Нежить или Таинственные существа

2. ИЗБИРАТЕЛЬНОСТЬ. Ещё одна характерная странная деталь: в это искажение реальности попали не все жители переулка, а только немногие, причём в разных его частях, и люди на берегу реки. 30–40 человек из сотен или тысяч возможных очевидцев, а большая часть прохожих не видела даже свечения в небе, хотя неизбежно должна была бы его видеть, будь это в реальности. Другие жители переулка не “выпали” из реальности. Почему? На первый взгляд может показаться, что область искажённой реальности не однородна, а разбросана как бы пятнами. Как и в случае со всадником, можно отойти в сторону на метр — и уже ничего “феноменального” не видеть, не слышать, вместо этого люди продолжают видеть и слышать своё реальное.

Вполне можно предположить, что феномен видят только те, кто находится в фокусе внимания сил, его вызывающих. Здесь есть прямая аналогия с вампиризмом: призрак вампира видят только те, на кого обращён его фокус внимания. Для остальных же вещи вампира “двигаются сами по себе, без того, чтобы кто-либо видимый их трогал” — так писали вампирологи 250 лет назад во время эпидемии вампиризма в Восточной Европе и на Балканах.

Степень “материальности” призрака вампира зависит от того, насколько много он “вычерпал” неких гипотетических “жизненных сил” из своей жертвы. Вначале его призрак достаточно условен. Вот, например, один из рассказов о вятских “огненных змеях”, который был записан Г.И. Поповым в деревне Муша в 1926 году (обращаем внимание читателя, что и тут (как и везде!) не используется термин “вампир”):

«В нашей деревне было. Ходил “огненный” к солдатке, а мужика-то забрали в солдаты в германскую кампанию. Она затужила, стала плакаться об нём. Стали вдруг соседи-то замечать, что она-де разговаривает по ночам незнамо с кем. Спрашивают: “Што, к тебе Коля ходит?”. А она молчит, так как он не велел ей ничего говорить. Слыхали ночью-то, как она хохочет. То было с ней целых три года. Потом-то стала она немного рассказывать про Колю-то. Что он ходит ночью. Что обнимать себя разрешает не больно-то, спины у него совсем нет, есть только грудь, а там идёт яма. После он её удавил. Позвали знахарку, та и говорит, что огненный её удавил, почто не позвали её раньше-то. Она-де, может, и выправила бы её, хоть и оченно трудно, дак хоть попробовала бы в бане-то выправить.»

Призрак ещё в стадии своего формирования: “спины у него совсем нет, есть только грудь, а там идёт яма”. В дальнейшем, по мере того, как жертва чахнет, призрак вампира всё более обретает “силу материальности” в его искажённой реальности, в том числе даже растёт в размерах, становится выше своего естественного роста.

Нечто аналогичное при тесных контактах с НЛО: после “феномена Оз” очевидцы испытывают огромный упадок сил, будто “опустошены полностью”. Долго спят (а сны часто сопряжены с кошмарами и видениями “инопланетян”), потом болеют, некоторые умирают, некоторые становятся “контактёрами”.

Таким образом, избирательность феномена оказывается его некоей принципиально важной технологической частью. А именно: люди, оказавшиеся в “фокусе внимания” стоящих за феноменом НЛО субъектов, отдают на формирование искажённой реальности свои те же “жизненные силы”, которые у них забирает вампир при вампиризме. Тут тоже формируются некие призраки, материализовавшиеся образы — отражающие уже не облик вампира, а какие-то наши представления о чём-то, что нас сильно волнует в духовной сфере. Детей взволновал фильм о Биме — призрак этого пса им и явился; наверно, и в других случаях можно проследить некую подобную связь, хотя иногда сами НЛО могут задавать очевидцам некую “сумму мифических представлений”. Когда, условно говоря, помимо чисто их “фокуса внимания” они вводят очевидцев и в “фокус общения”.

