Нежное имя мечты

– А вы кто? – спросила я, умильно улыбаясь на всякий случай. Девушка обязана излучать обаяние во время экстремальных ситуаций. Это у нее на роду написано.

– Конь в пальто, Инесса, – ответил красивый мужчина, обалденно смахивающий на Бобылева.

– Фу, как грубо, господин «конь в пальто», – сердито заметила я, со мной редко кто разговаривает в подобной манере. Я никому и никогда не позволяю хамить в моем присутствии.

– Какие мы нежные, – хмыкнул мужчина. Двое конвоиров замерли за моей спиной. Они не дышали. Верные личарды шумно сопели, с присвистом. А что им еще оставалось делать? Глаза ослепли, уши оглохли, языки отсохли, одни свистящие носы им оставили, видимо, на память.

– Могли бы сказать, перешла Рубикон в неположенном месте, – вежливо намекнула я.

– Какой еще Рубикон? – рассмеялся Змей Горыныч. – Инесса, ты действительно такая наивная или только прикидываешься чайником?

– Прикидываюсь, чайник, он и в Африке – чайник, – честно призналась я.

Чистосердечное признание значительно облегчает девичью участь. Это правило я вызубрила назубок еще в «Планете» во времена успешной деятельности на ниве развития российского менеджмента.

– Инесса, придется свернуться, – сказал Змей в обличье Бобылева.

– Как это? – удивленно охнула я. – Я не успела даже развернуться. Еще министр не подписал регистрацию. Магазин официально не открыт. Ждем вестей из столицы. Скоро Альберт заявится с готовой визой. А вы предлагаете свернуться. Рыбкой, что ли?

– Можешь рыбкой, можешь селедкой, можешь хвостиком, – вовсю веселился бобылевский двойник.

Дядя изволили шутить. Наверное, у Змея Горыныча случилось подобающее настроение для веселья. А мне было не до шуток. Кто-то нагло скрутил мне руки за спиной, привел в темный подвал, теперь я должна сворачиваться в селедку и рыбку с хвостиком. Шиш с маслом. Живой не дамся.

– А кто вы такие? Все трое… – Я оглянулась назад, но на плечо легла чужая рука и надавила, сначала с одной стороны, затем те же самые манипуляции произвели с другой. Конвоиры сдерживали мой порыв. Обезглавили бунт. Я осела, как подбитый танк. Гусеницы расползлись. Башня съехала набок.

– Кто вы такие? – заорала я, ощущая нажимы с обеих сторон. Чем больше я орала, тем больше меня придавливали вниз.

– Не важно, кто мы такие. Важно одно, Инесса, ты влезла в чужой огород. Уселась на чужой грядке. Почем твоя мебель? – спросил мужчина строгим тоном. Сейчас он походил не на Бобылева, а на заурядного школьного учителя по физкультуре, нет, скорее, по столярному делу.

– А кому какое дело? – завопила я и тут же осеклась. В ухоженных и напомаженных руках Змея, похожего на Бобылева, я разглядела накладные на мою мебель. Много накладных. Вверху значилось – «Кора». Девушка из загробного царства.

– Ты собираешься продавать мебель в два раза дешевле, чем она идет на питерском рынке. Это не бизнес, Инесса, это – безобразие в чистом виде. Или ты отстегиваешь нам долю, или прикрываешь свою лавочку, причем делаешь это быстро и незаметно, чтобы ни одна сволочь не узнала, что ты была здесь, – он говорил медленно, доходчиво, чтобы у меня не оставалось никаких иллюзий.

– Я не буду отстегивать вам долю, – я отшвырнула чугунные руки с моих плеч. – Это нечестно. Лучше я совсем прикрою лавочку.

– Вот и прикрой, – устало посоветовал человек с обликом Бобылева. – Прикрой. Тебе же спокойнее будет. Нечего лезть на чужое пастбище.

Мне стало страшно. Мне часто бывает страшно от реальной жизни. Но в этот раз в темном подвале мне стало страшно по-настоящему. Реально и чудовищно страшно. Без прикрас. Странно, но я ничем не показала своего страха, видимо, он сидел глубоко внутри. Наружу не выглядывал. Если я соглашусь выплачивать определенную долю этим мерзавцам, они будут беззастенчиво доить плодородную «Кору» до скончания века. Аппетиты будут возрастать в зависимости от роста доходов, причем в геометрической прогрессии. Они даже в царство мертвых доберутся. У них длинные руки. И им не впервой. А я останусь ни с чем. Желанное богатство уйдет в чужие закрома. Я буду работать не покладая сил и рук, а три мужика будут кормиться из моих яслей. И все-таки я отбросила благоразумные мысли. Страх куда-то исчез. Я выступила вперед, грудью бросаясь на шквальный огонь.

– Ничего я прикрывать не стану. И вы от меня ничего не получите. Я не боюсь вас! – я ощерила зубы, изображая идиотскую улыбку. Мне хотелось доказать этому странному человеку, что в мире еще осталась какая-то справедливость, мир не настолько продажный, каким его хотят представить какие-то ряженые злодеи.

– Тогда получи вот это, – Змей Бобылев мягко улыбнулся. Он протянул мне какой-то официальный документ. Я рассмотрела регистрационные значки, угловые штампы и печати «Коры». Эти самые документы Альберт увозил в Москву. На подпись министру. Почему они находятся в руках незнакомого человека? Где Альберт? Они что, самого шикарного курьера замочили и хладный труп закопали тут же, в подвале? Я потянула носом и ощутила слабый приторный запах, слегка сладковатый, будто где-то рядом спокойно разлагался труп человека в дорогом кашемировом пальто.

