

Они с Триш разговаривали до самых сумерек, а потом пошли бродить по городу. Стоял летний вечер, по-грозовому жаркий и душный. На улицах было полно народу, но они шли, никого и ничего не замечая вокруг, и продолжали разговор. Потом нашли свободный столик в кафе на тротуаре и говорили, поверяя друг другу о себе все.

— Ты… э… рассказала ему и обо мне? — спросил Деон.

— Да.

Деон задумчиво тер подбородок, глядя на кожаный бювар на столе перед ним.

— Странно, — сказала она, — мы встречались три раза в неделю и вели долгие разговоры. Но по-настоящему не говорили никогда.

И вот теперь они говорили без умолку и были не в силах расстаться. Пять дней они провели вместе в Риме. Затем уехали в Неаполь и поженились.

Они были счастливы. Рикардо оказался нежным и терпеливым.

— Он обладал даром чуткости. Благодаря ему я вернулась к живописи.

— Так ты бросала живопись?

— В Риме я некоторое время не могла писать.

— Ах, так.

— Я очень долго не могла прийти в себя. Даже когда вышла замуж, но он мне помог. Через некоторое время все стало на свои места, и я снова начала работать.

Он устраивал выставки ее картин в Риме, а потом и в других городах. Он очень гордился всем, что она делала. Единственной тенью, омрачавшей их жизнь, было то, что она как будто не могла иметь детей. Но потом, когда ей дополнилось тридцать восемь, она забеременела. Рикардо был вне себя от восторга. Девять месяцев спустя она осталась вдовой с неполноценным ребенком на руках.

— Он погиб в автомобильной катастрофе за две недели до того, как родился Джованни. Он отправился в Рим на заседание комитета. — Она улыбнулась. — К тому времени он уже стал председателем своей комиссии, хотя и посмеивался, что про экономику так ничего и не узнал. Он торопился домой ко мне. И погиб.

— Какая трагедия.

— Да. — Она смотрела куда-то мимо него. — Первые дни мне хотелось одного — умереть. Но я носила под сердцем его ребенка и потому должна была терпеть и жить. Ну, а потом родился Джованни.

Новорожденный не показывал нормальных реакций. Синюшность, и он почти не кричал. Акушер пригласил педиатра.

— Я ничего не знала. Всю ночь мне снился мой сын. Я просыпалась три раза, звала сестру и умоляла показать мне его. А утром пришли врачи и сказали, что Джованни родился с синдромом Дауна. Они посоветовали не брать его домой. Они сказали, что было бы ошибкой привязаться к нему. Он всегда будет только бременем, и меня ждут одни страдания. Словно можно было добавить что-то к страданиям, которые я уже испытывала.

Деон опустил глаза и желал одного: чтобы она замолчала.

— Деон, ребенка начинаешь любить не после того, как он родится. Его любишь с той минуты, когда узнаешь, что он будет. Мой ребенок особенный. Некоторым из нас дано больше, другим меньше. Я приняла Джованни таким, как он есть. Так вот, я должна сделать все, чтобы в пределах его возможностей он жил полной жизнью.

Она замолчала. Все? Сказать, что им пора?

Зажужжал селектор, и он с облегчением нажал на клавишу.

— Да?

— Извините, что помешала, профессор, — сказала Дженни. — Звонит ваша жена.

Глава четвертая

— Деон? — Голос Элизабет был резкий и настойчивый. — Деон?

— Да, я слушаю, — сказал он.

— Прошу тебя, приезжай домой.

— Что?

— Я прошу тебя приехать.

— Домой? — Его стесняло присутствие Триш. Он крепче прижал трубку к уху. — Что случилось?

— Я просто прошу. Немедленно.

— Но в чем дело? — Это было так неожиданно, что он не сумел справиться со своим голосом, и в нем прозвучало раздражение. — Что случилось?

— Это не телефонный разговор.

— О господи боже! Неужели ты думаешь, что кому-то прядет в голову…

— Что?

— Да нет, ничего, — пробормотал он. — Все-таки, что стряслось?

— Разве недостаточно того, что я прошу тебя приехать? Можешь ты сделать раз в жизни, как я прошу?

Ее раздражение усилило его собственное. Он заставил себя сдержаться, хотя и с трудом. Только без ссоры. Когда угодно, только не сегодня.

— Видишь ли, сию минуту я не могу приехать. У меня пациент. А потом я еще должен вернуться в детскую клинику, там…

Он услышал, как она задохнулась от гнева.

— Пациенты! Клиники! Операции! Дети! Ничего другого мы от тебя не слышим. Тебе когда-нибудь приходило в голову, что у тебя самого есть дети?

— Элизабет, прошу тебя, успокойся. Если это так важно, я, конечно, приеду. Но…

— Вот-вот. Без этих «но» ты не можешь. Ладно, оставайся со своими пациентами, сестрами, вонючими клиниками!..

— Послушай, дорогая, — выдавил он, сдерживая себя из последних сил. — Успокойся и все-таки скажи мне, что случилось.

— Поди ты к черту!

Раздались короткие гудки.

Деон отвел трубку от уха и расстроенно посмотрел на нее. Затем перевел взгляд на Триш и попытался улыбнуться.

— Мне звонила жена.

Она тут же поднялась.

— Мне пора.

Он остановил ее движением руки.

— Нет, пожалуйста. Я…

Но она решительно покачала головой.

— Нот-нот, я ухожу. Уже без двадцати четыре. Я не хочу опаздывать.

— Хорошо. Я подвезу тебя до клиники. — И, предупреждая возражения, поспешил добавить: — Мне все равно но пути.

По дороге в клинику они почти не разговаривали. Он с некоторой тревогой вспоминал звонок Элизабет. Что там могло стрястись? Конечно, ничего серьезного, иначе она сказала бы ему. Он успокоил себя мыслью, что Элизабет вообще склонна к драматизированию. Наверняка повздорила с прислугой, вот и все. Или с Лизой. Ну конечно, поссорилась с Лизой.