Например, странная повторяемость призывов “инопланетян” лететь к ним на планету — вполне аналогична тому, как мы гладим дворовую собаку и зовём её к себе. Для собаки, лишённой нашей сигнальной системы (речи, основанной на единице — слове), призыв “Иди ко мне, Жучка!” воспринимается весьма примитивно. Когда существо, стоящее эволюционно, возможно, ещё более выше нас, чем мы отстоим от собак, — точно так обращает на нас внимание и хочет “приласкать”, у нас — возможно — и формируются в рамках искажённой реальности образы “прекрасных инопланетян, зовущих на свою планету”. Это соображение (правда, не в столь конкретной форме) ещё полвека назад высказал американский фантаст Клиффорд Саймак в своей знаменитой повести “Кимон”.

Тут важен вопрос: почему “фокус внимания” сил, стоящих за НЛО, продуцирует у людей появление искажённой реальности и материализовавшихся образов — то есть всякой “быстропротекающей нежити”? Это — лишь вторичный эффект нахождения нас в их “фокусе внимания”? Или же это — суть технологии их перемещения в нашем пространстве? Ведь, как было показано выше, очевидцы таких контактов теряют массу сил. Не используются ли “пришельцами” или даже “Творцами” эти силы для путешествия к нам и перемещений у нас?

Это, как кажется, — главный вопрос в теме НЛО.

К сожалению, он пока остаётся вне осознания и рассмотрения уфологов (тем более что большинство энтузиастов темы наивно видят в “пилотах НЛО” именно материальных космонавтов с какой-то конкретной планеты — в рамках научной фантастики XX века). Лишь небольшая группа уфологов осознаёт, что “не всё так просто”. Однако и их размышления не дают принципиального прорыва в изучении феномена.

Например, известный исследователь проблемы Александр Кузовкин, председатель знаменитого в СССР семинара “Экология непознанного” при журнале “Вокруг света”, на вопрос о том, почему мы видим именно гуманоидов, объяснял это так (он придерживался мнения, что НЛО приходят из неких параллельных миров):

«Когда человек видит отдельные предметы, информация поступает в соответствующие центры мозга. Мозг её анализирует, разбивает на фрагменты, комбинирует и, используя уже имеющийся запас сведений, распознаёт образ. Но работа эта ведётся на уровне подсознания в очень короткие промежутки времени, поэтому мы и не можем воспроизвести быстротекущие процессы. А если перед нами возникает нечто непонятное, вступает в действие так называемая метафорическая информация приспосабливания к уже знакомым образам. Поэтому гуманоиды, видимые нами, — это отражение неведомого мира, каким мы его представляем, оно является нам в разных образах — привычных и не очень. Прилетают они на колесницах (такими видели их в древности), в виде рыцарей (средние века), на современных НЛО (наши дни). То есть соответствуют эпохе” (“Вокруг света”, № 6, 1990).

Наблюдение верное, а объяснение никуда не годится. Так как требует рассмотрения вопроса в плоскости информатики нашей субреальности и нашего Мироздания, и эта философская картина Мира показывает, что то, что иные называют “параллельными мирами”, с научной философской точки зрения оказывается на деле лишь разными уровнями реальности (реальности Творцов и субреальности “заповедников молодых Цивилизаций”), о чём мы говорили ранее. А сам термин “параллельные миры” — это наукоподобная пустышка, не имеющая абсолютно никакого здравого смысла, тем более когда заявляется о существовании между “параллельными мирами” каких-то “шлюзов”. Простите, если у двух миров шлюзы между собой — то это уже противоречит определению “параллельные”: они в таком случае единая Вселенная.

С точки зрения научной материалистической философии (а другой философии нет, если философия ненаучна и не материалистична — это не философия) нелеп и ненаучен сам термин “параллельный мир” (тем более если из него к нам могут прилетать космонавты или мы с ним можем как-то “соприкасаться”). Вместо этого термина следует использовать термин “иная субреальность”. И стоит лишь поменять термин-пустышку на научный термин, имеющий философское фактическое и практическое содержание для науки, как сразу сии “параллельные миры” видятся совсем иначе. Путешествие между “параллельными мирами” становится путешествием между двумя “субреальностями” — или же путешествием между реальностью Творцов и нашей им подчинённой субреальностью. Но всё это — в рамках нашей Вселенной, а не между какими-то “параллельными мирами”.