Нежнее шелка

— Я никуда не собиралась идти. Мне просто захотелось подышать свежим воздухом, — пробормотала Тама, сердито глядя на своих стражей.

Принцесса одета и вооружена, ее намерения очевидны.

— Мы сможем пройтись по саду позже, — предложил настоятель. — Как только узнаем, что ваши враги… э-э-э… очистили территорию.

— Вам нужен сторож, принцесса! — рявкнул Хью. — Или наручники.

— Вы забываете, капитан, что до Эдо я добралась без вашей помощи!

— Извините нас, господин настоятель, — сказал Хью, беря Тама за руку и удерживая, несмотря на ее яростные попытки высвободиться. — Нам нужно кое-что обсудить.

— Я пришлю сообщить, когда можно будет безопасно ходить по нашей территории. Простите меня, принцесса, за излишнюю осторожность, но главный инспектор Хироаки — человек хитрый.

— Понимаю, господин Ябэ. Благодарю за заботу.

— Тогда до вечера. Я сообщу, Хью-сан, о наших успехах в… э-э… о том, как уладились наши дела за пределами стен.

— Благодарю вас. Мы будем ждать здесь. — И Хью крепче сжал свои пальцы, в то время как Тама продолжала вырываться.

Избегая взгляда принцессы, настоятель поклонился и вышел.

Едва они остались одни, Тама повернулась к Хью, глаза ее пылали гневом.

— Будьте любезны, отпустите меня, — сказала она, и каждый ее слог звучал непреклонно и холодно.

— Сначала пообещайте слушаться меня безоговорочно, — отрывисто бросил Хью; ему вовсе не хотелось гоняться за ней и попасть в сеть убийц, посланных Хироаки.

— Чтобы уйти, мне не требуется от вас разрешения, — отрезала она.

— Если бы люди настоятеля вас не остановили, вы уже возвращались бы в Эдо в клетке. Местность кишит шпионами.

— Я проскочу мимо них.

— Только если умеете летать.

— Позвольте мне иметь свою точку зрения на этот счет, — вспылила она.

— А кто вам запрещает? Но в данном случае ваше мнение ошибочно. Поэтому вы останетесь здесь до наступления ночи, добровольно или нет. А теперь я вас отпущу, — сказал он, медленно ослабляя хватку. — Но больше не смейте убегать. Далеко вам все равно не уйти. И я действительно выйду из себя, если вы опять причините хлопоты настоятелю. Ясно?

Ее возмущенное лицо горело, но она решила смириться и не спорить, раз за стенами храма за ней следит каждый монах.

— Пока стемнеет, шпионов Хироаки уже перебьют, и путь перед нами будет открыт. Так что остудите свой гнев и используйте день, чтобы набраться сил, потому что ночью мы пойдем быстро. Я лично намерен завтракать. Вы ко мне присоединитесь?

— А разве у меня есть выбор?

— Конечно. Можете поесть в одиночестве или вообще ничего не есть. Как вам угодно. Но я не намерен играть роль прислуги у молодой глупой госпожи, из-за которой нас обоих могут прикончить. Так что ведите себя прилично и не досаждайте мне.

— Не досаждать вам! Я — принцесса Отари, невежа вы этакий!

— Слушай, избалованная дрянь! — рявкнул он. — Ты не только выводишь меня из себя, ты действительно досаждаешь настоятелю. Веди себя как следует!

— Как вы смеете так со мной разговаривать?! Как вы смеете…

Он остановил поток ее слов, подняв ладони и сурово глядя на нее.

— Прежде чем произнесете еще хоть одно слово, подумайте о том, кто везет вас в Париж. К таким тварям я отношусь нетерпимо.

— Только для женщин, которые всегда со всем согласны, — насмешливо проговорила она.

— Вот теперь мы понимаем друг друга, — мрачно заключил он и поспешил уйти, пока окончательно не вышел из себя.

До конца дня они обособились в разных помещениях, никто не желал заключить перемирие, оба были упрямы и настроены мрачно. Когда сумерки сгустились и настоятель пришел за ними, он улыбнулся, заметив явные признаки размолвки между своими гостями. Но, бросив благосклонный взгляд в прошлое, присущий немолодым людям, и вспомнив ссоры любящих, он расценил ситуацию как «милые бранятся — только тешатся», ведь приятно потом с жаром помириться, и позавидовал молодой паре, которую в будущем ждет восстановление их отношений.

Они шли с ним по храмовому саду, вели вежливые разговоры, но холодность между ними грозила снизиться до мороза. Они восхищались спокойной гладью прудов, изящными мостиками, темными соснами, суровыми песчаными садами с камнями для медитации, маленькими павильонами, разбросанными там и сям и украсившими пейзаж. Там происходили чайные церемонии или читались молитвы на природе.

Они старались обращаться к настоятелю, а не друг к другу. Формальная почтительность и натянутая приветливость, под ними скрывается непримиримость.

Вернувшись в пещеру, настоятель взял на себя труд поведать им о достоинствах прощения. Глядя на них терпеливо, как родитель смотрит на упрямых отпрысков, произнес:

— Если позволительно старому человеку поучать вас, дети мои, то скажу, что вы поступили бы разумно, устранив разногласия. Впереди у вас опасное путешествие. Враги ваши страшны. Противостоять им в одиночку вы, принцесса, не можете, а вы, Хью-сан, обратитесь за помощью к госпоже Отари. Давайте же, — заключил он проникновенно и положил руку на рукоять своего короткого меча, словно напоминая молодым людям о том, что их ждет, — сейчас все исправим.

— Я приношу свои искренние извинения, — учтиво сказал Хью, желая пойти навстречу своему другу и поддержать его авторитет.

— Я прошу прощения, — пробормотала Тама, которая понимала, что, когда ты в гостях, очень важно придерживаться правил хорошего тона.

— Хорошо, значит, это дело мы уладили. — Чисто символические, фразы казались всего лишь обменом любезностями, но господин Ябэ надеялся, что они свидетельствуют о том, что возмущение молодой пары улеглось. — Даже если мои люди уничтожат всех шпионов за пределами нашего монастыря, найдутся и другие, что ждут своей очереди. Вы нуждаетесь друг в друге, поверьте мне.

— Вероятно, я больше нуждаюсь в капитане, — призналась Тама.

«Что правда, то правда». — Хью из вежливости не произнес это вслух, а сказал следующее:

— Я ценю ваше беспримерное умение владеть мечом, принцесса.

— Превосходно. — Настоятель переводил взгляд с одного на другую. — Считайте, ваши возможности уцелеть значительно возросли. А теперь разрешите, я взгляну, вышли ли мои люди, — с улыбкой проговорил он. — Как только возложенная на них миссия будет завершена, я приду за вами. — Поклонившись, он вышел.