– Что это? – Я отступила назад, но сзади сопели и наседали преданные оруженосцы подлого Змея. Пришлось сдать позиции без боя. Я шагнула навстречу Змею Горынычу. Он стоял не двигаясь, иезуитски улыбался, держа в руках мои документы. Руки у него не тряслись. Не дрожали. Бумаги повисли мертво, как накрахмаленные.

– Это твои документы. Министр не подписал. Мы приостановили неофициальное ходатайство. Мы думали, что ты сговорчивая девушка. А ты, Инесса, глупая и неразумная женщина. – Он произнес слово «женщина» таким скабрезным тоном, будто это слово являлось бранным и нецензурным, обозначало безнадежно падшую особу. И я почувствовала, как страх вновь зашевелился во мне, разрастаясь внутри меня раковыми метастазами. Я застыла, превратилась в кусок льда. Внутри меня ничего не было. Только страх. Такое отдельное существо, безумно уродливое. И еще была безысходность. Безликий страх и липкая безысходность. Страшное сочетание. Мой магазин укатил в царство мертвых. В зародышевом состоянии. Ушел на тот свет, так и не родившись. Истинная Кора забрала его к себе, в подземную империю покойников.

– Хорошо, я согласна. Ты победил меня, – сказала я, радуясь тому, что страх стремительно испаряется, растворяется на составные части, распадается на атомы и молекулы. Вот он уже перешел в воздушную атмосферу. Подвал заполнился тоскливым удушьем. Я поняла, что победила, жестоко проиграв в поединке с искушением, все-таки победила. Не сдалась. Не продалась. Я победила не дьявола в облике Бобылева. Я победила себя, отказавшись от мифического богатства. Дьявол пал. Он не был готов к такому удару. Змей явно колебался. Его терзали сомнения. Ему хотелось пуститься на уговоры, дескать, остановись, Инесса, не спеши, подумай, прими трезвое решение. Еще можно поставить состав на рельсы. Но Змей Бобылев зловеще молчал. Дьявол интуитивно понимал, он случайно натолкнулся на несгибаемую волю. Ему уже не сломить дух противоречия. Я никогда не соглашусь на сделку с Мефистофелем.

– Я ухожу из «Меркурия». Отправляю мебель обратно в Новгород. Транспортные издержки за мой счет. Линолеум верну в «Школу ремонта». Стеллажи и прилавки продам. Ты выиграл раунд, Змей Горыныч! – Я отступила назад и едва не сшибла с ног двух здоровенных молодцов с одинаковыми физиономиями. Они беспрекословно расступились. Наша взяла. Моя победа не за горами. Я возьму тайм-аут. Наберусь сил и терпения. Воспитаю волю и выдержку. Я приду в «Меркурий» чуть позже. Въеду на белом коне.

Я вышла из подвальной темноты. Солнце бешено сияло, кипело, шкварило, взрывалось. Настоящая магнитная буря. Перепад давления, смена режима. Троица негодяев осталась внизу. Я никогда не узнаю их имен. Я никогда не вспомню их лица. И не буду ворошить в памяти случившееся. Я все вычеркну из памяти. Но подвальные черви навсегда запомнят Инессу Веткину. Навсегда. Я вошла в здание торгового центра. Распорядилась на предмет обдирания стен. Договорилась с ребятами из строительного магазина, чтобы они взяли себе линолеум. На память – долгую и нежную. С любовью от Инессы. Пишите письма. «Грузите апельсины бочками». Фургоны вобрали в себя новгородскую мебель и медленно двинулись в обратном направлении. Они увозили в солнечный день, но в серую и туманную даль все мои надежды и чаяния. А я села в кабриолет и залилась слезами.

Жизнь больше не имела смысла. У меня ничего не клеилось. Я везде была лишней. Зареванная, в потоках слез, я ехала по городу, размышляя о бессмысленности суеты. Сколько дней и ночей потрачено впустую. Моя энергия и мой ум все это время без устали работали на папу Карло. Я выпустила холостой заряд. Не учла современные реалии и споткнулась на ровном месте. Везде пишут и говорят о бандитах, перестрелках, крышах и разборках. В ушах навязло. До сих пор все эти слова оставались для меня пустым звуком. Я даже употребляла иногда эти слова в шутливом тоне. Все бандиты представлялись мне лысыми и стрижеными, с квадратными челюстями и выбитыми зубами, глупыми и циничными, в татуировках, как мексиканские индейцы. А бандиты предстали передо мной в образе Сергея Бобылева. Можно было обратиться за помощью в милицию, к Орлову, например. Я вспомнила милого парня Орлова. Его фуражку с околышем, доверху заполненную коммерческими замыслами. Разбитной мент явно не вписывался в образ спасителя девичьих душ от преступных посягательств. Кабриолет игриво вилял по правой безопасной полосе. Проезжавшие мимо автомобили грозно гудели и пукали, изо всех глаз пялились на меня, заплаканную и несчастную. С трудом я добралась до дома. Гаишники не остановили машину, наверное, на них подействовали магнитные излучения, им явно не до ограбленных девиц, своих бед достаточно. Меня мутило, выворачивало наизнанку. Потеря магазина и денег могут привести любого человека на грань самоубийства. Если бы не моя любовь, я бы свела счеты с жизнью. Я знала, что не смогу преодолеть отвращение к несовершенству земного существования. Не смогу. Никогда.