Неживая вода

И он вздрогнул, когда на его плечо легла твердая рука.

— Боишься? — это был Касьян, который тоже выбрался из кабины и теперь стоял рядом, втягивая морозный воздух, словно учуявшая след гончая.

В голосе его не было насмешки, а только серьезное понимание. Сочувствие даже.

— Давай, я провожу тебя? — предложил он. — Вдвоем не так страшно.

Игнат молча кивнул. Ответить что-либо он сейчас был не в состоянии — рот почему-то склеило липкой слюной, а глаза защипало, словно северный ветер кинул в лицо пригоршни снега.

Он снова сделал пару неверных шагов. Под ногами захрустел нетронутый снег. Но Игнату показалось, что не он шагнул навстречу дому, а бревенчатая, почерневшая изба прыгнула ему навстречу, перегородила путь. Черная дверь на заржавленных петлях напоминала плотно сомкнутые челюсти людоеда, готовые вот-вот раскрыться и проглотить целиком двух нежданных гостей.

— Тяжело возвращаться в прошлое, — сказал Касьян, и его голос прозвучал глухо, будто со дна деревянного бочонка. — Особенно, когда прошлое столь неприглядно.

— Ничего, — через силу выдавил Игнат. — Бабушка Стеша говорила, что рано или поздно приходится выходить на бой со своими бесами. И побеждать их.

Он взялся за ручку двери и потянул.

Сначала рассохшаяся дверь не хотела поддаваться. На помощь Игнату пришел дядя Касьян. Ржавые петли протяжно заскрипели, дверь застонала, словно мучающаяся ревматизмом старуха, потом нехотя поддалась. На Игната дохнуло запахом нежилого помещения, сырости и пыли.

— Не бойся, — повторил Касьян, и юноше показалось, что он больше успокаивает самого себя. — Бабка Стеша добрая была. Даром что знахарка.

"Добрая, — подумал Игнат. — Она спасла деревню. Спасла всех, кроме…"

Рядом чиркнул колесиком зажигалки Касьян. Он успел свернуть самокрутку и теперь поджег ее, затянулся горьковатым дымом.

— Работы здесь, конечно, конь не валялся, — резюмировал Касьян, подняв повыше руку с горящей зажигалкой. — Ну да ты парень крепкий. Выправишь со временем.

Тусклый свет снаружи почти не пробивался сквозь забитые окна, и помещение освещал только огонек Касьяновой зажигалки. Игнат сумел разглядеть покренившийся потолок с оборванной нитью лампочки, белый, будто выпавший зуб великана, облупившийся бок печи, железную кровать с набросанными на ней истлевшими тряпками. В темном углу, на неумело сколоченной дощечке, стояли образа. И Игнат вспомнил, как своими руками выстругивал этот импровизированный киот.

(…всего за два месяца до пришествия нави…)

Он снова сглотнул появившийся в горле ком, дважды вытер слезящиеся глаза (от махорочного дыма — хотелось верить Игнату).

Еще в помещении стоял крепкий дубовый стол с неубранной полупустой бутылкой ("…поминали бабушку", — подумалось юноше), старинный платяной шкаф, вот, пожалуй, и все.

Небогатое приданое для любимого внука.

Страх, когтями хищника схвативший Игната за горло возле самого порога, теперь отступил. Вместо него появилась щемящая грусть. Глаза снова защипало.

Игнат поставил чемодан на пол и буркнул, не поднимая головы:

— Да вы идите, дядя Касьян. Я уж сам дальше…

— Ты хоть дров набери, — посоветовал Касьян. — Какое-никакое тепло будет, да и свет.

— Наберу, — не стал спорить парень. — Только сначала еще одно дело сделать надо.

— Какое такое дело?

Игнат еще ниже опустил голову, и почувствовал, как веки набрякли горячей влагой, но не делал больше попытки утереться рукавом. Он хлюпнул носом, проглотив первую обжигающую слезу, и произнес:

— Я бы хотел попрощаться с бабушкой… Дядя Касьян, вы ведь знаете, где она похоронена?

3

Кладбище лежало в стороне от деревни.

Из-за темных сосновых стволов взирали кресты, такие же черные, безликие — совсем старые, но еще не истлевшие в труху. Изгородей не было, и Игнату приходилось смотреть под ноги, чтобы не наступить на чью-нибудь осевшую могилу.

— Стой, — тем временем сказал Касьян. — Прошли, кажись.

Он развернулся и забрал чуть левее, мимо обломанного можжевельника. Игнат двинулся следом, и высохшая, будто рука скелета, узловатая ветка кустарника зацепилась за рукав Игнатовой парки.

"Игнаш-шш…" — выдохнул пробежавший по кронам ветер.

Парень вздрогнул, высвободился из цепкого захвата можжевельника и поспешил за Касьяном. Щемящее беспокойство, зародившееся еще на перроне, вернулось снова.

— Дядя Касьян, — Игнат окликнул впереди идущего мужчину. — А она… тоже здесь похоронена?

Ему показалось, что широкие плечи Касьяна вздрогнули.

— Здесь, — эхом отозвался он, и добавил, почему-то понизив голос:

— То, что осталось…

Спину Игната снова будто опалило жаром.

(..то, что осталось лежать на остывшей земле после того, как навь покинула деревню…)

— Пришли.

Касьян остановился так резко, что Игнат едва не влетел в его пахнущий соляркой и прелой овчиной тулуп. Мужчина посторонился, пропуская парня вперед. Но тот не смог сделать и шага.

Вдруг навалилась такая тяжесть, словно весь небесный свод обрушился на его плечи. Игнат даже почувствовал, как подломились его колени. Под локоть предупредительно нырнула шершавая ладонь Касьяна.

— Ну, ну! — донесся откуда-то издалека голос. — Ну что ты, парень? Держись-ка! Держись…

Игнат только смотрел вперед. Туда, где из серой пелены зимнего дня выступил покосившийся деревянный крест. Имя. Дата.

"Два года назад, — вспыхнула запоздалая мысль. — Два года…"

В правый висок вошла раскаленная игла. От ее жара Игнату показалось, что внутри его головы все начало плавиться. Размягченная лава горя не умещалась в замкнутом пространстве черепной коробки, и горячими ручьями выплескивалась наружу. И только потом, слизнув языком соленую влагу, Игнат понял, что плачет.

— Всего два года не дождалась… — прошептал он. — Что ж ты, баба Стеша?

Потом повернул к своему спутнику совсем уж чумазое, перепачканное слезами и грязью, лицо. Попросил:

— Подождите меня в машине, дядя Касьян? Попрощаться наедине хочу…

Касьян понимающе кивнул. Хотел что-то сказать, но передумал, только несильно, по-отечески хлопнул Игната по спине.

Прощание с родными — дело интимное. Да и не гоже постороннему видеть чужие слезы.

Уже и тулуп скрылся из вида, уже и стихли тяжелые мужицкие шаги, а Игнат все стоял у покосившегося креста, и плакал тихо, беззвучно, но горько. Наверное, поэтому он не видел, как над его головой постепенно начали сгущаться тучи. Как в полях поднялась поземка, вздымая крученые снежные вьюны. Как с сосновых лап посыпался иней. Ветер швырнул за воротник щедрую пригоршню снега. Тогда только парень ойкнул, принялся вытряхивать набившийся снег, а, вытряхнув, выпрямился и огляделся.